Джон Карр - Убийство арабских ночей Страница 52

Он с силой дунул в гармонику и закрыл глаза. Я повернулся к Батлеру:

— Мы готовы выслушать ваш отчет о событиях пятничного вечера. Например, почему вы так старались поставить мистера Маннеринга в дурацкое положение?

Батлер смутился:

— Откровенно говоря, и сам не знаю. Виной тому были, скорее всего, рассказы, которые я о нем слышал, или мое извечное стремление устраивать какие-то представления. На самом деле он вовсе не плохой парень, когда с ним поближе познакомишься. — Он показал на свой выбитый зуб. — Не думаю, чтобы мы могли с ним стать близкими друзьями, но… понимаете, жизнь становится полегче, если ты не усложняешь ее. Не знаю, в курсе ли вы дела, но мы с ним основательно поскандалили. И вдруг, когда ссора была в самом разгаре, мне стукнуло в голову, насколько это смешно — два человека валяются по полу, веселя окружающих, — что я расхохотался. В эту минуту меня осенило какое-то философское открытие. Словно вдохнул ядовитый газ и убедился, что газ-то веселящий. Я даже задался вопросом, сохранятся ли на земле войны, если такой образ мышления станет всеобщим. А представления… ну, как я говорил, пусть они носят театральный характер.

Его рассказ о событиях того вечера настолько во всех деталях совпадал с показаниями остальных, что я даже не стал его комментировать. Остановил я его только в одном месте. Он рассказывал уже знакомую историю, как Мириам Уэйд спустилась в подвал за гвоздями, а они с Гарриет поднялись в «Арабскую галерею».

— Значит, вы пошли наверх, — прервал я его. — Что сказала мисс Уэйд, когда взяла кинжал со ступенек?

Батлер остановился, словно налетел на препятствие. Затем посмотрел на меня.

— Вот! — задохнулся он, как человек, получивший удар под ложечку. — Вот, черт побери, я же говорил!..

— Простите, что вмешиваюсь, — вежливо вклинилась в разговор Гарриет. — Я уже десятки раз утверждала, что это ровно ничего не меняет, но мы должны вести с мистером Хэдли честную игру, как и обещали. Ринк, не знаю, видел ли ты что-нибудь, но конечно же слышал. Мириам в самом деле взяла предмет со ступенек; она конечно же положила его обратно и в дальнейшем не имела к нему никакого отношения, поскольку все время была с нами наверху… Да не смотри ты на меня так!

— Да никак я на тебя не смотрю, — обиженно запротестовал Батлер. Он вынул носовой платок и промокнул вспотевший лоб. — Вспоминаю, что действительно слышал, как она сказала что-то вроде «для надежности отдам Сэму». Да, клянусь святым Георгием! Так она и сказала. Но это я в первый раз услышал упоминание о нем…

— Мы с Мириам говорили на эту тему, — фыркнула девушка. — И поскольку мы условились быть честными… словом, так оно все и было.

— Но что, черт побери, она с ним сделала? — вопросил Батлер. — Отдала его Сэму? Я не видел, чтобы он носил его за поясом. И не могу припомнить, когда видел эту чертову штуку в последний раз. Единственное, что я четко помню, — на ступеньках его не было, когда в одиннадцать часов мы с Сэмом волокли сундук вниз, потому что я все время смотрел себе под ноги. Ради всех святых, куда она его дела?

Я остановил его:

— Исходя из слов мисс Кирктон, в данный момент мы обладаем лишь информацией о том, что она его «куда-то положила». Но с этим можно подождать. Поскольку ее алиби не вызывает сомнений, нет необходимости подвергать его дополнительной проверке. Давайте перейдем к последнему акту этого действа… К тому, в котором вы обнаружили тело.

Они стихли. И если раньше Батлер просто нервничал, то сейчас я в первый раз увидел, что он неподдельно смущен.

— Ах да, — сказал он. — Значит, так… Как вы слышали, мы с Сэмом сволокли этот ящик вниз как раз к одиннадцати. Я не слышал, о чем они там внизу болтали. Думал я только о том, что вот-вот стукнет одиннадцать, явится Маннеринг, а мы еще многого не сделали. Тут я вспомнил, что оставил наверху свою дубинку…

— При чем тут дубинка? Вы же были в форме регулировщика движения.

— Неужто? — рассеянно удивился он. — Ну да. Дубинку я получил вместе с формой, она была крайне необходима. Видите ли, по сюжету я был не просто полицейским, но и очень существенным персонажем. Вы, конечно, понимаете, что весь этот разыгранный нами маленький фарс должен был иметь свое завершение? То есть напугали мы Маннеринга или нет, он не мог сойти на нет или закончиться в ту минуту, когда Сэм Бакстер склоняется над Маннерингом, угрожая ему кинжалом. Нет-нет-нет. Пусть мы и были плохим любительским кружком, но мы хотели провернуть замысел так, чтобы потом о нем можно было со смехом вспоминать. Как только Сэм наклоняется с обнаженным кинжалом, актер, играющий роль Иллингуорда, выхватывает револьвер и берет всех на прицел.

