Артур Дойл - Убийца, мой приятель (сборник) Страница 59

В общем, Венн хранил верность своей бедной студии с несколькими полуразломанными виндзорскими стульями, неровным полом и едва видимым где-то наверху потолком, гладкими панелями, лишь местами украшенными рисунками, выполненными «с натуры». Место мебели занимали полотна, обращённые к стене, – типичные обитатели всех студий, наброски, которые художник не в силах ни выбросить, ни завершить: вместо этого он забывает о них и оставляет погибать собственной смертью – от времени, пыли и влаги.

– Ну так расскажи же нам о своём привидении, Венн, – попросил Том Торотон после того, как несколько минут мы тщетно ждали, что хозяин сам заговорит об интересующем нас предмете.

Судя по всему, он был вовсе не расположен к продолжению разговора – просто сидел себе, тихо раскуривая трубку, и разглядывал ярко раскрашенный бокал. Стало ясно, что без расспросов и просьб тут не обойтись.

– Ну расскажи же нам о своём привидении, Венн.

– Что именно вы хотели бы о нём знать?

– Когда ты его впервые увидел?

– Вскоре после того, как поселился здесь.

– И оно тебя не испугало?

– Ну, «испугало» – это, пожалуй, не то слово. Сначала я был смущён, растерян, потом попривык: в облике его нет ничего такого, что бы очень уж тревожило воображение.

– И оно подолгу бывает здесь?

– По нескольку дней.

– Что?! Так ты видел его и при свете дня? А я-то думал, что призраки появляются лишь по ночам.

– Ну вот, сразу ясно, что единственным источником информации о привидениях тебе служат театральные спектакли. «Принц Датский», «Банко», потом ещё эта сцена в палатке из «Ричарда Третьего». Но привидения тоже меняют привычки: днём они теперь прогуливаются ничуть не менее охотно, нежели ночью.

– Ты шутишь, Венн.

– Прекрасно, в таком случае давайте переменим тему разговора. Не я его начал, и, будьте уверены, мне совсем не хотелось бы его продолжать.

С таким поворотом событий мы, разумеется, согласиться никак не могли. Венн своим лукавством только распалил наше любопытство.

– Нет-нет, – возразил я, – давай-ка, приятель, рассказывай обо всём по порядку. Часто оно к тебе приходит?

– Ну не сказал бы. Частых визитов я бы не потерпел: как говорится, хорошенького понемножку. Как бы я смог работать в студии, если бы призрак вздумал поселиться здесь навсегда? В таком случае, определённо, съехать отсюда пришлось бы мне.

– Но как часто он здесь появляется?

– Раза два-три в год, не чаще.

– И каждый раз останавливается на несколько дней?

– Именно так.

– Мне бы это, чёрт побери, не понравилось, – проговорил Том Торотон, вытирая ладонью лоб. – Удивляюсь тебе, Венн, как спокойно ты говоришь об этом! Я бы, например, ужасно расстроился, если бы ко мне на квартиру повадился призрак, да ещё и вздумал бы оставаться на несколько дней. У меня рука бы с кистью не поднялась, я ни спать, ни есть, ни пить бы не смог! – С этими словами Том Торотон осушил свой бокал. Вид у него, как мне показалось, был бледноватый. Он всегда отличался очень живым воображением.

– Ко всему рано или поздно привыкаешь, – философски заметил Венн. – Аппетит – он всегда так: то пропадает, то возвращается снова. Вот бы ещё так же обстояло дело и с деньгами.

– Он является неожиданно или ты бываешь готов к его появлению?

– Ну… иногда он заранее подаёт знак.

– А, ясно: возникает как бы предчувствие!

– Ну, пусть будет предчувствие, если хотите.

– Ощущение надвигающейся беды?

– Пусть будет так, если настаиваете. Сам бы я так красиво ни за что не выразился.

– Твои мысли начинают путаться, ты ощущаешь необъяснимую подавленность?

– Тут есть одна закономерность: стоит мне слегка расслабиться, начудить малость, а потом несколько дней побездельничать, как вскоре возникает подавленность, а вслед за ней и привидение.

– Но ты, Венн, всегда в прекрасном расположении духа!

– Нет, всякое бывает. Но как бы то ни было, я всегда знаю, как бороться с депрессией: ухожу, как говорится, в себя. Никогда не стараюсь переложить свои проблемы на плечи друзей. Не цепляюсь к первому встречному с тем, чтоб и его заразить тем же недугом. Депрессия – это ведь болезнь заразная, и человек, ей подверженный, способен натворить немало бед, если, конечно, возьмётся за дело всерьёз. Я же в таких случаях чувствую лишь стыд да раскаяние: запираюсь у себя и жду, пока не пройдёт. Зачем бродить по знакомым и портить всем настроение, делая вид, будто так уж остро нуждаешься в сочувствии?

