Гор Видал - Бокс Э. Смерть — штука тонкая. Фиш Р. Л. Афера Хавьера. Макгиверн У. Экстренный выпуск Страница 55

— Артистка, — вздохнул он с восхищением, к которому примешивалась плохо скрываемая грусть, — готовая артистка. Не говоря уже о том, что ослепительно красива. Ты бы слышал, как она смеется. Бернар в расцвете лет так не смогла бы…

Тень улыбки тронула его губы, когда он пытался прогнать бессмысленную злость, вновь всплывшую при мысли о квартире.

— Я понимаю, что ты сомневаешься в ее правдивости. Другими словами, считаешь ее лгуньей. Значит, артистизм ее не слишком убедителен. — Вильсон поднял свой бокал, восхищаясь богатым оттенком напитка. — Почему ты в ней сомневаешься? Разве ты не веришь в тайные братства? Они существуют, и ты это знаешь. У них даже свои условные знаки: пожатие рук, потягивание за уши… — Он усмехнулся. — Я не ошибаюсь?

— Нет.

Да Силва поднял свой бокал и выпил, отгораживаясь от воспоминания о сильных пальцах Рамоны, сжимавших его руку. Он даже сумел улыбнуться.

— Нет. Все правильно.

Вильсон слишком давно его знал.

— Ты уверен, что рассказал мне все, что произошло сегодня?

— Все, что того заслуживает.

— Тогда успокойся. — Вильсон достаточно милосердно простил ему увертку. — Просто скажи мне, почему ты ей не веришь.

— Поначалу она испугалась, увидев меня, и еще больше испугалась, обнаружив, что я из полиции, — продолжал да Силва. — Несмотря на весь свой чистосердечный смех. Боюсь, она в чем-то замешана, причем в куда более серьезном, чем сама думает.

— Вероятно, ты прав, — согласился Вильсон. — Ты часто бываешь прав. Итак, куда ты сейчас? К Франсиско Хавьеру-старшему? Спросишь его, не попал ли его сын в беду, о которой он не знает?

— Пока нет, — он нахмурился, вспоминая девушку и ее апартаменты. — Ни папаша, ни сынок мне вовсе не нравятся. Но я дам Чико шанс и не буду говорить с его отцом, пока не услышу его объяснений. Я увижу его завтра утром, а вот если он будет настаивать на дурацкой истории с братством, боюсь, папаше придется сказать.

— Справедливо, — признал Вильсон. — Если соберешься побеседовать с папашей, возьми меня с собой. Я был в Кататумбе, видел, как живут бедняки; теперь хотелось бы увидеть, как живет другая половина.

— Другая половина? Ты имеешь в виду, один процент? — усмехнулся да Силва. — Ладно, я заберу тебя около восьми утра, и ты можешь подождать в машине, пока я поговорю с Чико. Но если он расскажет мне ту же дурацкую сказочку…

— Ну конечно, расскажет…

— Может попытаться, — поправил его да Силва и печально покачал головой. — И может в этом даже преуспеть. Если я не смогу доказать, что он участвует в преступлении, пусть даже как жертва, он может спокойно послать меня к черту. — Он вздохнул. — Папашина фамилия — слишком хорошее прикрытие…

Небритый и наряженный в старье, хотя и не рискнувший больше увечить глаза, да Силва остановился на полпути к лачуге Фонзеки, чтобы перевести дух. Он отступил в сторону с тропы, чтобы пропустить босоногого малыша, поспешно карабкавшегося по склону с жестяной банкой воды, опасно раскачивавшейся в худенькой ручонке.

«Либо я старею, либо нужно заняться зарядкой, — подумал да Силва. — Печально, если ты не можешь соперничать с детьми, даже если несешь в руках всего-то газету и пакет с пинтой кофе и горячей хрустящей булочкой с маслом, — любимым завтраком каждого бразильца».

Он свернул с тропинки, чтобы воспользоваться передышкой и насладиться видом. Трущобы Кататумба в добавок к мерзости, болезням, опасности, нужде, голоду и нищете предлагали своим обитателям прекрасный вид на город. Лагуна внизу сверкала, словно зеркало, отражая безоблачное небо, обрамленное игрушечными кубиками белых многоквартирных домов. Бахрома зелени означала пальмовые рощи. За синим зеркалом воды — зеленый овал ипподрома, удобно расположенного в ущелье; алюминиевая крыша стадиона сверкала на утреннем солнце. Дома карабкались по окружавшим склонам, густая листва скрывала доступ к тайне.

«Прекрасный денек», — подумал да Силва и вернулся на тропинку, успокоенный окружающей красотой и греющим плечи солнцем.

Хижина Фонзека была одной из лучших на скале: хотя ока как все и состояла из обломков досок, старой мебели и пустых канистр из-под масла, зато в ней были целых две комнаты и даже ставни, защищавшие от палящего солнца.

