Эдмунд Криспин - Шагающий магазин игрушек Страница 5

— Доброе утро, сэр, — сказал он.

Фэн прошел дальше.

— Не бойся, Дженни, — сказал Хоскинс своей подружке, — смотри, что я для тебя приготовил.

Он вынул из кармана пальто большую коробку шоколада.

Тем временем Фэн прошел по открытой галерее, выложенной каменными плитами, повернул в дверь направо, взбежал по лестнице на второй этаж и вошел в свой кабинет. Это была длинная светлая комната с окнами, выходящими во двор и в сад. Стены были кремового цвета, ковер и портьеры — темно-зеленого. Низкие полки были уставлены книгами, на стенах висели китайские миниатюры, а на камине стояло несколько весьма потрепанных бюстов и барельефов английских писателей. Напротив окна у северной стороны стоял большой письменный стол с двумя телефонами, нуждающийся в уборке. В одном из роскошных кресел с затравленным видом сидел Ричард Кадогэн.

— Да, Джервас, — проговорил он медленно тусклым голосом, — немало воды утекло с тех пор, как мы с тобой были студентами.

— Господи! — воскликнул потрясенный Фэн. — Ты? Ричард Кадогэн?

— Да.

— Ну. конечно, я очень рад приветствовать тебя, но ты приехал в довольно неподходящее время…

— А ты так же невоспитан, как и раньше.

Фэн уселся на край стола с выражением болезненного изумления.

— Что за неслыханное обвинение! Разве я сказал тебе хоть одно неласковое слово?

— Это ты написал рецензию на мою первую опубликованную поэму: «Без этой книги может обойтись любой»?

— Ну, да, — сказал довольный Фэн. — Какой сжатый стиль был у меня в те дни! Как ты поживаешь, дружище?

— Ужасно. Ты ведь не был профессором, когда я в последний раз видел тебя. В Университете тогда было больше здравого смысла.

— Я стал профессором, — твердо ответил Фэн, — благодаря моим потрясающим научным дарованиям и острому, могучему уму.

— Но ты писал мне в то время, что не обошлось без протекции.

— Я? Разве? — смутился Фэн. — Ну, сейчас это не играет роли. Ты уже завтракал?

— Да.

— Тогда закуривай.

— Спасибо… Джервас, я потерял лавку игрушек!

Фэн взглянул на него внимательно и, протягивая ему зажигалку, спросил с осторожностью:

— Может быть, ты будешь так добр, что объяснишь мне это странное заявление?

Кадогэн объяснил. Он долго объяснял. Он объяснял с чувством праведного негодования и оскорбленной души.

— Мы прочесали все окрестности, — горько жаловался он. — И, вообрази, там ВООБЩЕ нет игрушечной лавки. Мы спрашивали людей, которые прожили там всю жизнь, но они никогда о ней не слыхали. А я уверен, что не ошибся. Бакалейщик! Хм… Мы вошли внутрь и это действительно была бакалейная лавка, а дверь вовсе не скрипела… Но ведь существует смазочное масло? — добавил он без особой уверенности. — И еще… Там сзади была дверь точно такая же, как я видел. Но я узнал потом, что все магазины в этом ряду построены по одному проекту. Но самое ужасное, это полиция, — простонал он. — Они не грубили и не хамили. Нет. Они были ужасно милы и ласковы, как мы бываем с людьми, дни которых сочтены. Когда они думали, что я не слышу, они говорили о контузии. Все несчастье в том, что при дневном свете все выглядит иначе и, вероятно, я колебался, делал ошибки и противоречил сам себе. Так или иначе, они отвезли меня обратно на улицу Сент-Олдгейт и посоветовали обратиться к врачу. Я расстался с ними, позавтракал и пришел сюда. И вот, я перед тобой.

— Насколько я тебя понял, — сказал Фэн с сомнением, — вы не поднимались в квартиру над лавкой?

— Ах, да! Я просто забыл упомянуть об этом. Поднимались. Там. конечно, не было никакого трупа, и вообще все было совсем иначе. Так, например, лестницу и коридор покрывали ковры, все чисто и проветрено, на мебели чехлы, и гостиная совершенно не похожа на комнату, в которой я был. Мне кажется, что именно тут полиция окончательно убедилась в том, что я сумасшедший.

Кадогэн замолчал, переживая боль невыносимой несправедливости.

— Ну, — осторожно сказал Фэн, — если допустить, что этот рассказ не является плодом расстроенного воображения…

— Я совершенно здоров!

— Не ори на меня, мой дорогой, — обиделся Фэн.

— Конечно, я не могу обвинять полицию в том, что они считают меня сумасшедшим, — в Кадогэне заговорило оскорбленное достоинство.

— … и допуская, — продолжал Фэн с раздражающим спокойствием, — что игрушечная лавка на Ифли-роуд не отрастила крылья и не упорхнула, не оставив после себя даже дырки, зададимся вопросом: что могло заставить людей глубокой ночью подменить игрушки бакалеей?

Кадогэн сердито фыркнул.

