Артур Дойл - Убийца, мой приятель (сборник) Страница 48

– Нет, капитан, тебе нельзя туда возвращаться. Заклинаю тебя – не ходи туда! Не ходи туда сегодня. А завтра можешь вернуться. Но только завтра!

Она взяла меня за руку и подтолкнула на тропу, ведущую к Аберу.

И снова я не мог удержаться – обнял её за талию, поцеловал в розовые щёки.

– До свидания, милая Маргарет. Ненавистные тебе англичане не покидают своего поста, но ты дивная, чудная. До свидания, анвилвах, глупенькая!

Ах, как легко обучиться языку любви! Полчаса, проведённые на склоне холма в обществе очаровательной девушки, дадут вам больше в знании уэльского языка, нежели целый курс лекций какого-нибудь профессора, преподавателя кельтской литературы в Оксфорде.

– Вверх по склону, а как перейдёшь ручей, всё время по тропе направо! – прокричала мне вслед Маргарет, когда я зашагал прочь.

Наконец мне удалось добраться до хижины. Уже сама мысль о физической расправе действует на нервы возбуждающе. Осознав ответственность и грозящую мне опасность, я почувствовал прилив сил.

Правда, если безропотно покориться обстоятельствам, ждать, когда тебя свяжут и бросят в тёмный трюм с двумя-тремя ирландцами, ты будешь терпеть лишения всего каких-то несколько часов, а там, глядишь, выпустят на свободу. Однако какой мужчина согласится на такие унижения: уж лучше пускай сразу огреют дубиной по голове! Нет, ни за что, поклялся я себе. Пусть эта забавная комедия, этот фарс – нападение на четырёх безоружных, пусть всё это лучше обернётся трагедией, только бы не восторжествовали злодеи. Однако не мешало бы подумать, чем встретить неприятеля. Постойте: было восемь часов вечера, когда я сидел на перилах моста в Лланкарреге и видел, как над склоном Хенфинидда всходила луна. Восемь часов вечера – я слышал, как прозвучал церковный колокол. Каждый вечер луна восходит на час позднее, значит сегодня взойдёт в девять. В восемь будет уже кромешная тьма, именно тогда они и придут, предпримут атаку. Сейчас четыре, остаётся четыре часа. Но прежде надо заняться личными делами. В кармане у меня лежали банкноты, сто пятьдесят фунтов. Я поместил их в банку из-под табака и сверху заткнул бумагой, заложил мелкими камешками. Затем, выйдя на воздух, стал искать позади хижины подходящее место для тайника. Скала позади хижины была отчасти разломана, чтобы разместить хижину в укрытии. Отбитые глыбы лежали рядом. Я поднял ту, что поменьше, и положил банку с деньгами в углубление, потом опустил камень. Хотя моим банкнотам ничто не угрожало и, окажись я целым и невредимым, мне не составило бы труда их достать, но если меня забьют насмерть, тогда им лежать здесь до Судного дня, а сделать своим наследником Банк Англии или какого-нибудь бедняка-валлийца мне совсем не хотелось. Я должен написать Тому и сообщить, где находится мой депозит, но нужно позаботиться о том, чтобы моё письмо не прочли горняки-валлийцы, замышлявшие напасть на нас: они по всей вероятности, читают по-английски и, очевидно, прослышали, что я получил много денег. Да, бедняге Тому деньги придутся кстати: хоть станет на ноги, расплатится со своими кембриджскими кредиторами. Напишу-ка я ему по-французски, а письмо оставлю в хижине штейгера. Он с женой уехал на проповедь в отдалённую церковь, вернётся завтра, а приглядывать за домом поручил мне.

Я взялся за перо:

Mon cher Tom,

derrière ma hutte à la mine de Dolcarreg, cette hutte avec le toit de feutre, il y a une pile de grandes masses de pierre. Otes la plus haute pierre, c’est une pierre pyramidale, et tu trouveras un pot de tabac; fume le tabac et garde le pot en souvenir de ton frère.

Написав эти строки, я почувствовал облегчение. Пора было подумать об обороне. Могу я положиться на ирландцев?

Почему бы и нет? Они незаменимы в разудалой драке, если, конечно, хватит решимости и отваги в суматохе боя руководить ими.

Трое ирландцев дремали на одеялах в своей хибаре. Я окликнул их, и они спросонья вышли на свет. Что можно сказать о лице истинного ирландца, коренного британца? Оно красноречиво свидетельствует о древней истории, о народе с многовековой традицией; кажется, одни и те же души, за долгие века побывавшие в разных телах, состарились и теперь скорбно взирают сквозь тусклые, уставшие глаза, томятся в ожидании часа, когда их призовут на небо. Такой же взгляд, наверное, у фурии.

Застывшее выражение на их лицах тотчас сменилось игривой улыбкой, когда я поведал, что предстоит драка.

– Господь видит, что мы не дадим в обиду капитана. Вы подождите, сейчас достанем палки. Я в Килабете срубил хороший дубок, командир. Хорошая штука, чёрт подери. Я так огрею этих уэльсцев!

Как я уже говорил, их было трое: Джон Мориарти, Сэм О’Коннор и Питер Блэйк. Рыжеволосый Джон был единственным, кто ещё мог что-то сказать, остальные разговорчивостью не отличались. Ирландцы отправились за инструментом и вскоре вернулись весьма озадаченные.

