Агата Кристи - Врата судьбы Страница 5

– Не вижу никакого смысла в том, чтобы проявлять любопытство. А что у нас на сладкое?

– Торт с патокой.

– Должен тебе сказать, Таппенс, кормишь ты меня восхитительно.

– Рада, что тебе нравится, – сказала Таппенс.

– А что в пакете, который стоит за дверью? Заказанное нами вино?

– Нет, там луковицы.

– Ах так! Луковицы.

– Тюльпаны, – уточнила Таппенс. – Схожу к старику Айзеку, расспрошу, как с ними обращаться.

– Где ты собираешься их посадить?

– Думаю, вдоль центральной дорожки в саду.

– Бедный старикан, у него такой вид, словно он вот-вот отдаст концы, – заметил Томми.

– Ничего подобного, – возразила Таппенс. – Он очень даже крепкий, старина Айзек. Знаешь, я пришла к выводу, что все садовники такие. Настоящий садовник – если это действительно хороший садовник – достигает зрелости к восьмидесяти годам. А вот если ты встречаешь крепкого, здорового парня, который говорит тебе: «Мне всегда хотелось работать в саду», то будь уверен – он никогда не станет хорошим садовником. Такие всегда готовы сгрести в кучу и убрать опавшие листья, но, если их попросить сделать что-то серьезное, они непременно ответят, что сейчас не подходящее для этого время. А поскольку никогда не знаешь, какое именно время подходящее – я, по крайней мере, этого не знаю, – то им ничего не стоит тебя переспорить. А вот Айзек – человек удивительный. Он всегда все знает. В пакете должны быть еще и крокусы, – вдруг вспомнила она. – Интересно, не забыли они положить крокусы? Ну, посмотрим. Сегодня Айзек как раз должен прийти, и он мне все расскажет.

– Вот и прекрасно, – сказал Томми. – Потом я тоже выйду к вам в сад.

Разговор с Айзеком доставил Таппенс огромное удовольствие. Луковицы высыпали из пакета, отобрали самые лучшие, обсудили, где именно их следует посадить. Сначала нужно было определить место для ранних тюльпанов, которые станут радовать глаз уже в конце февраля, затем для пестрых, у которых такой красивый ободок, и, наконец, для тюльпанов, которые, насколько было известно Таппенс, носили название viridiflora. Они расцветут в мае или в начале июня и будут изумительно красиво выглядеть на своих длинных ножках. А у этих совершенно необычный цвет – нежно-зеленый, пастельный. Они решили, что их следует посадить все вместе, кучкой, где-нибудь в отдалении, чтобы потом их можно было срезать и поставить в гостиной – получится великолепный букет. Но можно и высадить вдоль прямой тропинки, ведущей от калитки к дому, где ими будут восхищаться приходящие в дом гости. Помимо всего прочего, там они будут способствовать развитию художественного вкуса посыльных из мясных и бакалейных лавок, доставляющих на дом какую-нибудь баранью ногу или ящик с овощами.

В четыре часа Таппенс поставила на кухонный стол коричневый чайник со свежей крепкой заваркой, сахарницу с кусковым сахаром, кувшинчик с молоком и позвала Айзека, чтобы тот подкрепился перед уходом. Потом пошла искать Томми.

«Заснул, верно, где-нибудь», – подумала она, переходя из одной комнаты в другую. Она обрадовалась, увидев голову, торчащую из зловещей ямы на лестничной площадке.

– Здесь я закончил, мэм, теперь можно не беспокоиться. Все в порядке, – сообщил ей электрик, заверив, что на следующее утро начнет работать в другой части дома.

– Очень надеюсь, что вы действительно появитесь, – сказала Таппенс и добавила: – Вы случайно не знаете, где мистер Бересфорд?

– Вы имеете в виду вашего мужа? Он, мне кажется, наверху. Там что-то упало. Да, и что-то довольно тяжелое. Скорее всего, книги.

– Книги! – воскликнула Таппенс. – Ну, знаете!

Электрик удалился в свой подземный мир под проходом, а Таппенс отправилась на чердак, превращенный в еще одну библиотеку, специально для детских книг.

Томми сидел на верхней ступеньке невысокой лестницы. Вокруг него на полу лежало несколько книг, тогда как на полках зияли пустые места.

– Вот ты где, – сказала Таппенс, – а еще уверял, что тебе все это неинтересно. Сидишь себе и почитываешь. Все мне тут разорил, а я-то старалась аккуратно расставить эти книги.

– Прости меня, пожалуйста, – сказал Томми. – Просто мне захотелось кое-что посмотреть.

– Тебе не попались еще какие-нибудь книги с подчеркнутыми словами?

– Нет. Ничего такого не попадалось.

– Вот досада! – огорчилась Таппенс.

– Это, верно, была работа Александра, мастера Александра Паркинсона.

– Верно, – сказала Таппенс. – Один из Паркинсонов. Из этих многочисленных Паркинсонов.

