Эллен Макклой - Макклой Э. Убийство по подсказке. Уэстлейк Д. «361». Макдональд Д. Д. «Я буду одевать ее в индиго» Страница 50

— Неудивительно, что Ванда подозревала вас с самого начала, — сказал Базиль, — ведь только она знала о вашем прошлом. Она опасалась за свою жизнь.

— Напрасно. Ее бы я никогда не убил. Я убил из-за нее.

— Ну а тот нож, который вы запустили в нее несколько минут назад?

— Он предназначался вам. Вы слишком много знали…

Снизу раздался чей-то сердитый голос.

— Что это вы там делаете в этот час? Почему открыт пожарный выход? Немедленно убирайтесь оттуда или я вызову полицию!

Леонард улыбнулся.

— Ну вот, теперь моя реплика для ухода со сцены.

Ловко, словно обезьяна, он вскочил на железные перила. Базиль кинулся за ним, но не успел! Леонард уже бросился вниз.

Когда Базиль сбежал по лестнице, то неожиданно заметил, как вспыхнула навязчивая реклама на небоскребе: «Теперь время выпить чашечку чая „тилбери“». Он склонился над распростертой фигурой.

— Боже, человек расшибся, — вскрикнул кто-то в ужасе за его спиной.

— Он мертв, — проговорил Базиль. — Лучше поторопитесь и вызовите полицию!

— Во всем этом происшествии существует одно обстоятельство, которое мне хотелось бы выяснить до конца, — сказал Базилю инспектор Фойл несколько дней спустя. — Если ни Род, ни Ванда не были виновны, то почему они противоречили друг другу в определении того момента, когда скончался Ингелоу во время премьеры?

— Может, потому что они просто гадали, — предположил Базиль. — А гадание — это одна из форм беспочвенного мышления. Когда мы не располагаем фактами, за которые можем зацепиться, то отдаемся собственной фантазии. Ванда сказала, что ей показалось, что Ингелоу был уже мертв, когда она поцеловала его в первый раз, таким образом, она отводила от себя подозрения и в поле зрения оказывается Леонард — единственный человек, который находился на сцене с Ингелоу до того момента когда она поцеловала его впервые. Она сделала это, не знаю, сознательно или бессознательно, она ненавидела Леонарда так, как может ненавидеть женщина оставленного любовника, и, кроме того, она уже начинала его немного опасаться. Таким же образом Род предполагал, что Ингелоу был жив тогда, когда Род в последний раз дотронулся до него. Тем самым он отводил подозрения от себя, и оно падало на Ванду, единственного человека, который подходил к Ингелоу после этого. Род не любил Ванду, так как она постоянно его преследовала и вызывала ревность Полины. На самом деле как Род, так и Ванда ошибались в своих показаниях. Если вы сравните расписание по времени хода действия первого акта, составленное Родем, со временем произнесения реплики — сигнала к убийству, то увидите, что Ингелоу был жив, когда Ванда поцеловала его в первый раз, и уже мертв, когда Род в последний раз прикоснулся к нему. Конечно, Леонард, будучи убийцей, сделал все от него зависящее, чтобы подозрение пало на Ванду, и Ванда призналась, что Ингелоу был жив перед тем, как оба подходили к нему, и мертв после того, как они оба отошли от него. Вот и все…

Однажды утром, спустя несколько недель, Родней с Полиной вновь посетили Базиля, чтобы вместе с ним позавтракать. На сей раз они были похожи на влюбленную пару — настолько они были беззаботны, раскованны, и в их поведении не было ничего восторженно-абсурдного. Родней три раза тряхнул руку Базиля, а Полина поцеловала его в щеку.

— Я здесь ни при чем, — протестующе заговорил он. — Вы обязаны счастливым концом канарейке и простой комнатной мухе!

Дональд Уэстлейк

«361»

(Пер. с англ. Д. Павленко)

361 (Лишение жизни; насильственная смерть.) Убийство.

Глава 1

Телеграмму отцу я послал сразу, как только сошел с самолета на базе Военно-воздушных сил США Магуайр, перед самой посадкой в автобус. А еще через два дня мне зачитали приказ о демобилизации, и я, переодевшись в гражданское и подхватив свои чемоданы, зашагал к воротам.

Наконец-то свобода! Мне было двадцать три, в голове мешанина из английского и немецкого, в чемоданах дешевые тряпки и никаких планов на будущее, но все равно чувствовал я себя отлично.

База находилась на Манхеттен-Бич в юго-восточной части Бруклина неподалеку от Кони-Айленда. До самого Манхеттена оттуда еще ехать и ехать.