Да Силва толкнул дверь, выждал минутку, пока глаза привыкли к мраку, и прошел к окну с распахнутыми ставнями. Оставив бумажный пакет и газету на маленьком столе, он прошел в соседнюю комнату, к постели, и потряс за плечо спящего.

— Просыпайся! Завтрак! Которого ты в самом деле не заслуживаешь, — добавил про себя да Силва.

Он схватил Чико за плечо и потряс сильнее. От рывка тело парня перевернулось в постели, словно он был недоволен грубым обращением. Одна рука упала, свисая до пола. Глаза да Силва поползли на лоб. Он медленно шагнул к окну, со злостью хлопнув ставнями, и тут же вернулся к кровати.

Чико Хавьер-младший все еще ждал его, застывшие глаза смотрели в потолок, рука свисала вниз. Темнеющие ссадины на горле ясно показывали, во что обошлось Чико посвящение в братство…

Глава 10

Смерть — нередкое явление в трущобах, и она не вселяет особого страха в сердца живых. Для большинства жителей трущоб смерть — избавление от нищеты и лишений; правда, не такое желанное, как покупка дома в Мато Гросо или Чеара, но все-таки избавление. В худшем случае смерть — это неудобства, в лучшем — благодеяние, но никогда не пугает. А если и пугает, что поделать? Ничего. Так стоит ли беспокоиться?

Но жители трущоб всегда признавали право соседа попереживать, если ему хочется — ведь нищета всегда демократична. Поэтому лишь немногих поразила отчаянная ярость на жестком лице человека, несущего на руках обмякшее тело. Люди сочувственно отступали в сторону, давая ему проход по скалистой тропе, ведущей вниз, а затем продолжали свой путь, испытывая вялое сочувствие к человеку, так тяжело переносящего утрату ближнего.

Да Силва пробился сквозь всегдашнюю очередь оборванных детей и молчаливых женщин у колонок и пересек широкий проспект, направляясь к машине. Вильсон увидел, как он подходит, и открыл заднюю дверь.

— Что с ним? Он болен?

Да Силва осторожно положил тело на заднее сиденье, Вильсон уставился на него, потом взглянул на друга.

— Он мертв!

— Верно, — безжизненным голосом произнес да Силва, стараясь скрыть бурлившую в нем ярость.

— Но что случилось? Кто?

— Черт побери, откуда мне знать?

Да Силва влез на переднее сиденье, грохнув дверью, яростно включил зажигание. Вильсон едва успел сесть в машину; те, кто наблюдал это через дорогу, смотрели без всякого любопытства. Да Силва рванул с места, потом свернул к Гумайта и Руа Сан Клементе, выбирая самый короткий путь к центру города.

— Может быть, Жоао Мартинес в институте сможет нам что-нибудь сказать. Нельзя же привозить бригаду техников в Кататумбу, даже если они захотели бы поехать! Мне кажется, его задушили. Без особой борьбы, если судить по виду лачуги. — На его скулах играли желваки. — Студенческие проделки, да? Мне надо было отвезти его куда следует, как только он сел в машину. Его и его прелестную подружку!

— Перестань ругать себя, — спокойно бросил Вильсон. — На каком основании ты мог бы их забрать?

— Какая разница, черт побери? — зло бросил да Силва.

Он свернул на Руа Гумайта, не дождавшись переключения светофора и судорожно нажав на газ. Позади взвыл хор разгневанных клаксонов.

— Пробыв каких-то пять минут с девицей, я уже понял, что затевается какая-то грязная афера. А когда увидел, кем оказался парень, знал, что готовится нечто экстраординарное.

— Но ты не знал, что.

— Ну и что теперь? Факт в том, что привези я его в участок, сейчас он был бы жив.

— Нет, — спокойно возразил Вильсон. — Он был бы жив, если бы кто-то его не убил. Это факт.

Он покосился на жесткий профиль да Силва.

— Думаешь, его убил кто-то из обитателей трущоб?

— Я не могу придумать ни одной причины, зачем им это делать. Не знаю, кто его убил. И почему.

Он нажал на газ, выжимая из гигантского мотора максимальную мощность, срезая повороты так, что огромные колеса бороздили тротуар. Вильсон судорожно схватился за ручку и сглотнул.

— Послушай, Зе, нет смысла привозить в морг три трупа…

Да Силва не обратил внимания, сжал челюсть и прищурил глаза.

— А милейшей синьорите Веларес пора придумать сказочку получше, чем она кормила меня до сих пор. Теперь ей не помогут томные взгляды огромных карих глаз, я буду глух к ее сиреньим песням!

— Так она тебе строила томные глазки?

Да Силва не слушал.

— Я только сейчас кое-что понял. Любой из их компании мог знать, что Чико скрылся в Кататумбе; он мог сказать им сам. Но он ведь думал, что находится в хижине человека по имени Хосе Мариа Карвальо, и не имел понятия, где в трущобах ее искать. Только девушка знала, что на самом деле он будет находиться в лачуге Фонзеки. Потому что я сдуру ей сказал.