Энтони Беркли - Осторожно: яд! Страница 5

— Глен, нам пора уходить, — сказала Рона.

Френсис тронула меня за плечо.

— О нет! — запричитала Анджела. — Рона, я вовсе не это имела в виду. И не хотела разрушать компанию. Еще рано. Я просто потихоньку уйду к себе наверх, а вы оставайтесь, поговорите. Джон, налей им что-нибудь выпить.

— Конечно, дорогая, — заверил ее супруг.

— Я должна идти, — сказала Дейзи. — Обещала быть дома к одиннадцати. Так что, с вашего позволения, пойду оденусь. Все порядке, Анджела, не беспокойтесь. — Она торопливо вышла из комнаты.

Анджела посмотрела на нас, невинно улыбаясь.

— Тогда, если никто не возражает, я пойду…

— Тебя проводить наверх, дорогая? — спросил Джон.

— Это очень мило с твоей стороны, дорогой, но я пока не совсем беспомощна.

Анджела грациозно поднялась с кушетки. Ее стройная фигура, затянутая в безукоризненно пошитое черное вечернее платье, казалась неземной, бесплотной. Эффект подчеркивали бледность лица и дивные золотисто-пепельные волосы. Она являла собой удивительный контраст здоровью и основательности своего супруга. Мне было известно, что Анджеле тридцать шесть лет, но в отличие от Роны она выглядела, во всяком случае, при мягком свете гостиной, не старше двадцати пяти. И постоянные недомогания, преследующие ее с малых лет, внешность не портили.

Анджела нерешительно двинулась в сторону лестницы с блуждающей улыбкой на губах, всем своим видом показывая, что сама сильно удивлена, что может подняться наверх без посторонней помощи.

Вернулась Дейзи в плаще, помахала хозяйке.

— До свидания, Анджела, спасибо за прекрасный вечер. — Она повернулась к Уотерхаусу. — Все в порядке, Джон, не беспокойтесь, Гарольд меня проводит, верно, Гарольд?

— Конечно, Дейзи, — с готовностью отозвался ее кавалер.

Мне нравилась Дейзи. Она была настоящей провинциальной девушкой. То есть выходила гулять в любую погоду, всегда говорила то, что думала. Я не сомневался, что в конце концов она найдет себе мужа.

С возрастом я все больше стал склонен заниматься самоанализом. Копаться в себе, выискивать причины моего комплекса неполноценности. Признаюсь, меня всегда мучило, когда я чувствовал, что некто превосходит меня своим интеллектом. Вот и сейчас, когда Дейзи и Гарольд ушли, я принялся сравнивать каждого из оставшихся с собой.

Надо сказать, особой скромностью я не отличаюсь, но способен быстро оценить интеллект и другие качества ближнего и, если нужно, признать его превосходство. Для своих друзей я уже давно составил своеобразную табель о рангах, где каждому отвел соответствующее место. Гарольд Чим, например, ничем не превосходил меня, и я даже ставил себя в этой табели о рангах выше Гарольда, но, признаюсь, иногда завидовал его смелости без колебаний ринуться в дебри, куда я не решился бы ступить. И в этом смысле я ставил его выше себя.

Что касается шестерых оставшихся в комнате после ухода Гарольда и Дейзи, то каждому из них было суждено сыграть определенную роль в драме, которая разыгрывалась перед нашими глазами, хотя мы тогда этого не осознавали. Среди них в табели о рангах я ставил себя на шестое место.

О Френсис замечу лишь, что она, несомненно, умнее меня. Досадно признавать этот факт, но никуда не денешься. На первое место без всяких сомнений я поместил Рону Брум. По понятным причинам Джон Уотерхаус шел сразу за ней. А вот с Гленом было сложнее. Мне не нравилось ставить его выше себя, поскольку я знал его с детства. А в том возрасте у меня было неоспоримое превосходство, которое нелегко уступать. Но приходилось, тут уж ничего не поделаешь. Мы уже давно не были детьми, а Глен Брум слыл в округе превосходным доктором, в то время как я не мог бы назвать себя даже хорошим садоводом.

Об Анджеле стоит поговорить особо.

Я попытаюсь описать ее с точки зрения последующих событий, хотя в успехе не уверен. Начну с того, что красавицей она не была. Симпатичная? Пожалуй. Мужчин она привлекала, это несомненно, но познакомившись с ней, обезоруженные ее хрупкой прелестью, они не знали, что делать дальше.

Незнакомых Анджела поначалу приводила в некоторое замешательство. Им казалось, что она смотрит на них свысока, держится вежливо и холодно. Это ощущение усилилось бы, знай они о ее происхождении, о том, что она выросла в старинной знатной семье. Я знал, что никакой это не снобизм, что просто она такая , но все равно это качество в ней меня тоже раздражало.

