Джун Томсон - Досье на Шерлока Холмса Страница 52

Но нельзя сказать, что Холмс полностью изменился, что становится очевидным во время расследования дела о «Львиной гриве». Он по-прежнему скрытен. Когда инспектор Бардл спрашивает его, не догадывается ли он, что за странные рубцы на спине Макферсона, Холмс загадочно отвечает: «Может быть, догадываюсь. А может быть, и нет». И, как прежде, он готов в случае необходимости преступить закон. Так, он предлагает тайно обыскать комнату Мэрдока в его отсутствие. Стэкхерст участвует в этой секретной операции – как когда-то в прошлом Уотсон помогал Холмсу в его незаконных действиях.

А еще Холмс все так же склонен порой преувеличивать. В первой фразе своего рассказа о «Львиной гриве» он называет тайну смерти Макферсона «одной из самых сложных и необычайных задач, с которыми я когда-либо встречался в течение моей долгой жизни сыщика». А чуть позже говорит, что не припомнит случая, когда «так остро ощущал бы свое бессилие», преувеличивая сложность расследования. По сравнению с прежними делами – такими, как «Собака Баскервилей» или «Второе пятно», – расследование дела о «Львиной гриве» относительно простое, а необычность его связана исключительно с особенностями способа, которым был умерщвлен Макферсон.

Проводя это расследование, Холмс демонстрирует явный упадок своего мастерства – быть может, из-за того, что давно не применял его. Прошло почти четыре года с тех пор, как он занимался расследованиями. Возраст также мог притупить остроту ума: ему было пятьдесят пять. Холмсу потребовалось больше недели, чтобы понять значение предсмертных слов Макферсона «львиная грива» и связать их с тем, что когда-то прочел в книге Дж. Дж. Вуда «Встречи на суше и на море», экземпляр которой был у него на чердаке. Когда Холмс был моложе и обладал способностью в случае необходимости извлекать из памяти нужную информацию, ему бы не потребовалось столько времени, чтобы вспомнить соответствующий отрывок с подробным описанием Cyanea capillata[72].

Сам Холмс, возможно, подозревает об ухудшении своих умственных способностей: он сравнивает свой ум с «кладовкой, битком набитой таким количеством всяческих свертков и вещей, что я и сам с трудом представляю себе ее содержимое». Это резко отличается от описания, которое он дал Уотсону двадцать шесть лет назад, до начала расследования «Этюда в багровых тонах». Тогда он говорил о том, что ум человека подобен «пустому чердаку», который каждый заполняет по собственному вкусу. Тот, кто хранит хлам, – глупец. Умный хранит там только те сведения, которые могут ему пригодиться, а все остальное выбрасывает.

Интересно, что у Холмса резко изменилось отношение к женщинам. Еще до своего отъезда в Суссекс он стал проявлять к ним больше сочувствия. В 1902 году, при расследовании дела о «Знатном клиенте», он выразил беспокойство о Вайолет де Мервиль. Хотя у него вызывали раздражение ее гордыня и высокомерие, его тревожила мысль о ее судьбе в том случае, если она выйдет за барона Грюнера. Он говорит: «Мне стало жаль ее, Уотсон. Я испытывал к ней почти такие же чувства, как к собственной дочери».

Еще большее впечатление произвела на Холмса Мод Беллами, с которой он познакомился, расследуя дело о «Львиной гриве». «Я мало увлекался женщинами, ибо сердце мое всегда было в подчинении у головы, – пишет Холмс, – но, глядя на прекрасные тонкие черты, на нежный, свежий цвет лица, типичный для этих краев, я понимал, что ни один молодой человек, увидев ее, не мог бы остаться равнодушным». Позже он добавляет: «Мод Беллами навсегда запомнится мне как одна из самых красивых и самых достойных женщин».

Со времен его краткого знакомства с Ирен Адлер восемнадцатью годами раньше никогда еще Холмса так не трогали красота и сила характера женщины. В этих высказываниях также звучит нотка несвойственной ему ранее грусти, словно Холмс сожалеет, что у него никогда не было дочери, или скорбит об ушедшей молодости. Ведь он мог бы влюбиться в такую девушку, как Мод Беллами, если бы его сердце не подчинялось уму. Но теперь было слишком поздно.

Хозяйством Холмса занималась пожилая экономка, имя которой он не называет. Некоторые комментаторы предположили, что это миссис Хадсон, которая покинула свой дом на Бейкер-стрит, чтобы заботиться о Холмсе, удалившемся от дел. Я считаю, что это не так. Если бы экономкой была миссис Хадсон, Холмс называл бы ее по имени. Кроме того, не в характере миссис Хадсон было сплетничать, к чему явно имела склонность суссекская домоправительница Холмса, причем до такой степени, что он вынужден был отбить у нее охоту к этому занятию. Благодаря длительному знакомству с Холмсом, продолжавшемуся девятнадцать лет[73], миссис Хадсон прекрасно понимала, что не стоит заводить праздные разговоры с этим джентльменом. Создается впечатление, что неведомая суссекская экономка – местная болтливая женщина, возможно вдова, прожившая в этих местах всю жизнь.

