Дороти Сейерс - Срочно нужен гробовщик [Сборник] Страница 49

— Это поразило даже сэра Чарлза Пиллингтона, — сказал Паркер, — а он у нас умом не блещет. Я его еле удержал, так он рвался выложить результаты измерений тому парню из «Ивнинг вьюз».

— Вы хотите сказать, что мисс Уиттейкер запаслась обувью и сама оставила эти следы?

— Да, причем после каждого захода возвращалась к машине с другой стороны, через заросли папоротника. Чистая работа! Она ни разу не спутала последовательность следов, какие должны быть сверху, какие внизу. Сумела создать впечатление, что там одновременно были три человека. Каждый набор отпечатков на своем месте, выверено все точно. Дама явно начиталась Остина Фримана[89].

— И что же дальше?

— Думаю, дальше нам удастся доказать, что ее сообщница, миссис Форрест, дожидалась в лесу. Возможно, она занималась отпечатками, пока Мэри Уиттейкер разыгрывала нападение. В любом случае она появилась в лесу уже после того, как те двое оставили свою машину на поляне и ушли завтракать на холмы. Когда Мэри Уиттейкер завершила свою часть работы, они подбросили в «остин» платок и журнал «Черная маска», а сами уехали на большой машине миссис Форрест. У нее темно-синий четырехместный «рено» с шинами марки «мишелин», номер ХО 4247. Известно, что эта машина вернулась в гараж в понедельник вечером, миссис Форрест была в ней одна.

— А где же мисс Уиттейкер?

— Прячется где-нибудь. Но мы ее достанем. Она не может взять деньги со своего счета, банк уже предупрежден. За миссис Форрест следят, и если она попробует передать деньги, то выведет нас прямо к мисс Уиттейкер. Так что в худшем случае возьмем ее измором, не помирать же ей с голоду в своем логове. Но у нас есть еще одна зацепка. Уже сделана попытка свалить всю вину на несчастного родственника мисс Уиттейкер. Он темнокожий нонконформистский проповедник с таким замечательным именем: Аллилуйя Досон. У Мэри Уиттейкер есть по отношению к нему определенные финансовые обязательства, хотя и не оформленные юридически. Любой порядочный человек с уважением отнесся бы к ним, но только не она. Так что бедняга вправе иметь на нее зуб. Вчера утром он пытался получить десять тысяч фунтов по чеку на предъявителя с ее подписью. Причем рассказал совершенно неубедительную историю, будто бы чек пришел с первой почтой, в простом конверте, без всяких объяснений. В результате Аллилуйя задержан как один из похитителей.

— Слишком грубо сработано. У него ведь наверняка есть алиби.

— Думаю, версия будет такая: он нанял пару головорезов, чтобы работу сделали за него. Он служит в миссии в Степни, где, кстати, было куплено лиловое кепи. В округе крутых ребят хватает. Разумеется, мы наведем справки, допросим людей, и подробности о ходе следствия будут во всех газетах.

— А потом?

— Потом мисс Уиттейкер вынырнет где-нибудь в крайне плачевном состоянии и поведает миру душещипательную историю — с учетом всех обстоятельств, разумеется. Если у кузена Аллилуйи не окажется убедительного алиби, мы узнаем, что он возглавлял убийц на месте. Если же удастся доказать, что его там не было, значит, его имя упоминалось преступниками либо бедняжка видела его в какой-нибудь жуткой пещере, куда ее затащили, но ни времени, ни места указать не может.

— Дьявольский замысел!

— Да. Мисс Уиттейкер вообще очень милая дама. Может, у нее и есть что-то святое, но я, право, затрудняюсь сказать, что, именно. А прелестная миссис Форрест — одного с ней поля ягода. Док-мы рассчитываем на ваше молчание. Мэри Уиттейкер должна быть уверена, что мы проглотили все их фальшивые улики, иначе нам не удастся ее задержать.

— Я не болтлив по природе, — сказал доктор. — Вы говорите, банда — пусть будет банда. А мисс Файндлейтер погибла от удара по голове. Я лишь надеюсь, что мой коллега и начальник полиции будут также сдержанны в своих высказываниях. После вчерашнего разговора с вами я их, разумеется, предупредил.

— Все это замечательно, — сказал Уимзи. — Но какие у нас доказательства? Какое обвинение мы собираемся ей предъявить? Кроме того, что она вломилась в тот дом на Хемпстед-Хит и стащила уголь. Да любой стоящий адвокат нас в порошок сотрет! Те двое, по официальной версии, умерли своей смертью, а мисс Файндлейтер… Даже если удастся подтвердить историю с хлороформом, это вам не мышьяк и не цианистый калий: хлороформ любой может достать! И если даже нам повезет, и на гаечном ключе окажутся отпечатки…

— Их там нет, — хмуро сказал Паркер. — Девица знала, что делает.

