Джозефина Тэй - Поющие пески. Дело о похищении Бетти Кейн. Дитя времени Страница 5

— Полагаю, что я не пробуждаю в тебе такого доверия, — сказал Грант, занятый открыванием чемодана.

— Не так отчетливо. И, во всяком случае, не таким образом. Ты был бы опорой, если бы все должно было ПЛОХО кончиться.

С этим загадочным утверждением она направилась к двери.

— Не сходи вниз, пока не пожелаешь. Можешь вообще не спускаться, если тебе так хочется. Позвони только, как проснешься.

Ее шаги прозвучали в коридоре, и тишина охватила комнату.

Грант разделся и бросился на постель. Через минуту ему пришло в голову: нужно завесить окно, потому что свет не даст уснуть. Он медленно открыл глаза, желая оценить, насколько ярок свет, и увидел, что блеска в окне уже нет. Светло было только на улице. Он поднял голову, удивленный этим феноменом, и понял, что уже позднее послеполуденное время.

Отдохнувший, повеселевший, он повернулся на спину и лежал, вслушиваясь в тишину. Вечную тишину. Он впитывал ее и наслаждался ее чудесным действием. Никакого замкнутого помещения аж до Портленд-Фирт! Нет, дальше: до Северного полюса. Через широкое открытое окно он видел предвечернее небо. Посеревшее, хотя еще слегка осветленное. Такое небо не предвещало дождя, было эхом тишины, обволакивающей этот счастливый, спокойный мир.

Но ничего, если не ловить рыбу, то можно ходить на прогулки, а в крайнем случае поохотиться на кроликов.

Он смотрел, как на фоне неба постепенно темнеют тучи, и думал, на ком Лаура теперь захочет его женить. Удивительно, как все замужние женщины настроены против неженатых мужчин. Если они были счастливы, как Лаура, то считали супружество единственно подходящим положением для взрослого человека, если он не калека или не имеет других серьезных препятствий. Если же их замужество было неудачным, то они злились на всех, кто избежал этого поражения. Сколько раз он приезжал в Клюн, столько раз Лаура подсовывала ему какое-нибудь старательно подобранное женское существо. Конечно, ничего не говорилось о замечательных качествах этого создания, просто ему подсовывали его под нос, чтобы он мог сам оценить все достоинства. Она никогда не дала ему почувствовать, что разочарована его поведением, если он не высказывал особого интереса к кандидатке. Просто в следующий раз у нее была уже новая идея.

Откуда-то издалека доходил приглушенный звук. Это могло быть ленивое кудахтанье курицы или стук фарфора. Он слушал минуту в надежде, что это курица, пока с сожалением не убедился, что это приготовления к полднику. Нужно вставать. Пат уже, наверное, вернулся из школы. Бриджит окончила свой послеобеденный сон. Это похоже на Лауру, она даже не заставляла его восхищаться дочерью, не ожидала от него возгласов удивления, как этот ребенок вырос с прошлого года, какой он умный и красивый. Лаура даже не вспомнила о Бриджит. Ребенок был просто юным созданием вне области внимания, как остальные животные в хозяйстве.

Он встал, пошел выкупаться и через двадцать минут сошел вниз, чувствуя впервые за много месяцев, что голоден.

Семейная сцена, какую он увидел через дверь гостиной, показалась ему сошедшей с картины Зоффани. Гостиная в Клюне занимала почти всю первоначальную поверхность старого дома, составляющего теперь одно крыло нового здания. В ней было больше окон, чем бывает обычно в такой комнате, но толщина ее стен создавала милое чувство безопасности и тепла. Окна выходили на юго-запад, поэтому тут было светлее, чем в других помещениях. Вся домашняя жизнь концентрировалась здесь, как в каком-нибудь средневековом замке. Только обедали и ужинали в другой комнате. Большой круглый стол возле камина служил для завтраков и полдников, остальная же часть комнаты выполняла роль кабинета, салона, музыкальной комнаты, детской и оранжереи. «Йохан не изменил бы тут ни одной детали», — подумал Грант. Тут было все, что нужно, включая пса, ожидавшего под столом вкусный кусок, и Бриджит, игравшую на ковре перед камином.

Бриджит была светловолосым тихим ребенком, проводящим целые дни в неустанном складывании и перекладывании игрушек.

— Сама не знаю: или этот ребенок недоразвит, или гениален, — сказала Лаура.

Но несколько секунд внимания, с которым Бриджит приняла приезд Гранта, убедили его, что шутливый тон Лауры является в этом смысле вполне обоснованным. Ребенок — как называл ее и Патрик — был правильно развит. Пат называл ее так, чтобы подчеркнуть собственную принадлежность к группе взрослых, право на это давало ему шестилетнее старшинство и собственное убеждение.

