Агата Кристи - Унесенный потоком Страница 5

В Уормсли-Уэйл давно с завистью заметили, что если у кого и держится прислуга, так только у Фрэнсис Клоуд. Людей к ее дому привлекали не большие заработки и неукоснительное следование традициям, а теплое участие, кипучая энергия хозяйки и ее отношение к ведению домашнего хозяйства как к делу творческому. Фрэнсис не торопила — жизнь приучила ее ждать, и она высоко оценивала любую хорошо сделанную работу, независимо от того, кто ее выполнил — будь то кухарка, горничная или музыкант.

Фрэнсис Клоуд была единственной дочерью лорда Эдварда Трентона, который в окрестностях Уормсли-Хита держал своих скакунов. Хорошо осведомленные люди прекрасно знали, что лишь банкротство помогло ему избежать худшего. Ходили самые разнообразные слухи: о жеребцах, сошедших с дистанции в самый неожиданный момент, о письмах руководителей жокейского клуба. Лорд Эдвард вышел из этого не без подмоченной репутации, но пришел к соглашению со своими кредиторами и удалился на покой, прекрасно устроившись на юге Франции. За это неожиданное везение ему следовало бы благодарить своего поверенного, Джереми Клоуда, который, употребив все влияние и хитрость, сделал для него значительно больше, чем обычно делает адвокат для клиента. Джереми, правда, добился определенных гарантий и для себя, а также дал понять, что неравнодушен к Фрэнсис Трентон. Вскоре после того, как дела лорда Эдварда благополучно уладились, Фрэнсис стала миссис Джереми Клоуд.

Что думала и чувствовала по этому поводу она, никто никогда не узнал. Единственное, что можно точно сказать — свою роль в этой сделке она сыграла превосходно. Она была энергичной и преданной женой, внимательной матерью, всегда защищала интересы Джереми и никогда не произнесла ни единого слова, не сделала ни единого шага, которые могли бы рассматриваться как своевольный порыв.

В свою очередь семья Клоудов относилась к ней с огромным уважением и восхищением. Ею гордились, к ее мнению прислушивались. Правда, они никогда не были с ней особенно близки.

Что же думал о жене сам Джереми Клоуд, никто не знал, потому что никто никогда не мог сказать, что он думает или чувствует. «Сухарь» — так прозвали его люди. Его репутация и как человека, и как юриста была очень высока. Фирма «Клоуд, Бранскилл и Клоуд» никогда даже не касалась подозрительных дел. Хотя она и не относилась к числу первоклассных, но была достаточно надежной и потому процветала. Семья Джереми проживала невдалеке от рынка в красивом георгианском доме с садом, обнесенным старым высоким забором, над которым весной кипело белопенное море цветущих грушевых деревьев.

…Поднявшись из-за стола, супруги перешли в комнату, выходящую окнами в сад. Юная служанка, волнуясь, подала кофе.

Фрэнсис налила в чашку немного ароматного напитка. Он был крепким и горячим.

— Прекрасно, Эдна, — одобрительно произнесла она, поворачиваясь к девушке.

Эдна зарделась от удовольствия, с удивлением думая о том, чего только люди не любят. Кофе, по ее мнению, должен быть бледно-кремового цвета с большим количеством молока. Только тогда он становится таким приятным!

В комнате, выходящей в сад, супруги Клоуд пили черный кофе без сахара. Во время обеда они вели довольно бессвязный разговор, вспоминая о различных знакомых, о возвращении Линн, поговорили о перспективах сельского хозяйства. Сейчас же, оставшись наедине, они молчали.

Фрэнсис, откинувшись на спинку кресла, наблюдала за мужем, который, казалось, ее не замечал. Правой рукой он потирал верхнюю губу. Хотя сам Джереми Клоуд никогда об этом не догадывался, это был его характерный жест, означавший внутреннее волнение. Фрэнсис редко видела это движение. Один раз это произошло, когда их сын Энтони, будучи еще ребенком, серьезно заболел; другой — когда они ожидали решения суда присяжных; третий — накануне войны, когда по радио в любой момент могли раздаться суровые слова; и, наконец, в день отплытия Энтони.

Фрэнсис задумалась. Их семейная жизнь была счастливой, но не отличалась пылкостью и бурными страстями. Она уважала сдержанность своего мужа, так же, как он ее. Даже когда пришла телеграмма о гибели Энтони на фронте, ни один из них не сорвался.

Едва он распечатал телеграмму, как сразу же посмотрел на нее.

«Убит?» — спросила она.

Он наклонил голову, подошел к ней и вложил телеграмму в протянутую руку.