— Это абсолютно ясно. Они знали, что я видел труп, и хотели сделать так, чтобы меня сочли за психа, когда я стану рассказывать об этом. Шишка на голове может служить доказательством причин моих галлюцинаций. А окно в чулане нарочно было оставлено открытым, чтобы я мог вылезти.

Фэн ласково посмотрел на него.

— Прекрасно. — сказал он, — но это не объясняет основную загадку этого дела — почему вначале БАКАЛЕЙНУЮ лавку переделали в ИГРУШЕЧНУЮ?

Об этом Кадогэн не подумал.

— Понимаешь, — продолжал Фэн, — они не могли знать, что ты сунешь нос в эту лавку. Бакалея была убрана, а игрушки подложены совсем по другой причине. Их в любом случае должны были снова вернуть на место.

Кадогэн почувствовал облегчение. Он уже сам начал было подозревать, не страдает ли он галлюцинациями. Право же, в Фэне было что-то успокаивающе-обнадеживающее. Кадогэн придал своему тонкому надменному лицу хмурое выражение.

— Но зачем? — спросил он.

— Я могу найти множество причин, — сказал Фэн мрачно, — но, вероятно, все они будут неверными.

Кадогэн потушил сигарету и полез в карман за другой. Пальцы его нащупали клочок бумага, который он поднял около убитой. Он был потрясен сознанием того, что он мог забыть о нем.

— Послушай, — воскликнул он возбужденно, вытаскивая клочок из кармана. — Смотри-ка! Вещественное доказательство! Я нашел это возле трупа. Я совсем забыл про него. Мне лучше опять пойти в полицию! — он с воодушевлением вскочил с кресла.

— Успокойся, друг мой, — сказал Фэн, беря клочок из его рук. — Дай-ка мне взглянуть, что именно эта вещь доказывает.

Он вслух прочитал написанные карандашом цифры:

— 07691! Очевидно, это номер телефона.

— Может быть, это номер телефона убитой?

— Мой дорогой Ричард, какое поразительное отсутствие сообразительности… Никто не носит с собой свой собственный номер телефона.

— Она могла написать его для кого-нибудь. Или это не ее бумажка!

— Нет, — сказал Фэн, размышляя над клочком, — поскольку ты забываешь довольно многое, то, я полагаю, ты не помнишь, не попадалась ли тебе ее сумочка и не заглядывал ли ты в нее?

— Я уверен, ее там не было. Ясно, если бы она была, я заглянул бы в нее в первую очередь.

— Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, имея дело с тобой, — Фэн глубоко вздохнул. — Ну-с, единственное, что можно сделать с этим номером, это позвонить по нему.

Он снял трубку, набрал цифры и подождал. Через некоторое время ему ответили.

— Хэлло, — сказал слегка дрожащий женский голос.

— Хэлло, мисс Скотт. — сказал весело Фэн. — Как поживаете? Давно ли вернулись из Белуджистана?

Кадогэн вытаращил глаза.

— Простите, — ответил голос, — но я не мисс Скотт.

— О, — Фэн в смятении смотрел на телефон, как бы опасаясь, что он в любой момент может рассыпаться на части. — А кто это говорит, скажите, пожалуйста?

— Миссис Уитли. Вы, вероятно, ошиблись номером.

— Да, конечно. Ужасно глупо. Простите, что побеспокоил вас. Всего наилучшего!

Фэн бросил трубку и, схватив телефонную книгу, начал ее перелистывать.

— Уитли, — бормотал он, — … Уитли… Ага, вот: Уитли, Д.Х., Нью-Инн-Холл-стрит. Оксфорд, 07691. Эта леди, кажется находится в добром здравии. И я надеюсь, ты сознаешь, мой дорогой Кадогэн, что это может быть телефон любой из сотен других телефонных станций.

Кадогэн устало кивнул.

— Да, понимаю. Это, действительно, безнадежно.

— Послушай, а вы с полицейскими ходили на задворки? Туда, откуда ты вылез?

— Нет.

— Тогда мы это сделаем сейчас. Мне хочется взглянуть на это место. — Фэн на минуту задумался. — У меня в десять часов консультация, но ее можно отложить.

Он быстро нацарапал несколько слов на обратной стороне старого конверта и поставил его на камин.

— Пошли. — сказал он. — Мы поедем на моей машине!

И они поехали. Езду с Фэном вряд ли можно было назвать удовольствием для человека, находящегося в физическом состоянии Кадогэна. На Сент-Джилс-стрит было еще ничего, так как эта улица очень широкая и на ней было чрезвычайно трудно врезаться во что-нибудь, за исключением пешеходов, которые непрерывно сновали через дорогу, как разволновавшиеся куры, с отчаянным презрением к смерти. Но зато на Брод-стрит, несмотря на ее ширину, они чуть не вмазались в крытый грузовик с рекламой магазина корсетов, проскочили на красный свет на Кинг-Армс и пересекли Холли-Уэлл и Лонг-Уолл-стрит меньше, чем за минуту. Их триумфальный въезд на забитую машинами Хай-стрит Кадогэн описывал впоследствии как наиболее кошмарную часть своего приключения, так как Фэн был не из тех людей, которые будут ждать кого-то или чего-то.