Раз уж мы коснулись темы экономок, имеет смысл заглянуть вперед, в события 1914 года, в которых сыграла роль пожилая служанка Марта. Вряд ли эта Марта, которую Холмс внедрил в качестве своего агента в дом немецкого шпиона фон Борка, – миссис Хадсон или суссекская экономка. Правда, описание этой «румяной старушки в деревенском чепце», с ее вязаньем и кошкой, скорее подходит неизвестной суссекской леди, нежели миссис Хадсон, которая всю жизнь прожила в Лондоне. Но суссекская домоправительница с ее любовью к сплетням едва ли подходит на роль агента Холмса. Что касается миссис Хадсон, то она никогда не играла активной роли в расследованиях Холмса. Единственное исключение представляет тот случай, когда она помогла Холмсу арестовать полковника Морана, поворачивая восковой бюст в окне гостиной на Бейкер-стрит, 221b. Холмс договаривается о встрече с Мартой в отеле «Кларидж» для доклада после успешного завершения дела, но если бы это была миссис Хадсон, в таком свидании не было бы необходимости, так как он мог преспокойно поговорить с ней на Бейкер-стрит. А если бы Марта была его суссекской домоправительницей, он бы подождал, пока они оба вернутся домой. Поэтому я считаю, что это три разных женщины и что Холмс нанял Марту через агентство. Он предварительно побеседовал с ней лично и подготовил к роли служанки фон Борка.

Меньше известно о том, что делал в этот период Уотсон. По-видимому, он был занят практикой на Квин-Энн-стрит, хотя и находил время, чтобы порой провести уик-энд с Холмсом в Суссексе. Там он, несомненно, сопровождал Холмса в прогулках по холмам и, наверно, рано утром ходил вместе с ним на пляж. Правда, в опубликованных рассказах не говорится, умел ли Уотсон плавать. Наверно, он познакомился с новыми друзьями Холмса, особенно с Гарольдом Стэкхерстом. Зная добрую и великодушную натуру Уотсона, надо думать, что он не испытывал к ним ревности, но радовался, что Холмс нашел близких по духу приятелей.

Несмотря на то, что Уотсон был загружен основной работой, он находил время, чтобы писать. В сентябре 1903 года, когда имело место дело о «Человеке на четвереньках» (по словам Уотсона, одно из последних перед тем, как Холмс оставил практику), Холмс снял запрет на публикацию. Это вето он наложил по возвращении в Англию в апреле 1894 года после Великой паузы. Правда, как нам известно, он частично снял запрет в 1901 году, разрешив Уотсону опубликовать «Собаку Баскервилей», которая выходила выпусками с августа того года по сентябрь 1902 года.

Уотсон активно пользовался обретенной свободой. С сентября 1903 года по декабрь 1904-го он опубликовал и в Англии, и в Америке тринадцать рассказов о своих более ранних приключениях с Холмсом. Начал он с «Пустого дома», в котором повествует о возвращении Холмса в Лондон в апреле 1894 года. Этот рассказ был впервые опубликован не в «Стрэнде», а в американском журнале «Кольерз уикли». Цикл продолжился «Вторым пятном», впервые появившимся в «Стрэнде» в декабре 1904 года, а затем, в январе 1905 года, – в «Кольерз уикли». Отсылаю читателей к хронологической таблице в четырнадцатой главе на предмет названий и дат публикации остальных одиннадцати рассказов. В 1905 году все тринадцать были выпущены отдельной книгой под общим названием «Возвращение Шерлока Холмса».

Дата первой публикации «Пустого дома» и факт выбора «Кольерз уикли», а не «Стрэнда», дают подсказку, когда именно Холмс отошел от дел. В своем рассказе об этом деле Уотсон утверждает, что только «спустя почти десять лет» после этих событий Холмс разрешил ему опубликовать этот рассказ. Разрешение было дано «третьего числа прошлого месяца», то есть 3 августа 1903 года, за месяц до публикации в «Кольерз уикли». Это свидетельствует о том, что Холмс уже всерьез намеревался удалиться на покой и к августу того года присмотрел «маленькую ферму» своей мечты в Суссексе. Зная, что отставка неизбежна, он снял запрет и позволил Уотсону опубликовать рассказ «Пустой дом» с тем условием, чтобы рассказ появился сначала в Соединенных Штатах, а публикация в Англии, в «Стрэнде», была отложена до октября. К этому времени Холмс закончил свою карьеру частного детектива-консультанта и покинул Бейкер-стрит.