Эми Майерс - Преданный слуга Страница 5

— А письмо?

Холмс пожал плечами:

— Мы можем, конечно, поискать, но ничего не найдем. Вы заметили, как я старался не шуметь по пути сюда? Я рассудил, что «крест с опорой» указывал на одиннадцать часов, а не на девять, поскольку трудно рассчитывать, что джентльмен и его слуга покинут дом в точно обозначенное время. Однако с ее острым умом баронесса могла ввести нас в заблуждение, предвидя мои дедуктивные выводы, — я должен был это понять. Как она и задумывала, мы приехали поздно, Ватсон.

— Но она вряд ли способствовала бы собственному убийству, Холмс, — возразил я.

— Думаю, планировался другой конец игры, Ватсон. Не будь Мейер злым монстром, что он в очередной раз доказал, я практически не сомневаюсь, что мы приехали бы лишь для того, чтобы кухарка передала нам записку от баронессы, иронизирующей по поводу нашего опоздания. Так как это… — Он прервался, поскольку дверь позади нас открылась.

— Доброе утро, мистер Холмс, доктор Ватсон. — Лестрейд окинул взглядом тела. — Ну и чехарда! — заметил он спустя мгновение.

— Мейер опередил нас обоих, Лестрейд. Я не сомневаюсь, что возницей телеги с молоком, которая чуть не сбила меня с ног, был именно он.

— Мне послать моих людей на поиски Мейера, мистер Холмс? Мы можем проследить за ним и обыскать его дом.

— А он благополучно спрячет письмо в другом месте. Он должен вручить его своим европейским хозяевам.

— Каждый порт будет под наблюдением, все суда. Даже прибывшие с дипломатической миссией.

— Хорошо, хорошо, — рассеянно пробормотал Холмс.

— А если он, допустим, пошлет письмо фон Гольбаху почтой или передаст через контрабандистов, чьи лодки могут пришвартовываться где угодно? — спросил я.

— Такой трофей слишком ценен, — ответил Холмс. — Нет, он вручит его лично.

— Тогда это произойдет не в Германии, — заявил Лестрейд решительно. — А если фон Гольбах пожалует сюда, мы задержим его.

— Ни в коем случае, Лестрейд. Фон Гольбах нам известен, а если он выйдет из игры, пошлют другого, нам неизвестного. Пусть игра продолжается!

Шли дни, недели, а Холмс все не находил себе места. В газетах промелькнули заметки о горемычном биржевом маклере, который, вернувшись домой, увидел, что там полно полицейских, а его кухарка и еще какая-то совершенно незнакомая женщина, до сих пор не опознанная, зверски убиты.

С наступлением июня Лондон все больше охватывало возбуждение в связи с подготовкой города к празднованию шестидесятилетнего юбилея царствования ее величества королевы Виктории, назначенного на двадцать второе число. Плотники уже вовсю работали, сооружая огромный помост в Уайтхолле, еще один — во дворе церкви Святого Мартина, а также трибуну колоссальных размеров около собора Святого Павла. Любопытным, стекавшимся в Лондон из всех уголков земного шара, предлагали места, с которых можно наблюдать за торжествами, по баснословно высокой цене. С одиннадцатого июня, когда была опубликована официальная программа, единственной темой для разговоров, где бы они ни происходили — на прогулке или за обедом, — стало празднование юбилея. И так было повсеместно — кроме нашей квартиры на Бейкер-стрит, где мой друг молча мерил шагами комнату, за исключением тех нескольких дней, когда он исчезал, как я предполагаю, переодевшись нищим или почтальоном, и бродил по улицам Лондона, кого-то выслеживая.

Даже миссис Хадсон начала терять терпение, глядя, как табачный дым полностью вытесняет из квартиры воздух, а приготовленные ею обеды изо дня в день остаются нетронутыми. Поддерживая миф о своей вымышленной болезни, Холмс выходил на улицу, только переодевшись до неузнаваемости, и шторы в комнате держал задернутыми.

Об Адольфе Мейере не было ни слуху ни духу — как говорится, его и след простыл. Лестрейд клятвенно заверял, что из страны он не выезжал, однако и в Лондоне замечен не был. Слуги Мейера утверждали, что им не известно его местонахождение даже приблизительно. Наблюдение за дипломатической миссией убедило нас в том, что и там он не скрывается.

Ближе к концу недели, тринадцатого июня, Лондон расцвел праздничным убранством, и серокаменный город стал походить на загородное поместье, полное цветов и разноцветных флагов. В петлицах и на шляпках красовались яркие банты, а велосипеды и кареты переливались красным, белым и синим цветами.