У Пата были рыжие волосы и холодные, серые глаза. Он был одет в зеленый кильт,[1] серо-голубые носки и старый свитер. Гранта он приветствовал бесцеремонно и по-свойски. Пат охотнее всего употреблял язык, который его мать определяла как диалект графства Пертшир, поскольку его лучшим школьным товарищем был сын пастуха из Киллина. Он мог, конечно, если хотел, говорить на отличном английском, но это был всегда плохой знак. Если он с кем-то ссорился, то это происходило на отличном английском языке.

Во время полдника Грант спросил мальчика, решил ли он уже; кем будет, когда вырастет. С четырех лет Пат отвечал на это так: «Вопрос еще открыт». Это был оборот, заимствованный у отца, который выполнял функции мирового судьи.

— Да, — отвечал Пат, густо намазывая джемом кусок хлеба. — Я уже решил.

— Замечательно! Ну и кем ты будешь?

— Революционером.

— Я надеюсь, что никогда не дойдет до того, чтобы мне пришлось тебя арестовать.

— Не сможешь, — просто ответил Пат.

— Почему?

— Потому что я буду ХОРОШИЙ, — объяснил Пат, еще раз протягивая руку к розетке с джемом.

— Наверное, именно подобное значение придавала этому слому королева Виктория, — бросила Лаура, отбирая у Пата джем.

Именно это он больше всего любил в ней — шутливый тон, скрывающий материнские чувства.

— У меня есть для тебя рыба, — сказал Пат, передвигая весь джем на одну половину куска, чтобы хотя бы таким способом получить нужный толстый слой. — Под скалой в низовье Кудди. Если хочешь, то я одолжу тебе свою мушку.

Поскольку Пат был обладателем целой коробки, полной приманок для рыб, «моя мушка» могло означать только «мушку, которую я сам выдумал».

— Как выглядит мушка Пата? — спросил Грант, когда мальчик встал из-за стола и вышел из комнаты.

— По-моему, это ужасный предмет, — сказала Лаура.

— Он уже поймал что-нибудь на нее?

— Представь себе, что поймал, — ответил Томми. — Думаю, и среди рыб можно встретить простаков.

— Бедные создания просто раскрывают рты от удивления, — сказала Лаура, — а когда закрывают, то уже слишком поздно. Завтра суббота, поэтому ты сам сможешь проверить ее действие. Но мне кажется, что если уровень воды не поднимется, то этот шестифунтовый великан, который сидит в Кудди, не выплывет на поверхность.

И действительно, Лаура оказалась права. Субботнее утро было солнечным и недождливым, шестифунтовый же великан из Кудди был слишком озабочен сложившейся ситуацией и слишком охвачен желанием путешествовать в верховье реки, чтобы его могли прельстить какие-то развлечения на поверхности. Поэтому было предложено, чтобы Грант с Патом пошли с удочкой на озеро. Оно находилось на расстоянии каких-нибудь двух миль. Это был плоский водоем среди понурых вересковых зарослей. Если на Лохан-Ду было ветрено, то порывы ветра вырывали леску из воды и удерживали ее под прямым углом к удочке, так что она была натянута, как телефонный провод. Если было спокойно, то комары съедали человека живьем, а форели выставляли головы над поверхностью воды и открыто смеялись над рыбаком. Но если форель не являлась для Гранта желанной добычей, то для Патрика роль помощника несомненно была вершиной счастья. Радость поплавать по озеру на лодке была обычно для него недоступна; лодка на озере была на замке.

Итак, Грант пошел по дорожке через сухие вересковые заросли, а Пат следовал за ним, отступив на шаг, как хорошо воспитанная охотничья собака. Грант, уходя, чувствовал удивительное внутреннее сопротивление по отношению к этой прогулке и думал о причине своего нежелания.

Может быть, форель и не была для него идеалом рыбы, но ведь довольно приятно провести день с удочкой в руках, даже если ничего не поймаешь. Он был абсолютно счастлив на воздухе, свободный и беззаботный, чувствовал под ногами упругость торфа, а вокруг были горы. Откуда же это подсознательное нежелание? Почему вместо того, чтобы взять лодку и плавать целый день по озеру, он предпочел бы крутиться около дома?

Они прошли больше мили, пока Грант выискал причину в своем подсознании. Он хотел остаться в Клюне, чтобы просмотреть сегодняшнюю газету.

Он хотел найти там известие о «Би-семь».

«Би-семь» исчез вместе со всеми трудностями путешествия и чувством унижения. Его сознание выключило эту тему с момента, когда после приезда он бросился на постель, и до настоящей минуты, на двадцать четыре часа… Однако оказалось, что «Би-семь» его не оставляет.