Артур Дойл - Приключения Шерлока Холмса. Мой друг, убийца (сборник) Страница 53

Видя, что мой посетитель уже хочет уходить, я без лишних слов вызвал кассира и дал указание выплатить клиенту пятьдесят тысяч фунтов банкнотами по тысяче фунтов. Когда я остался в своем кабинете один на один с драгоценным футляром, стоящим передо мной на столе, я с ужасом подумал, какая ответственность теперь ляжет на мои плечи. Можно не сомневаться, что, поскольку я имею дело с национальным достоянием, если хоть что-нибудь произойдет с этой вещью, тут же поднимется ужасный скандал. Я, признаться, даже пожалел, что вообще взял на себя эту ответственность. Но что-либо изменить было уже невозможно, и, заперев диадему в своем личном сейфе, я вернулся к работе.

Вечером мне в голову пришла мысль, что не годится оставлять столь дорогую вещь у себя в кабинете. Банковские сейфы уже не раз взламывали, поэтому полностью рассчитывать на то, что эта беда обойдет стороной меня, было опрометчиво. В каком ужасном положении окажусь я, если это произойдет! И тогда я решил, что буду до понедельника постоянно держать ее при себе, чтобы можно было в любую секунду проверить, все ли благополучно. Я вызвал кеб и, прихватив драгоценность с собой, поехал домой в Стритем[25]. Спокойно вздохнул я лишь тогда, когда отнес футляр наверх и запер у себя в бюро в туалетной комнате.

Теперь, мистер Холмс, несколько слов о моих домашних. Я хочу, чтобы вы четко представляли положение вещей. Начну со слуг. Конюх и слуга-подросток спят не в доме, поэтому их можно сразу исключить. Три горничные работают в моем доме уже много лет, и их абсолютная надежность вне подозрений. Четвертая – Люси Парр, работает у меня всего несколько месяцев, она добра, трудолюбива, и я всегда был ею доволен. Люси – очень привлекательная девушка, поэтому вокруг дома иногда крутятся ее поклонники, но это – единственная неприятность, которая возникла за все время ее работы у нас. В остальном мы считаем ее вполне положительной девушкой.

Теперь о семье. Семья у меня так невелика, что мне не придется о ней долго говорить. Я вдовец и имею единственного сына. Артур всегда приносил мне одни лишь огорчения. Я уверен, что мне в этом винить, кроме себя самого, некого. Мне говорят, что я разбаловал его. Так, скорее всего, и есть. Когда умерла моя дорогая жена, я подумал, что, кроме него, мне теперь некого любить. У меня сердце обливалось кровью, когда улыбка хотя бы на секунду сходила с его лица. Я выполнял любые его желания. Наверное, для нас обоих было бы лучше, если бы я относился к нему строже, но ведь я хотел как лучше.

Естественно, я мечтал, чтобы он стал продолжателем моего дела, да только не было в нем ни деловой хватки, ни желания идти по моим стопам. Он очень своенравен, совершенно необуздан, и, если честно, я боялся доверить ему распоряжаться большими суммами денег. Еще в юности он вступил в один аристократический клуб. Он был обаятельным юношей, поэтому вскоре близко сошелся со многими членами клуба, привыкшими не считать денег и жить на широкую ногу. У них он научился играть в карты на большие суммы и просаживать деньги на скачках. Сколько раз он являлся ко мне и умолял дать денег, чтобы рассчитаться с очередным долгом чести! Неоднократно он пытался вырваться из этой порочной компании, но всякий раз влияние его друга, сэра Джорджа Бэрнвелла, оказывалось сильнее, и он возвращался.

Знаете, я и не удивляюсь, что мой сын попал под влияние такого человека, как сэр Джордж Бэрнвелл. Дело в том, что Артур часто приводил его в мой дом, и после этих встреч я ловил себя на мысли, что сам не могу противиться его обаянию. Он старше Артура, намного опытнее, что видно сразу, объездил, кажется, весь свет и все повидал. К тому же он исключительный рассказчик и человек огромной внутренней энергии. Хотя, когда он уходил и я начинал думать о нем спокойно, освободившись от его чар, я вспоминал тон его разговора, его циничные высказывания и понимал, что этому человеку нельзя доверять. Это не только мое мнение, так же думает моя маленькая Мэри, которая, как любая женщина, прекрасно разбирается в людях.

Она – единственная, о ком осталось рассказать. Мэри – моя племянница, но, когда пять лет назад погиб мой брат и она осталась совсем одна, я удочерил ее и с тех пор относился к ней как к дочери. Она – лучик солнца в моем доме. Милая, добрая, изумительно красивая, к тому же прекрасная домохозяйка, а еще она нежная, тихая и чуткая. Она и в моих делах главная помощница, можно сказать, моя правая рука. Не знаю, что бы я без нее делал. Только в одном она воспротивилась моей воле. Мой мальчик любит ее всем сердцем и уже дважды сватался к ней, но оба раза она ему отказала. По-моему, если кто-то и может вернуть его на путь истинный, то только она, и этот брак изменил бы всю его жизнь. Но увы! Теперь уже об этом думать поздно… Слишком поздно!