Вернувшись поздно вечером в субботу, девятнадцатого, на Бейкер-стрит, я, к своему большому облегчению, обнаружил, что Шерлок Холмс наконец-то готов пообщаться со мной.

— Сегодня меня посетил сэр Джордж, — сообщил мой друг. — Ватсон, он прибыл.

— Кто, Холмс?

— Фон Гольбах собственной персоной. Он остановился в дипломатической миссии, хотя конечно же не имеет официального приглашения, поскольку прискорбный разрыв его господином дружественных отношений между нашими нациями в городе Каус в девяносто пятом означает, что не только сам этот господин не может пересекать Ла-Манш, но также и присутствие здесь его «серого кардинала» не приветствуется.

— В таком случае, когда Мейер поедет передавать письмо, мы его и возьмем.

— Он прекрасно понимает, что будет арестован еще до того, как успеет дернуть шнурок дверного звонка. Нет, ему придется искать какой-то другой способ.

Холмс взял в руки свою скрипку, и я понял, что нам предстоит долгое ожидание. Впрочем, время имеет свойство утекать довольно быстро, как песок сквозь пальцы. Скрипка моего друга монотонно стонала и вчерашним вечером, и сегодняшним воскресным утром — обычный признак того, что нервное напряжение Холмса достигло предела. Раскаленный воздух и духота сказались и на мне, я стал неоправданно нетерпимым.

— Холмс! — закричал я. — По крайней мере, играйте что-нибудь вразумительное, чтобы можно было распознать мелодию.

Скрипка взвизгнула еще более раздражающе.

— Вам нужна мелодия, Ватсон? — холодно ответил мой друг, бросив на меня уничижительный взгляд. — О, моя бедная скрипка! Что она может исполнить для вас? Думаю, «Боже, храни королеву» будет весьма кстати. Или лучше Сузу, какой-нибудь бравурный марш? «Полет валькирий», Ватсон! — воскликнул он. — Где был мой ум, коим одарил меня Господь?

Спустя мгновение скрипка, к которой он тут же потерял всякий интерес, уже лежала на столе, а глаза Холмса излучали тот неистовый свет, что был так хорошо мне знаком.

— Я чуть было не совершил промах, последовав примеру нашего друга мистера Дидье, — сказал Холмс, — и предположив то, что еще не подтверждено фактами. У нас осталось очень мало времени. Логические выводы — наша единственная надежда. Будьте добры, Ватсон, — добавил он, — принесите мне вчерашний номер «Таймс» и программу празднования юбилея, которую вы столь любезно купили для миссис Хадсон.

Когда я выполнил поручение, пообещав миссис Хадсон вернуть ей брошюру с программой, Холмс выхватил ее у меня из рук и несколько минут внимательно изучал, после чего воскликнул:

— Идемте, Ватсон! Вам понадобятся ваша лучшая соломенная шляпа, самая модная трость и тот злополучный фланелевый пиджак, который вы приобрели для занятий греблей.

— Куда мы едем, Холмс? — спросил я нетерпеливо, чрезвычайно довольный тем, что мы наконец-то начинаем действовать. — Мне захватить револьвер?

— Для прогулки по Сент-Джеймсскому парку, Ватсон? — Он усмехнулся. — Полагаю, что нет. Хотя вы и идете один, все же не думаю, что утки могут представлять потенциальную опасность.

Мои надежды рухнули. Я нуждался не в оздоровительной прогулке, а в разрешении нашего дела. Однако он не был настроен обсуждать это, полностью сосредоточившись на том, чтобы я выглядел в соответствии с его пожеланиями.

— Ладно, Холмс, — согласился я, хотя и неохотно.

— Дорогой старина Ватсон, после вашей прогулки я настоятельно рекомендую вам посетить концерт, который, согласно программе, начнется у Сент-Джеймсского парка в полдень.

— Концерт, Холмс? Боже милостивый, как я могу думать о музыке в такое важное для нас время?

— Вы можете предложить более подходящее место для нашей встречи, мой друг?

Успокоившись тем, что у Шерлока Холмса в самом деле созрел в голове какой-то план, я доехал в кэбе до входа в парк, откуда уже пешком направился по Аллее птичьих клеток вдоль южного берега озера. Если бы не снедавшая меня тревога, то я получил бы удовольствие от прогулки в таком прекрасном парке, заполненном теперь прибывшими на торжество гостями. Дети радостно катали туда-сюда обручи, гуляющие вокруг озера сияли улыбками, влюбленные парили в своем собственном блаженном мире, пестрый ковер из цветов всех оттенков радуги пленял мой взор, а когда я шел по мосту, выглянуло солнце. Некоторое время погода была неустойчивой, но ничто не могло ослабить энтузиазм предвкушающих праздник людей.