Джон Уотерхаус прекрасно сознавал, какое впечатление производит его жена, и, наверное, ему это было неприятно. Однажды в разговоре с Френсис он признался, что всегда хотел объяснить людям, что этот ее вид ничего не значит. Что непросто ощущать себя вечно больной, и она всего лишь смущена. Но знал ли он по-настоящему свою жену, это вопрос. Но кто из нас может похвастаться этим? Вот я, например, совсем не уверен, что досконально знаю, что собой представляет Френсис.

Как потом оказалось, наша беседа имела большое значение для раскрытия подоплеки развернувшихся событий. Потом каждая реплика, каждое замечание приобрели особый смысл. Разумеется, тогда никто из нас всему этому не придавал никакого значения.

Давайте я теперь наконец продолжу.

Значит, Джон проводил Гарольда и Дейзи и вернулся в гостиную. Я запомнил даже такую незначительную деталь, что Анджела спросила Рону о следующей встрече в Литературном обществе, где Рона была почетным секретарем. Впрочем, к делу это не относилось.

Итак, Джон вошел в гостиную. Френсис говорит, что стояла спиной и ничего не заметила. А вот Рона, увидев лицо Уотерхауса, воскликнула:

— Джон, что с вами?

С этого, собственно, все и началось.

Я помню, что у Джона, когда он отвечал, голос был немного сиплый:

— Ничего. А почему вы спросили?

— У вас вид, как будто вы страдаете от сильной боли.

Джон рассмеялся.

— А, чепуха. Просто что-то желудок схватило. В последнее время у меня бывает.

— Глен, — она оглянулась на брата, — его нужно посмотреть.

— Я не против, — протянул Глен в своей ленивой манере, которую, я думаю, его пациентки находят привлекательной. — Но можно поставить диагноз на расстоянии. Начальная стадия язвенной болезни желудка, вызванной многолетним неправильным питанием, употреблением тяжелой жирной пищи и выпивкой, а также курением. Откажитесь от своей противной трубки и прочего хотя бы на полгода, и приступы прекратятся.

Джон улыбнулся:

— Спасибо, но в таком случае я предпочту приступы.

— О, Джон! — воскликнула Анджела с лестницы. — Вы знаете, он совершенно не следит за своим здоровьем.

— Язва желудка, насколько я знаю, это серьезно, — заметила Френсис.

— Именно так и сказал бы Гарольд, будь он здесь, — добавил я.

Рона повернулась к брату.

— Может, ты выпишешь ему что-нибудь?

В ее голосе ощущалась непривычная нервозность.

— Конечно, можно, — отозвался Глен. — Но какая польза? Джон все равно не будет принимать лекарства. Он ведь адепт Христианской науки [4].

— Я так никогда не говорил.

— О, я уверена, Джон ни о какой Христианской науке ничего не знает! — снова воскликнула Анджела. — Верно, Джон?

— Конечно, — ответил муж.

— Но он все равно отказывается принимать лекарства, — посетовала Анджела.

Любой человек, не принимающий лекарства, казался ей странным. Потому что для нее они были обычной составляющей рациона. Возможно, лучшей.

— Не в этом дело, — подал голос Глен. — Просто Джон необыкновенно упрямый. Проглотит булавку и станет утверждать, что совершенно не чувствует боли.

Джон кивнул с улыбкой.

— Не стоит зря тратить время, мой любезный. Ваши лекарства я все равно принимать не буду. Если пришлете, тут же вылью в раковину.

— О, Джон, как ты резок, — с укором заметила Анджела. Выливать в раковину лекарства было для нее чудовищным кощунством.

— Мой дорогой друг, — отозвался Глен, — не переживайте. Никаких лекарств я посылать вам не намерен. И мне безразлично, как бы вы с ними поступили. Так что живите и наслаждайтесь своими приступами, и пусть ваша язва успешно развивается. Если вам так приятнее.

Мы помолчали, чувствуя некоторую неловкость, прекрасно понимая, что за легкостью пикировки между Джоном и Гленом кроется что-то весьма серьезное.

Обстановку разрядила Анджела.

— Я как раз вспомнила, Глен. У меня тоже что-то не в порядке с желудком. Может быть, мы оба съели что-то не то?

— Завтра утром я обязательно зайду к вам и посмотрю, — пообещал Глен.

— Спасибо. И тогда, может быть, вам удастся посмотреть Джона, если он перестанет упрямиться и хотя бы на десять минут оставит свою работу. — Она обвела нас взглядом. — А теперь, если вы не возражаете, я потихоньку пойду. А ты, Джон, ухаживай, пожалуйста, за гостями. Я уверена, они истосковались без выпивки. Спокойной всем ночи.