Гарриет с воплем кидается бежать. В этот момент я и вмешиваюсь. Иллингуорд (он, оказывается, был скрытым мусульманином) в упор стреляет в меня. Я оседаю, раздавливаю капсулу с красными чернилами, спрятанную под мундиром, и, хотя делаю вид, что упал замертво, не теряю мужества. Когда он собирается снова открыть огонь, я наношу ему удар дубинкой по руке и перехватываю револьвер. И принц Абу Обайад аль-Таиф, и предатель Иллингуорд в моей власти. Они изрыгают проклятия, но я их запираю в кураторской. Поскольку я тяжело ранен, то прошу Маннеринга взять оружие и охранять этих отпетых преступников. Он или испугается, или согласится. Если согласится, я спрошу: «У вас хватит смелости доставить их в Скотленд-Ярд?» — «Да-да! — заявит неустрашимый Маннеринг. — Давайте их сюда!» Он с мрачной решимостью вскинет оружие. Я хрипло скажу: «Готовьтесь!» — и рывком распахну дверь. Сжав зубы, он рванется в нее. А там по обеим сторонам стола, сняв парики, отклеив бакенбарды и положив ноги на стол, сидят и с наслаждением курят сигары Сэм Бакстер и актер; между ними стоит бутылка виски. «Разрешите мне, — с низким поклоном произношу я последнюю реплику, — разрешите мне представить доктора Вильяма Аугустуса Иллингуорда и принца Абу Обайада аль-Таифа».

— Я, признаюсь, очень рад, — сказал я, — познакомиться с последней сценой этой оперы. Но…

Батлер отчаянно отмахнулся.

— Ох, да я понимаю, что здесь и сейчас все это звучит жутко глупо, — буркнул он. — Да иначе и быть не может. Но все мы думали, что идея просто потрясающая, и было бы очень интересно заснять его физиономию в этот момент. Так что было важно, очень важно иметь при себе дубинку. Понимаете? Невозможно убедительно поставить сцену схватки, если не будет удара по руке!.. Так что когда я увидел, что время близится, а я не могу найти дубинку, то стал носиться в ее поисках. Затем я припомнил, что сунул ее в какую-то из карет, чтобы потом подобрать ее.

Пока остальные толпились на другой стороне в передней части зала, я распахнул дверцу экипажа. Не знаю, почему я его выбрал. Может, из-за его внушительного вида… И увидел это жуткое зрелище — как раз на уровне моих глаз на полу лицом вниз лежал труп. Первой моей мыслью было, что кто-то решил по-дурацки подшутить надо мной. Поэтому я не заорал и вообще ничего не произнес. Я просто влез в карету и приподнял тело, чтобы посмотреть на него.

— Узнали?

Батлер снова вытер лицо платком:

— Да, конечно. Бакенбарды сползли со щек; я тут же узнал его. Продолжая придерживать тело, я выпрыгнул из кареты и захлопнул перед ним дверцу… Следующие пара минут были, наверно, самыми неприятными в моей жизни; ничего подобного я не могу припомнить. Похоже, вокруг меня все что-то говорили и кричали, а у меня все расплывалось перед глазами, все было как в тумане. Я пришел в себя, лишь когда бросил взгляд на другую сторону зала и увидел в проеме для вентилятора в лифте размытые очертания чьей-то головы. Ничего особенного в ней не было, но тут-то меня пронзил настоящий ужас.

Он с силой перевел дыхание.

— Пойдем дальше. Если я правильно понял рассказ старика Уэйда, кое-чего Иллингуорд не увидел. Пока он утверждался на своем насесте, он не заметил, как я подошел к карете. Первым делом он увидел, как я, стоя внутри экипажа, широко распахиваю дверцы, чтобы туда проник свет. Когда я открыл дверцу, что-то упало и откатилось к дверям. Упало то ли на тело, то ли рядом с ним. Мне ничего не оставалось, как подобрать этот предмет. Должно быть, я машинально сунул его в карман, хотя точно не помню, что я тогда сделал. Нашел я его — точнее, вспомнил о нем — лишь нынче утром, когда складывал форму, чтобы вернуть ее. Я еще никому об этом не говорил, да и не знаю, что это значит. Но я пришел, чтобы отдать вам эту вещь. Вот она.

Все остальные дернулись, и мне тоже стоило немалых трудов сохранить невозмутимую физиономию. Батлер положил мне на стол металлический ключ странной формы. Он был длинным и вытянутым, с узкой прорезью на головке и четырьмя маленькими выступами на конце, что делало его похожим на стрелу с зазубринами.

— Господи, чтоб мне провалиться… — начал Джерри и остановился.