– Он представляется мне довольно ленивым мальчишкой, хотя, конечно, ему пришлось как следует потрудиться, чтобы подчеркнуть все эти слова. Однако здесь больше нет никакой информации о Джорданах, – сказал Томми.

– Я спрашивала старого Айзека. Он многих знает в этих краях и уверяет, что не помнит никаких Джорданов.

– Что ты собираешься делать с бронзовой лампой, которая стоит возле входной двери?

– Хочу отправить ее на распродажу «Белый слон»[3].

– Почему это?

– Знаешь, она меня всегда раздражала. Мы ведь купили ее где-то за границей, верно?

– Да, не могу понять, зачем мы ее купили, должно быть, просто сошли с ума. Тебе она никогда не нравилась, ты говорила, что ненавидишь ее. Ну что же, я согласен: ее нужно продать. Она к тому же страшно тяжелая.

– А вот мисс Сандерс ужасно обрадовалась, когда я сказала, что лампу можно забрать, и уже готова была тащить ее на себе, но я сказала, что привезу ее на машине. Мы как раз сегодня должны все туда отвезти.

– Я сам отвезу, если хочешь.

– Нет, я сама, а еще лучше, если мы сделаем это вместе.

– Отлично, – сказал Томми. – Поеду с тобой в качестве грузчика.

– Думаю, там кто-нибудь найдется, чтобы таскать тяжелые вещи, – сказала Таппенс.

– Может, найдется, а может, и нет. Не хватай, а то испачкаешься.

– Ну ладно, – согласилась Таппенс.

– Ты ведь не просто так решила поехать, у тебя есть на то причина, разве не так? – спросил Томми.

– Ну, мне просто захотелось поболтать немного с людьми.

– Никогда не знаешь, что у тебя на уме, Таппенс, но, судя по тому, как у тебя блестят глаза, я вижу, ты определенно что-то затеяла.

– Только раньше выведи Ганнибала погулять. Я не могу взять его с собой на эту распродажу. Не хочется потом разнимать собачьи драки.

– Ладно. Пойдем гулять, Ганнибал?

Ганнибал, по своему обыкновению, отреагировал немедленно. Ошибиться в его реакциях – положительных или отрицательных – было невозможно. Он вилял хвостом, изгибался всем телом, поднимал то одну, то другую лапу, терся о ноги Томми.

«Правильно, – говорил, очевидно, он, – для того ты и существуешь, мой верный раб. Мы с тобой отлично прогуляемся по улице. Надеюсь, там будет что понюхать».

– Пошли, – сказал Томми. – Веди меня, только не выбегай на дорогу, как ты это сделал в прошлый раз. Чуть было не угодил под этот ужасный контейнеровоз.

Ганнибал посмотрел на хозяина с явным укором, словно говоря: «Я всегда был хорошей собакой. Всегда слушался и делал то, что мне велят». Сколь бы фальшивым ни было это заявление, оно частенько обманывало даже тех, кто находился с Ганнибалом в самом тесном контакте.

Томми отнес бронзовую лампу в машину, ворча по поводу ее тяжести. Таппенс уехала на машине. Убедившись в том, что машина завернула за угол, он прикрепил поводок к ошейнику собаки и вывел ее на улицу. Свернув в переулок, ведущий к церкви, он отцепил поводок, поскольку там не было почти никакого движения. Ганнибал по достоинству оценил это благо и принялся старательно обнюхивать и обследовать каждый пучок травы, пробивавшийся в щели между стеной и примыкающим к ней вплотную тротуаром. Если попробовать выразить словами то, что он в эти минуты испытывал, то, скорее всего, получилось бы следующее: «Великолепно! Такой густой запах! Большая, должно быть, собака. Верно, тот самый мерзкий эльзасец. – Глухой рык. – Терпеть не могу эльзасцев. Если увижу того, кто меня однажды цапнул, непременно вздую, и как следует. Ах! Превосходно! Великолепно! Такая прелестная маленькая сука. Да, оч-чень хотелось бы с ней встретиться. Интересно, где она живет? Может, где-нибудь поблизости. Думаю, ее выводят из этого дома. Не зайти ли?»

– Ко мне, Ганнибал, нельзя заходить во двор, – позвал собаку Томми. – Это не твой дом, зачем же туда соваться?

Ганнибал сделал вид, что не слышит.

– Ганнибал!

Пес с удвоенной скоростью бросился к черному ходу, ведущему в кухню.

– Ганнибал! – крикнул Томми. – Ты меня слышишь?

«Слышу ли я тебя, хозяин? – мысленно отозвался Ганнибал. – Разве ты меня звал? О да, конечно».

До его ушей донесся громкий лай из-за закрытой двери кухни. Пес бросился назад, к спасительным ногам хозяина, и несколько шагов послушно следовал за ним.

– Хороший мальчик, – похвалил его Томми.

«Я и есть хороший мальчик, разве не так? – отозвался Ганнибал. – Как только потребуется моя помощь, нужно будет тебя защитить, я тут как тут, рядом с тобой».