Найо Марш - Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник) Страница 43

Замолчав, Фабиан искоса взглянул на Аллейна, глубоко затянулся сигаретой и уточнил:

– Разумеется, никто не видел ее живой, кроме убийцы. Бедняжку нашли через три недели на складе брать-ев Ривен в тюке шерсти из Маунт-Мун. Она исчезла как раз во время стрижки овец. Но вы, вероятно, и без меня это знаете.

– Вы действительно искали брошку?

Фабиан чуть замешкался с ответом.

– Без особого энтузиазма, конечно, но искал. Мы рыскали повсюду минут сорок пять. Когда уже почти стемнело, мой дядя нашел ее в клумбе с цинниями, которую он перед этим уже раз десять обшарил.

– А потом?

– Мы вернулись в дом. Все, кроме меня, от усталости опрокинули по стаканчику виски с содовой. Мне, к сожалению, пить нельзя. Урсула поспешила к стригальне, чтобы вручить застежку Флосси. Но там было темно и пусто, и она вернулась в дом. Тетушки не было ни в гостиной, ни в кабинете. Подойдя к спальне, Урсула увидела на двери табличку, которую Флосси вешала на ручку двери, когда не хотела, чтобы ее беспокоили.

В дверь не стучи, в том толку нет.

Услышишь громкий храп в ответ.

Ничего не заподозрив, Урсула подсунула под дверь записку с радостной вестью и удалилась. Вернувшись в столовую, она рассказала нам об этом. Мы пошли спать в полной уверенности, что Флосси мирно почивает в своей спальне. Продолжать?

– Да, пожалуйста.

– Флосси должна была подняться на рассвете, чтобы успеть на почтовую машину. Потом поезд и паром везли ее в столицу, где она обычно появлялась на следующее утро в полной боевой готовности. Накануне подобных вылазок она удалялась на покой очень рано, и горе тому, кто дерзнул бы ее побеспокоить.

Трава сменилась галечником, и машина с плеском переехала через прозрачный горный ручей. Они почти добрались до подножия гор, которые теперь возвышались прямо перед ними. Между разбросанными валунами и гигантскими пучками травы, которые, словно факелы, горели в лучах послеполуденного солнца, краснели проплешины голой земли. Вдали на склонах гор торчали пики пирамидальных тополей, а внизу клубился голубоватый дымок.

– На следующее утро никто, как обычно, не встал, чтобы ее проводить, – продолжил Фабиан. – Почтовая машина приходит в половине шестого. Это своего рода местный сервис. Им занимается фермер, живущий в шести милях отсюда. Трижды в неделю он едет к развилке, куда подъезжает почтовая машина, на которой вы приехали. Обычно останавливается у ворот. Перед этим она всегда ему звонила. На этот раз звонка не было, он решил, что ее подбросил кто-то из нас. Так, во всяком случае, он утверждал. А мы были в полной уверенности, что ее отвез он. Все было четко продумано. Мы считали, что она сидит на своих секретных слушаниях, не спуская глаз со спикера. Она говорила дяде, что собирается выступить в открытом обсуждении. Он включил радио, когда шла трансляция из палаты представителей, и был весьма огорчен, не услышав, как его жена участвует в партийной перебранке и бросает реплики типа «А сами-то вы?», «Сядьте на место», без чего не проходят ни одни парламентские дебаты. Но тогда мы сочли, что Флосси просто приберегает силы. В тот день, когда она предположительно уехала, сюда за шерстью приезжал грузовик. Я видел, как грузили тюки.

Теперь они ехали по сухому руслу ручья, и в ветровое стекло стучала мелкая галька. Фабиан бросил сигарету на пол машины и придавил ее каблуком. Он перехватил руль, и костяшки на руках слегка побелели от напряжения, однако речь его потекла медленнее и спокойнее.

– Я почему-то наблюдал за этим грузовиком. Сначала смотрел, как он едет к воротам. Они находятся довольно далеко от дома. Потом я смотрел, как он вырулил на дорогу и покатил по этому руслу. Тогда здесь была вода. Она струилась и сверкала на солнце. Кстати, уже видна стригальня – длинный сарай, крытый железом. Дом пока не видно, он за деревьями. Видите стригальню?

– Да. А как далеко это отсюда?

– Около четырех миль. В здешнем воздухе все кажется ближе, чем на самом деле. Давайте остановимся, если не возражаете. Я хочу закончить, пока мы не приехали.

– Ничего не имею против.

Когда машина встала, в окно тотчас же ворвались местные шумы и запахи – пахло нагретой солнцем травой, землей и лишайниками, стрекотали кузнечики, с горы, лаская слух, доносился дробный топот овечьего стада.