Итак, мистер Холмс, теперь вы знаете всех, кто живет в моем доме, и я продолжу свой горький рассказ.

Когда вечером мы пили кофе в гостиной, я рассказал Артуру и Мэри о том, что со мной произошло в тот день и какое сокровище теперь находилось в нашем доме, я только не назвал имени своего клиента. Люси Парр, подававшая нам кофе, во время этого разговора в комнате уже не присутствовала, я в этом уверен, правда, не могу сказать точно, была ли закрыта дверь в гостиную. И Артур, и Мэри очень заинтересовались моим рассказом, им страшно захотелось посмотреть на знаменитую диадему, но я решил, что лучше этого не делать.

– И куда ты ее спрятал? – спросил у меня Артур.

– В свое бюро.

– Надеюсь, сегодня ночью к нам не влезут грабители, – сказал он.

– Но бюро заперто, – возразил я.

– Да его можно открыть любым старым ключом. Помню, в детстве я сам открывал его ключом от буфета, который стоит у нас в чулане.

Артур любит нести всякую чепуху и придумывать истории, поэтому я не придал значения его словам. В тот вечер, однако, он явился ко мне в комнату с очень серьезным лицом.

– Послушай, папа, – сказал он, глядя в пол, – ты не можешь дать мне двести фунтов?

– Нет, не могу! – резко ответил я. – Ты никогда не пробовал подсчитать, сколько я тебе дал всего денег?

– Да-да, конечно, – сказал он. – Но мне очень нужны эти деньги, иначе я больше не смогу ходить в клуб.

– И очень хорошо! – воскликнул я.

– Но ты же не допустишь моего позора, – продолжал он. – Я не перенесу бесчестья. Я должен где-то достать деньги. Если ты мне не поможешь, мне придется искать их в другом месте.

За этот месяц он уже в третий раз обращался ко мне за деньгами, и я не выдержал. Сорвался на крик:

– От меня ты не получишь ни фартинга{100}!

В ответ он поклонился и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.

После этого я открыл бюро, убедился, что сокровище на месте, и снова его запер. Потом я прошел по всему дому, чтобы проверить, надежно ли закрыты все окна и двери. Обычно это делает Мэри, но в тот вечер я решил это сделать сам. Спускаясь по лестнице, я увидел Мэри, которая стояла у окна в холле. Когда я подошел, она закрыла его.

– Скажите, папа, – спросила она, как мне показалось, с некоторой тревогой в голосе, – вы сегодня отпускали Люси из дому?

– Нет, конечно.

– Она только что вошла в дом через заднюю дверь. Я думаю, она бегала к дальней калитке на свидание, но все-таки это небезопасно. По-моему, это нужно прекратить.

– Тебе нужно будет утром поговорить с ней. Или, если хочешь, я сам с ней поговорю. Ты проверила, все ли закрыто?

– Да, папа.

– Тогда спокойной ночи. – Я поцеловал ее, поднялся к себе в спальню и вскоре уснул.

Мистер Холмс, я собираюсь рассказать все, что, по-моему, может иметь хоть какое-то отношение к делу, но, если вам что-то будет непонятно, вы можете задавать любые вопросы.

– Напротив, вы все излагаете четко и понятно.

– Я дошел до того места, где это особенно важно. Надо сказать, что я никогда не сплю крепко, а в ту ночь, волнуясь по понятным причинам, я вообще почти не мог сомкнуть глаз. Однако в два часа ночи меня все же разбудил какой-то шум. Правда, еще до того, как я раскрыл глаза, он прекратился, но мне показалось, что это где-то в доме аккуратно закрылось окно. Я лежал, вслушиваясь в тишину, и тут, к моему ужасу, из соседней комнаты совершенно отчетливо донеслись шаги. Я встал с кровати, холодея от страха, подкрался к своей туалетной и заглянул за дверь.

– Артур! – закричал я. – Негодяй! Вор! Как ты смеешь прикасаться к диадеме?

Огонь в газовой лампе еле теплился, как я и оставил его на ночь. Мой бедный мальчик в одной сорочке и брюках стоял возле нее с диадемой в руках. Он явно изо всех сил пытался то ли растянуть, то ли согнуть ее. От моего крика он вздрогнул, выронил диадему и побледнел как полотно. Я схватил украшение и поднес к глазам. На диадеме не хватало одного золотого уголка с тремя бериллами.

– Мерзавец! – взревел я, не помня себя от ярости. – Ты же ее уничтожил! Ты же меня опозорил до конца моих дней! Где то, что ты украл?