Я не оглядываясь прошел через ворота и оказался на Ориентал-авеню. Все, прощай, авиация! Впереди слева виднелась небольшая асфальтированная площадка — конечная остановка, где уже стоял зеленый автобус. Я поднялся в салон и попросил водителя высадить меня где-нибудь у метро. Тот сказал, что нет проблем, и я уселся у окна прямо у него за спиной.

Кроме меня в автобусе, в задней части салона, сидели двое техников с базы и медсестра-негритянка. Потом вошел еще один парень с чемоданами. Почему-то мы избегали смотреть друг на друга. Он, как и я, был очередным свежеиспеченным дембелем, и ему тоже было неловко — вообще мы веди себя так, словно только что прошли обряд обрезания и теперь боимся, что если начнем болтать, то все об этом сразу догадаются.

Был жаркий летний день, 12 июля, вторник. Строго говоря, отпустить меня должны были 23-го, но, наверное, начальство решило, что ничего страшного, лишь бы месяц не перепутать. На дороге от жары плавился асфальт, и колеса проезжающих машин оставляли на нем отпечатки.

Было видно, как вдали над раскаленной полоской шоссе, дрожа, струится горячий воздух. Поле между базой и Атлантическим океаном напоминало потрескавшуюся кожу слона, поросшую редкой бурой шерстью.

Вскоре водитель отложил «Ньюс» и завел мотор. Разворачивая автобус, он резко крутанул руль, и на его серой рубашке между лопаток тут же проступили пятна пота. Когда мы выехали на шоссе, в открытое окно кабины подул легкий ветерок, и стало прохладнее.

На одной из остановок он повернулся ко мне.

— Вон твое метро. Во-он там, видишь? — Он показал на уходившие вниз ступеньки эскалатора.

Поблагодарив его, я взялся за чемоданы.

— Счастливо, солдатик! — крикнул он мне вслед.

Я улыбнулся, но, честно говоря, он мне не особенно понравился. Все-таки я служил не в армии, а в авиации[2]. Уж он-то мог бы разбираться в таких вещах получше, небось каждый день ездит по этому маршруту мимо базы.

Впрочем, черт с ним. Ни в какой я уже не в авиации. Я теперь штатский.

Станция называлась «Брайтон-Бич». Через три остановки налево по той же линии была конечная — «Кони-Айленд», направо — Манхеттен. Когда я дотащил чемоданы до эскалатора, с меня градом лил пот. Купив на всякий случай два жетона, я вышел на платформу.

В вагоне было несколько мальчишек лет четырнадцати хулиганского вида, которые что-то малевали на рекламных плакатах и орали. Не обращая на них внимания, я разглядывал мелькавшие за окном улицы. Сначала довольно долго тянулись жилые кварталы — четырех - и пятиэтажные кирпичные дома, газетные киоски, детские коляски на тротуарах. Потом поезд нырнул в туннель. Мальчишки сошли на остановке «Ньюкирк», а я поехал дальше, от нечего делать рассматривая красочные рекламки.

Поезд прогрохотал над Манхеттенским мостом, и из окна было видно, как далеко внизу ползут машины и грузовики. На секунду мне даже показалось, что это похоже на картинку из школьного учебника географии — вон над головой летит самолет, под мостом буксир, а в самом низу страницы — три строчки о транспорте.

Когда мост кончился, поезд снова вошел в туннель, и я достал бумажку с адресом, который мне продиктовала по телефону Энн, жена Билла. Я думал, что Билл тоже будет встречать меня в Нью-Йорке, но Энн сказала, что ему пришлось срочно уехать в Платтсбург по поводу сделки с какой-то транспортной компанией, поэтому приедет только отец и будет ждать меня в отеле «Уэзертон». Она и дала мне адрес отеля.

Я звонил ей вчера. Мне было даже как-то странно с ней разговаривать. Жена моего брата, которую я никогда не видел. Он познакомился с ней через полгода после того, как меня отправили на — базу в Германию, а еще через восемь месяцев они поженились. Они были женаты уже два года, а я даже не знал, как она выглядит. Все-таки что ни говори, а три года службы — это чертовски долго.

В бумажке было написано, что отель находится на углу Лексингтон-авеню и Восточной 52-й улицы. Я встал и подошел к карте, висевшей в дальнем конце вагона. Похоже, мне надо было выходить на станции «51-я улица», которая была на линии «Лексингтон-авеню». Определив, где я сейчас нахожусь, я понял, что мне надо делать пересадку на станции «Юнион-сквер».

Оказалось, что это вторая остановка после моста. Я выволок свои чемоданы на платформу и, не обращая внимания на толчки прохожих, начал разглядывать указатели. Найдя нужный, поднялся наверх, поймал такси и сказал, куда ехать.