– Хотя рассказывать уже почти нечего, – возобновил рассказ Фабиан. – Впервые мы заподозрили неладное спустя пять дней после того, как она по лавандовой дорожке удалилась в стригальню. От одного из ее сподвижников пришла телеграмма. Он интересовался, почему она не приехала на парламентские дебаты. Без нее там было как-то пустовато, и братья-парламентарии забили тревогу. Сначала мы подумали, что она по какой-то лишь ей одной ведомой причине решила никуда не ездить. Дядя позвонил в ее клуб и всем ее друзьям. Затем связался с ее адвокатами. С ними у нее была намечена встреча, но она так и не явилась. По их предположению, дело касалось завещания. Флоренс постоянно вносила в него изменения, чтобы ее племянник Дуглас мог распорядиться ее серебром и драгоценностями наиболее достойным образом. Потом последовали другие настораживающие новости. В дальнем углу шкафа ее секретарь обнаружила упакованный чемодан Флосси. А в ящике ее туалетного столика – сумочку с билетами и деньгами. Выяснилось, что Томми Джонс не подвозил ее к почтовой машине. После этого были созданы поисковые партии, которые поначалу действовали стихийно, затем – более организованно.

– Река Мун протекает в ущелье совсем рядом с фермой. Флоренс иногда ходила туда по вечерам. Она утверждала, что на берегу лучше думается. Господи, спаси ее душу. Когда появилась полиция, они ухватились за эту гипотезу и, обшарив все берега, стали ждать, когда бедняжка всплывет десятью милями ниже по течению, где крутился водоворот. Они все еще ждали, когда кладовщик на складе у Ривенов сделал свою страшную находку. Но к этому времени все следы преступления были уничтожены. Сарай тщательно убрали, стригали уехали, прошли сильные дожди, и ни-кто уже не мог точно вспомнить события того вечера. Ваши уважаемые коллеги-детективы все еще продолжают изображать из себя ищеек, обнюхивая все углы. Они периодически возвращаются и в сотый раз задают нам одни и те же вопросы. Теперь, кажется, все. Или нет? – спросил Фабиан.

– Весьма четкое изложение событий, – заметил Аллейн. – Однако мне придется уподобиться моим столь презираемым коллегам и задать вам кучу вопросов.

– Всецело подчиняюсь.

– Прекрасно. Прежде всего изменился ли ваш быт после смерти миссис Рубрик?

– Дядя умер от сердечного приступа через три месяца после ее исчезновения. У нас появилась экономка, миссис Эйсворти, немолодая кузина дяди, которая ссорится с соседями и следит за нашей нравственно-стью. В остальном все осталось без изменений.

– В доме сейчас живете вы, капитан Грейс, который приходится племянником миссис Рубрик, мисс Урсула Харм, ее подопечная, и мисс Теренс Линн, ее секретарь. А слуги?

– Повариха, миссис Дак, которая работает здесь уже пятнадцать лет, и слуга Маркинс. История его появления заслуживает отдельного рассказа. Он своего рода феномен. В этой стране практически нет слуг-мужчин.

– А что вы можете сказать о работниках фермы? Если мне не изменяет память, это мистер Томас Джонс, управляющий, его жена и сын Клифф; потом разнорабочий – я правильно его назвал? – по имени Альберт Блэк, три пастуха, пять приходящих стригалей, сортировщик шерсти, трое мальчишек-подручных, два садовника, скотник и повар на ферме. Правильно?

– Абсолютно точно, даже про скотника не забыли. Вижу, вам и без меня все известно.

– В тот вечер, когда она исчезла, стригали, садовники, мальчишки, повар, сортировщик, пастухи и скотник были на вечеринке в пятнадцати милях отсюда?

– В лейксайдском клубе устроили танцы. Это на главной дороге, – объяснил Фабиан, кивнув в сторону плато. – Дядя разрешил им взять с фермы грузовик. Тогда у нас было больше бензина.

– Значит, на ферме, осталась семья Джонсов, миссис Дак, разнорабочий и Маркинс?

– Совершенно верно.

Обхватив длинными пальцами колено, Аллейн повернулся к собеседнику.

– А теперь, мистер Лосс, – спокойно произнес он, – скажите честно, зачем вы меня сюда пригласили?

Фабиан ударил ладонью по рулю:

– Я же писал вам, что живу в постоянном кошмаре. Посмотрите на это место. Наши ближайшие соседи находятся в десяти милях отсюда. Каково это? Когда в январе настало время стрижки, приехали все те же люди и все пошло по раз и навсегда заведенному порядку. Те же долгие вечера и неизменный запах лаванды, жимолости и жирной шерсти. Сейчас как раз прессуют шерсть, и прошлое как будто ожило. Стригали все время говорят об убийстве. При виде нас они умолкают, но во время каждого перекура неизменно возвращаются к этой теме. На днях я застал мальчишек за интересным занятием – один из них сидел на корточках под поднятой плитой пресса, а другой обкладывал его шерстью. Экспериментируют. Я их шуганул как следует.