Роберт Гулик - ДВА ПОПРОШАЙКИ Страница 5

Советник Хун задумчиво подёргивал свои клочковатые седые усы. Помолчав, он спросил:

— В Пуяне великое множество певичек. Откуда же вы, ваша честь, узнали, что пассия Вана имеет отношение к заведению госпожи Гуан? И как поняли, что убила его именно она, а, к примеру, не её ревнивый любовник?

— Ван добирался туда пешком. Он калека, а значит, она должна была жить неподалёку от дома главы гильдии, что и привело нас в заведение госпожи Гуан. Я спросил госпожу Гуан о девице, которую недавно у неё купили, ведь такое событие являло собой наиболее вероятный мотив для убийства, а именно: певичка желала избавиться от помехи в виде бывшего любовника. Что ж, нам известно, что Ван действительно мешал ей, но не угрозой шантажа или какими-то иными безнравственными планами. Его собачья преданность — вот что вызвало её ненависть и презрение. А что до других возможностей, которые ты сейчас упомянул, я, разумеется, считался и с ними. Но будь убийца мужчиной, он оттащил бы тело в какое-то более отдалённое место, да и потщательнее скрыл бы личность жертвы. Тот факт, что убийца ограничился тем, что облачил жертву в разодранное платье попрошайки, распустил узел на затылке и растрепал волосы, выдаёт в нём женщину. Женщинам известно, что им достаточно сменить платье и причёску, чтобы измениться до неузнаваемости. Барышня Лян применила этот метод к мужчине, что и стало её роковой ошибкой.

Судья Ди сделал глоток из наполненной советником чашки и продолжил:

— Само собой разумеется, всё это могло оказаться и тщательно разработанным планом с целью скомпрометировать барышню Лян. Но я счёл это маловероятным. Наибольшие подозрения вызывала сама барышня Лян. Когда старшина сообщил мне, что мёртвого попрошайку обнаружили позади её дома, я понял, что моя теория верна. Хотя, когда мы вошли внутрь, я увидел перед собой маленькую, хрупкую женщину, которая никак не смогла бы размозжить голову высокого мужчины. Поэтому я тут же огляделся в поисках орудия убийства и обнаружил его в ряду орхидей на верхней полке, где увядшее растение позволило мне поставить точку в расследовании. Она вскарабкалась по стремянке, вероятно попросив Вана поддержать её. Потом как-то заставила его повернуть голову и обрушила на неё горшок. Эти и другие детали мы узнаем завтра, когда я допрошу барышню Лян в суде. Касательно же роли госпожи Гуан, не думаю, что она сделала что-то большее, нежели помогла барышне Лян состряпать план получения от Ло вымышленного выкупа. Наша очаровательная хозяйка на убийство не пойдёт — помни, у неё заведение высшего класса!

Советник Хун кивнул.

— Ваша честь не только раскрыли жестокое убийство, но и оберегли наместника Ло от союза с женщиной решительной и злобной!

Судья Ди чуть улыбнулся.

— В следующий раз, когда повстречаюсь с Ло, я расскажу ему об этом деле, разумеется не упоминая о моей осведомлённости в том, что именно он покровительствовал барышне Лян. Мой легкомысленный приятель должен был посещать мой округ инкогнито! Надеюсь, этот случай преподаст ему урок!

Хун благоразумно воздержался от дальнейших замечаний, касающихся коллеги своего начальника. Он лишь заметил с довольной улыбкой:

— Итак, теперь всё ясно в этом необычном деле!

Долгим глотком судья Ди опорожнил чашку. Поставив её на стол, он покачал головой и уныло сказал:

— Нет, Хун. Не всё.

Он подумал, что теперь может рассказать советнику о призрачном явлении мёртвого попрошайки, без чего это убийство так и считалось бы рядовым несчастным случаем. Но не успел он слова вымолвить, как в зал ворвался его старший сын. При виде рассерженного отца, мальчик поспешно поклонился и сказал:

— Мама сказала, что мы можем забрать в спальню этот красивый фонарь!

Когда отец кивнул, малыш придвинул кресло к одной из колонн. Он взобрался на высокую спинку, потянулся и сдёрнул свисающий с карниза большой фонарь расписного шёлка. Потом спрыгнул с кресла, зажёг своей трутницей свечу внутри фонаря и поднял его, чтобы показать отцу.

— Мы со старшей сестрой два дня делали его, господин! — гордо сообщил он. — Поэтому нам не хотелось, чтобы А-куй его заграбастал. Мы любим Бессмертного Ли, он такой жалостный безобразный старик!

Судья спросил, показав на фигуру, изображённую детьми на фонаре:

— Знаешь ли ты его историю? — Когда мальчик покачал головой, его отец продолжил: — Много-много лет назад Ли был очень красивым молодым алхимиком, который прочитал все книги и овладел всеми колдовскими науками. Он мог отделить свою душу от тела и парить в облаках, оставив внизу пустую плоть, а потом вернуться в неё, спустившись на землю. Но однажды, когда Ли неосторожно оставил своё тело в поле, на него набрели несколько крестьян. Они решили, что это брошенный труп, и похоронили его. Так что, когда Ли спустился, он обнаружил, что его прекрасное тело исчезло. В отчаянии он занял валяющееся на обочине тело старого и увечного бродяги и навсегда поселился в этой уродливой оболочке. Хотя позже он нашёл «Эликсир жизни», ему так и не удалось исправить эту свою ошибку, так что в ряды Восьми Бессмертных он вступил таким вот Ли с Костылём, Бессмертным Бродягой.

Мальчик поставил фонарь.

— Я его больше не люблю! — вымолвил он с презрением. — Я скажу старшей сестре, что Ли был глупцом, который получил по заслугам!

Преклонив колени, он пожелал отцу и Хуну доброй ночи и убежал.

Судья Ди наблюдал за ним со снисходительной улыбкой. Он поднял фонарь, чтобы задуть в нём свечу, и вдруг застыл. Он смотрел на высокую фигуру Бессмертного Бродяги, отразившуюся на оштукатуренной стене. Затем судья нерешительно повернул фонарь так, будто тот висит на сквозняке. Он увидел призрачную тень искалеченного старика, медленно движущуюся вдоль стены, а затем исчезнувшую в саду.

Глубоко вздохнув, судья задул свечу и поставил фонарь на пол. С печалью в голосе он обратился к Хуну:

— Всё-таки ты был прав, Хун! Все наши сомнения разрешились, по крайней мере те, что касаются смертного бродяги. Он был глупцом. Что до Бессмертного Бродяги — тут я не вполне уверен. — И чуть улыбнувшись, судья добавил: — Когда мы соизмеряем наши знания не с тем, что нам известно, а с неведомым, мы просто невежественные глупцы, все мы! Пойдём-ка теперь к моим госпожам.