Не знаю, право, насколько искренен был Венн в этой своей тираде, но только тут он попал в самую точку. Каждый из нас, сознаюсь, любил поделиться с другом – не только и даже не столько радостью, сколько неприятностью, не особенно задумываясь о том, как это может подействовать на ближних. Что ж, желание, в общем, естественное – излияния такого рода, согласитесь, приносят определённое облегчение.

– Слушай, Венн, может быть, всё-таки это не привидение, а, скажем, мысленный образ, видение – словом, порождение мрачного состояния духа, безделья, некоторых, скажем так, отклонений от здорового образа жизни и естественного в таких случаях раскаяния? Наверное, этот твой призрак – плод воображения, порождение фантазии и расшатанных нервов, может быть, даже болезни?

– Ничего подобного, – невозмутимо ответствовал Венн. – Моё привидение самое что ни на есть настоящее: его можно потрогать руками. Оно является в студию и по многу часов просиживает вот в этом кресле. – Он указал на платформу, где стояло обычное для любой студии кресло натурщика. Мы все как один повернули туда голову и уставились в одну точку, ожидая, наверное, что тотчас увидим там призрачного гостя. Кресло, однако, пустовало.

– Боже мой, какой ужас! – Голос Тома Торотона задрожал. – Вы только представьте себе: призрак заявляется к парню в студию и просиживает тут часами! Да от этого кто хочешь сойдёт с ума!

– Всё это, Том, действует, конечно, на нервы, но только до тех пор, пока не привыкнешь.

– А призрак этот, случайно, не дама? – спросил Фрэнк Рипли.

– Нет, Фрэнк, на женщину он похож меньше всего, и нечего ухмыляться.

Фрэнк Рипли, надо сказать, никогда особой тактичностью не отличался. А ведь дело-то мы обсуждали нешуточное, и насмешки были тут неуместны. Не исключено, впрочем, что этой выходкой Фрэнк просто попытался скрыть собственное смущение.

– Женщину, Том, я бы тут точно не вынес. С чего ты взял, что нервы у меня железные? Честное слово, призрак этот обликом своим вовсе не вызывает у меня каких-либо тяжёлых чувств. Совсем наоборот, это непретенциозный, простой, очень тихий субъект – и по природе своей, и по характеру. Он явно старается причинить мне как можно меньше хлопот – насколько это возможно, конечно, в данных обстоятельствах.

– В каком же облике он является?

– Это маленький сухонький старичок. На нём длинное поношенное пальто и красный шарф, обмотанный вокруг шеи.

– Погоди-ка… – начал было я.

– Что такое? В чём дело? – спросил Венн, как мне показалось, излишне резко.

– Ну как же, неужели ты не помнишь? Однажды я зашёл к тебе (столкнулся, правда, при входе с некоторыми препятствиями, но всё-таки был пропущен), и тут находился человек, как раз отвечающий этому описанию! Это был старичок в длиннополом пальто и красном шарфе, обёрнутом вокруг шеи. Он сидел в этом кресле тихо-тихо и даже не проронил ни слова, когда я вошёл. По-моему, он и не пошевельнулся.

– Постой-ка, когда это было?

– Да перед Рождеством.

– А, ну конечно. Так это и был мой призрак.

– В таком случае, клянусь Богом, я его видел! – вырвалось у меня. Я вдруг словно взглянул на себя другими глазами: оказывается, и со мной произошёл совершенно небывалый случай! Привидение и мне позволило себя лицезреть! То, что я сразу не догадался, с кем имею дело, было, безусловно, слегка неприятно, но, по правде сказать, теперь уже решающего значения не имело. – Ну да, я тоже видел его!

Теперь все взоры обратились ко мне.

– Ну так давайте же наконец отбросим всякие сомнения и скептицизм! – воскликнул Венн, как-то странно развеселившись. – Хватит разговоров о нервах, болезненной фантазии, плохом здоровье и тому подобном. Моё заявление убедительно подкрепляется свидетельством очевидца – весьма, надо сказать, неожиданного! Не я один видел призрака.

– Слушай, старина, а ты-то что, не испугался? – обратился ко мне Том Торотон.

– Ну… не так сильно, как того можно было ожидать, Том. Видишь ли, мне, признаться, и в голову не пришло, что передо мной привидение. В нём не было ровно ничего призрачного – если руководствоваться, конечно, привычными представлениями об этих существах. На привидение он походил ничуть не больше, чем я или, скажем, ты, Том… хотя, что-то сегодня ты мне кажешься бледным.

– Что?! В этом кресле восседало привидение, а ты его даже не распознал?

– Я думал, старикашка просто позировал. Более того, кажется, именно так Венн и объяснил его присутствие. Ну да, вспоминаю: он действительно делал набросок с натуры.