– Как в воду канули, командир.

Накануне поступил шахтёрский инструмент – ка́йла. Но сейчас, верно, их кто-то похитил.

– Держу пари, они не ушли далеко, – заметил я. – Мастеру Тэффи далеко унести эти кайла не под силу. Но найти их будет непросто. Этак неделю проищем.

– Как же без кайл? – в сомнении проговорил ирландец.

Возле хижины валялось много досок и брусьев, была и циркулярная пила, но что толку драться досками или брусьями? Если б только отыскать кайла. Они насажены на рукоятки из крепкого ясеня, тот способен выдержать удар даже о скальную породу. Что наши враги могли сделать с этим инструментом? Несомненно, он где-то поблизости. Белый след, оставленный на дроблёном кварце, подсказал мне, где могут быть кайла. В дальнем углу сарая стояли штампы, а в ближнем располагались «эрлангеры» и каморка Доминико. Здесь же высилась конической формы гора размолотого в порошок кварца.

Человек, спрятавший кайла, наступил в лужу воды, вытекшей из жёлоба, который шёл к большому колесу. Похититель оставил след на белом порошковом кварце и кашице, размазанной на пороге двери. Потыкав рейкой, я вскоре обнаружил в середине кучи что-то твёрдое. Кайла были действительно спрятаны там. Не прошло и минуты, как мы сняли насадку с шести кайл. Почему бы не вооружиться крепкими рукоятками? В суматохе боя кайло не совсем подходящее оружие. Легко собьёшь с ног первого нападающего – будет чем заняться коронеру[33], но, когда подоспеют остальные, вам в любом случае не поздоровится; хорошей же дубиной можно, если повезёт, оглушить человек трёх.

Доминико не было на месте. Несомненно, он отправился в Лланкаррег и вернётся, вероятно, только к утру.

Каковы наши возможности удержать позицию? Я тщательно осмотрел местность. Плоская возвышенность, местами терраса с полуразработанным карьером, резко сужалась в дальнем конце дороги. В узком проходе, где едва могли разминуться двое, стояла хибарка, в которой жили ирландцы. Выступ скалы отрезал дорогу от этого укромного уголка. Подойти можно было лишь по узкой тропе, выбитой на глубине карьера. Гора внизу была не совсем отвесной, а под углом приблизительно в семьдесят градусов. Итак, оборонительная позиция представляла собой небольшую террасу, на которой стояла моя хижина. У неё было и другое преимущество: она давала нам возможность отступить. В случае поражения можно было подняться на вершину Маммера. Я не стал ни советоваться со своими союзниками, ни разрабатывать тщательный план обороны. Настоящий боевой генерал не любит военных советов, его планы всегда просты, но он отлично видит, когда наступает критический момент, и наносит молниеносный удар по противнику.

Я извлёк урок из беседы с весёлым кучером, подвозившим меня в Долкаррег:

– Если вас, сэр, угораздит повздорить с валлийцем и дело запахнет дракой, не пускайтесь с ним в разговор, не спорьте, он начнёт болтать и так распетушится, что под конец набросится на вас и изобьёт. Когда у него кураж, с ним нелегко справиться. А вы тихонько подойдите к нему и дайте ему как следует по физиономии. Тогда весь кураж у него пропадёт, и он залезет под стол и будет просить прощения.

Я не забыл этот совет.

Было пять часов вечера. Тяжёлые тучи, нависшие над холмами, на мгновение разошлись, море вдали переливалось, залитое светом; закатное солнце расцветило песчаные берега. Наступило время прилива. Далеко в море лиловые холмы, окутанные у подножия лёгкой дымкой, заиграли красками, точно горы, встающие на горизонте.

Там, в Алчестере, мать и старик-отец сейчас, должно быть, пьют чай, матушка принарядилась к вечерней службе, рядом лежит Библия и молитвенник.

В устье реки покачивался на волнах паровой буксир. Судя по чёрному дыму, валившему из трубы, судно разводило пары.

Тут мне пришла на ум мысль. Неприятель, несомненно, предпримет атаку, когда совсем стемнеет. Хорошо бы ослепить его ярким светом. В Алчестерской школе я слыл неплохим пиротехником. В запасе у нас целых два часа. Во всяком случае, можно скоротать время – попытаться приготовить петарду. Пороху много, целые бочки, в лаборатории, кроме того, найдутся сурьма и фосфор. Правда, порох надо было измельчить. Есть большая чугунная ступа, но толочь в ней порох очень вредно для глаз. Однако же О’Коннор безропотно взялся за эту работу: я передавал ему только по пол-унции каждый раз. Опалить бакенбарды он не мог за неимением оных, да к тому же у него была на редкость красная физиономия, не лицо, а сущая харя: проведи по ней раскалённой кочергой – ничего не изменится; словом, за него я не беспокоился. Вооружившись линейкой, камедью и писчей бумагой, которой было предостаточно, я изготовил полдюжины вполне приличных снарядов; к семи часам мы приготовили смесь и начинили снаряды. Затем я повёл своё войско в хижину и стал ждать развязки событий.