Какое-то время они молчали. «Хотел бы я тебе помочь, дорогая», — произнес затем Джереми. «Тебе так же тяжело, как и мне», — ответила она спокойным голосом. Слез не было. Только в глубине души ощущалась ужасная пустота и боль. «Да, — погладил он ее по плечу. — Да. Нечего сказать, нечего сказать», — повторил он несколько раз, направляясь шаткой походкой к двери. За какие-то несколько мгновений он превратился в старика…

Она была благодарна ему, ужасно благодарна за понимание и сочувствие, и ей было жалко видеть, как он постарел. С потерей сына что-то в ней надломилось. Исчезла простая человеческая доброта. Она стала еще более активной, еще более энергичной, чем прежде, но людей зачастую страшило ее безжалостное здравомыслие…

Джереми Клоуд вновь задумчиво потер верхнюю губу, и в комнате раздался решительный голос Фрэнсис.

— В чем дело, Джереми?

Он вздрогнул, едва не уронив кофейную чашку. Однако взял себя в руки, поставил чашку на поднос и затем посмотрел на жену.

— Что ты имеешь в виду, Фрэнсис?

— Я тебя спрашиваю, в чем дело?

— Какое дело?

— Я хотела бы услышать это от тебя…

Ее голос звучал ровно и строго, без всяких эмоций.

— Да нет никакого дела… — осторожно, но совсем неубедительно произнес он.

Фрэнсис молчала. Она ждала, прекрасно понимая, что отговорки мужа не заслуживают ни малейшего внимания.

Он неуверенно взглянул на нее, и в этот момент маска спокойствия спала с его лица. Фрэнсис увидела такую скрытую боль, что едва сдержалась, чтобы не закричать. Но длилось это какое-то мгновенье, и уже в следующий момент она не была уверена, видела ли она это.

— Думаю, тебе лучше мне обо всем рассказать…

Она говорила по-прежнему спокойно.

Он глубоко вздохнул.

— Ты, конечно, узнаешь рано или поздно, — произнес он и добавил удивившую ее фразу:

— Боюсь, ты совершила невыгодную сделку. Фрэнсис.

Не обратив внимания на непонятный намек, она сразу же перешла к делу.

— Это касается денег? — спросила она.

Почему она сперва подумала о деньгах, Фрэнсис не могла бы сказать: ведь не было никаких признаков финансовых затруднений, за исключением, пожалуй, вполне естественных, но это бывало и раньше. В фирме сократился персонал, и для ведения текущих дел его явно не хватало, но то же самое происходило повсюду, а в последний месяц к ним вновь вернулся ряд прежних сотрудников, демобилизованных из армии. Джереми вполне мог скрывать и болезнь. В последнее время у него был нездоровый цвет лица. Он слишком много работал и крайне сильно уставал. Но, тем не менее, интуиция подсказывала Фрэнсис, что все дело в деньгах, и она оказалась права.

— Да, — ответил муж, кивнув головой.

Фрэнсис молчала, погрузившись в размышления. Лично ее деньги совсем не интересовали, но она знала, что Джереми этого не поймет. Для него деньги вмещали целый мир, и этот мир покоился на четырех столпах: стабильность — обязанность — определенное место и положение в жизни.

Для нее же деньги были просто игрушкой, которую держат ради развлечений. В доме ее отца бывали прекрасные времена, когда жеребцы полностью оправдывали ожидания. Но бывали и тяжелые, когда торговцы прекращали кредит, а лорд Эдвард был готов пойти на любую подлость, лишь бы избежать появления в доме судебного пристава. Как-то они вынуждены были рассчитать всех слуг и целую неделю прожили впроголодь. А однажды, когда Фрэнсис была еще ребенком, судебные исполнители провели в их доме три недели. Ей доставляло удовольствие играть с ними и слушать рассказы об их детях.

Если нет денег, надо либо воровать, либо уехать за границу, либо жить за счет родных и близких. В конце концов, можно попросить у кого-либо взаймы…

Но, взглянув на мужа, Фрэнсис поняла, что в мире Джереми не существует подобных возможностей. Нельзя ни просить, ни занимать, ни жить за чужой счет. (И, наоборот, вы всегда уверены, что никто из вашего круга не попросит у вас ничего подобного).

Фрэнсис стало жаль Джереми, и она почувствовала себя виноватой за свою легкомысленность. Она поняла: спасение зависит от решительных практических шагов.

— Нам надо будет все продать? Фирма терпит банкротство?

Джереми Клоуд поморщился, и она поняла, что говорит глупости.

— Мой дорогой, — нежно произнесла она, — ну расскажи мне все. Не могу же я гадать…

— Два года тому назад у нас был серьезный кризис, — неохотно произнес Джереми. — Наверное, помнишь, когда сбежал молодой Уильямс. Мы с трудом встали на ноги. Затем были трудности, вызванные положением на Дальнем Востоке, сложившимся после Сингапура…