— А зачем, собственно, ей было убивать Веру Файндлейтер? — вдруг спросил доктор. — Девушка ведь была для нее ценным свидетелем: никто, кроме нее, не может подтвердить алиби мисс Уиттейкер в предыдущем убийстве — если это было убийство.

— Она могла узнать о связи мисс Уиттейкер с миссис Форрест. Вероятно, она уже отслужила свое и становилась опасной. Единственное, на что мы еще можем рассчитывать, так это на встречу наших дам. Как только она произойдет…

— Гм! — произнес доктор Фолкнер, подойдя к окну. — Не хотел бы я сеять панику, джентльмены, но в поле моего зрения в настоящий момент находится сэр Чарлз Пиллингтон, оживленно беседующий со специальным корреспондентом «Уайер». Вы помните, что сегодня утром «Йелл» напечатал вашу сказку про гангстеров на первой полосе, а передовицу посвятил угрозе засилья цветных в стране. Не мне вам говорить, что «Уайер» с радостью совратит самого Архангела Гавриила, лишь бы переплюнуть «Йелл».

— Дьявол! — Паркер кинулся к окну.

— Поздно! — сказал доктор. — Репортер уже на почте. Вы, конечно, можете позвонить в газету и попытаться остановить материал.

Паркер так и сделал. Редактор заверил его в самых изысканных выражениях, что ему пока ничего не известно, но, если статья попадет к нему, он, безусловно, выполнит инструкции господина инспектора.

Редактор говорил правду. Статью получил не он, а его коллега из «Ивнинг бэннер» — газеты, тесно сотрудничавшей с «Уайер». Очень удобно, когда правая рука не знает, что делает левая. Особенно в такие тяжелые времена! В конце концов нельзя же упускать эксклюзивный материал!

Глава XXII. ВОПРОС СОВЕСТИ

Я знаю, ты в религии воспитан,

В тебе есть то, что совестью зовется,

Папистских разных штучек и обрядов

Усердный ты — я знаю — исполнитель.

Канун Иоанна Предтечи пришелся на 23 июня, скромное зеленое убранство, сменившее свадебное одеяние Пятидесятницы, тоже было снято, и алтарь снова засиял девственной белизной. В капелле Пречистой Девы храма св. Онисима закончилась вечерня, легкий фимиам окутывал тусклые своды, низенький служка гасил свечи, и к запаху ладана примешивался менее приятный, но тоже умиротворяющий запах расплавленного воска. Прихожане, в основном пожилые дамы, неторопливо опускались на колени, завершая молитвы. Мисс Климпсон собрала свои многочисленные книжечки, потянулась за перчатками и уронила папку. Папка завалилась за длинную скамью и упала в дальний угол за исповедальней, а из нее посыпался ворох троичных и пасхальных открыток, картинок с ликами святых, листочков с Ave Maria и засушенных веток вербы.

Мисс Климпсон рассерженно охнула — и тут же остановила себя: негоже гневаться в святом месте. «Грешна, — пробормотала она, забирая последнюю из своих отбившихся овечек из-под подушечки, — грешна. Надо учиться владеть собой». Она сложила бумаги обратно в папку, взяла сумочку и перчатки, поклонилась алтарю, уронила сумочку, подняла ее — на этот раз со смиренным видом мученицы — и пробралась через проход к южным дверям храма, где ее уже дожидался ризничий с ключами, чтобы запереть за ней дверь. Она еще раз бросила взгляд на алтарь, одинокий и неосвещенный, на высокие свечи, напоминавшие в полутьме арок привидения, — и слегка вздрогнула. Зрелище было мрачное и пугающее.

— Спокойной ночи, мистер Станнифорт, — поспешила откланяться она.

— Спокойной ночи, мисс Климпсон, спокойной ночи.

После тишины храма она обрадовалась буйству июньского вечера. Ей было не по себе — преследовало ощущение нависшей угрозы. Может, суровый Креститель призывает к покаянию? К осуждению порока и мольбам о милосердии? Мисс Климпсон решила поскорее идти домой, чтобы обратиться к Евангелию и Посланиям Апостолов с их бесконечной любовью и состраданием, столь необходимыми в праздник этого строгого и непримиримого святого.

«И кроме того, — подумала она, — мне надо разложить рассыпавшиеся листочки по кармашкам».

После свежести летнего вечера ей показалось, что в доме душновато, она распахнула окно и расположилась со своим ворохом на подоконнике. «Тайная Вечеря» оказалась рядом с молитвой об освящении вещей: «Благовещение» Фра Анджелико[90]покинуло кармашек 25 марта[91] и застряло в одном из воскресений после Троицы; Святейшее Сердце каким-то образом очутилось в Corpus Christi[92], а… «Боже мой! — воскликнула мисс Климпсон. — Должно быть, я подобрала этот листок вместе с моими».