Агата Кристи - Убийство в Восточном экспрессе Страница 6

— La dame americaine…

— Что?

Проводник утер пот со лба:

— Вы не представляете, чего я от нее натерпелся! Заладила, что в ее купе скрывается мужчина, и хоть кол на голове теши. Вы только подумайте, мсье, в таком крохотном купе! — он обвел купе рукой. — Да где ж ему там спрятаться? Спорю с ней, доказываю, что это невозможно, все без толку. Говорит, она проснулась и увидела у себя в купе мужчину. Да как же, спрашиваю, тогда он мог выйти из купе, да еще дверь за собой задвинуть на засов? И слушать ничего не желает. Как будто у нас и без нее не хватает забот. Заносы…

— Заносы?

— Ну да. Разве вы не заметили? Поезд давно стоит.

Мы въехали в полосу заносов. Бог знает сколько мы еще здесь простоим. Я помню, однажды мы так простояли целую неделю.

— Где мы находимся?

— Между Виньковцами и Бродом.

— La, la! — сказал Пуаро раздраженно.

Проводник ушел и вернулся с минеральной водой.

— Спокойной ночи, мсье.

Пуаро выпил воды и твердо решил уснуть.

Он уже почти заснул, когда его снова разбудили. На этот раз, как ему показалось, снаружи о дверь стукнулось что-то тяжелое. Пуаро подскочил к двери, выглянул в коридор. Никого.

Направо по коридору удалялась женщина в красном кимоно, налево сидел проводник на своей скамеечке и вел какие-то подсчеты на больших листах бумаги. Стояла мертвая тишина.

«У меня определенно нервы не в порядке», — решил Пуаро и снова улегся в постель. На этот раз он уснул и проспал до утра. Когда он проснулся, поезд все еще стоял. Пуаро поднял штору и посмотрел в окно. Огромные сугробы подступали к самому поезду. Он взглянул на часы — было начало десятого.

Без четверти десять аккуратный, свежий и, как всегда, расфранченный Пуаро прошел в вагон-ресторан — тут царило уныние.

Барьеры, разделявшие пассажиров, были окончательно сметены. Общее несчастье объединило их. Громче всех причитала миссис Хаббард:

— Моя дочь меня уверяла, что это самая спокойная дорога. Говорит, сядешь в вагон и выйдешь лишь в Париже. А теперь оказывается, что мы можем Бог знает сколько здесь проторчать. А у меня пароход отправляется послезавтра. Интересно, как я на него попаду? Я даже не могу попросить, чтобы аннулировали мой билет. Просто ум за разум заходит, когда подумаешь об этом. Итальянец сказал, что у него самого неотложные дела в Милане. Огромный американец сказал: «Да, паршивое дело, мэм», — и выразил надежду, что поезд еще наверстает упущенное время. — А моя сестра? Ее дети меня встречают, — сказала шведка и заплакала. — Я не могу их предупреждать. Что они будут думать? Будут говорить, с тетей было плохо.

— Сколько мы здесь пробудем? — спросила Мэри Дебенхэм. — Кто-нибудь может мне ответить?

Голос ее звучал нетерпеливо, однако Пуаро заметил, что в нем не слышалось той лихорадочной тревоги, как тогда, когда задерживался экспресс ТАВРЫ.

Миссис Хаббард снова затараторила:

— В этом поезде никто ничего не знает. И никто ничего не пытается сделать. А чего еще ждать от этих бездельников-иностранцев? У нас хоть старались бы что-нибудь предпринять.

Арбэтнот обратился к Пуаро и заговорил, старательно выговаривая французские слова на английский манер:

— Vous etes un directeur de la ligne, je crois, monsieur. Vous pouvez nous dire…

Пуаро, улыбнувшись, поправил его.

— Нет, нет, — сказал он по-английски, — вы ошибаетесь. Вы спутали меня с моим другом, мсье Буком.

— Простите.

— Пожалуйста. Ваша ошибка вполне понятна. Я занимаю купе, где прежде ехал он.

Мсье Бука в ресторане не было. Пуаро огляделся, выясняя, кто еще отсутствует.

Отсутствовали княгиня Драгомирова и венгерская пара, а также Рэтчетт, его лакей и немка-горничная.

Шведка вытирала слезы.

— Я глупая, — говорила она. — Такая нехорошая плакать. Что бы ни случилось, все к лучше.

Однако далеко не все разделяли эти подлинно христианские чувства.

— Все это, конечно, очень мило, — горячился Маккуин, — но неизвестно, сколько еще нам придется здесь проторчать!

— И где мы, что это за страна, может кто-нибудь мне сказать? — чуть не плача вопрошала миссис Хаббард.

Когда ей объяснили, что они в Югославии, она сказала:

— Чего еще ожидать от этих балканских государств?

— Вы единственный терпеливый пассажир, мадемуазель, обратился Пуаро к Мэри Дебенхэм.

Насколько я понимаю, вы директор компании, мсье. Не можете ли вы сказать…

Она пожала плечами:

— А что еще остается делать?

— Да вы философ, мадемуазель!

— Для этого нужна отрешенность. А я слишком эгоистична. Просто я научилась не расходовать чувства попусту.

Казалось, она говорит скорее сама с собой, чем с Пуаро. На него она и не глядела. Взгляд ее был устремлен за окно на огромные сугробы.

— У вас сильный характер, мадемуазель, — вкрадчиво сказал Пуаро. — Я думаю, из всех присутствующих вы обладаете самым сильным характером.

— Что вы! Я знаю человека, куда более сильного духом, чем я.

— И это…

Она вдруг опомнилась: до нее дошло, что она разговаривает с совершенно незнакомым человеком, к тому же иностранцем, с которым до этого утра не обменялась и десятком фраз. И засмеялась вежливо, но холодно:

— К примеру, хотя бы та старая дама. Вы, наверное, ее заметили. Очень уродливая старуха, но что-то в ней есть притягательное. Стоит ей о чем-нибудь попросить — и весь поезд бросается выполнять ее желание.

— Но точно так же бросаются выполнять желания моего друга мсье Бука, — сказал Пуаро, — правда, не потому, что он умеет властвовать, а потому, что он директор этой линии.

Мэри Дебенхэм улыбнулась.

Близился полдень. Несколько человек, и Пуаро в их числе, оказались в ресторане. При такой ситуации хотелось скоротать время в компании. Пуаро услышал немало нового о дочери миссис Хаббард и о привычках ныне покойного мистера Хаббарда, начиная с того момента, когда, встав поутру, этот почтенный джентльмен ел кашу, и кончая тем, когда он ложился спать, надев носки работы миссис Хаббард.

Пуаро слушал довольно сбивчивый рассказ шведки о задачах миссионеров, когда в вагон вошел проводник и остановился у его столика:

— Разрешите обратиться, мсье.

— Слушаю вас.

— Мсье Бук просит засвидетельствовать свое почтение и спросить, не будете ли вы столь любезны на несколько минут зайти к нему.

Пуаро встал, принес свои извинения шведке и вышел вслед за проводником.

Это был не их, а другой проводник — высокий, крупный блондин.

Миновав вагон Пуаро, они пошли в соседний вагон. Постучавшись в купе, проводник пропустил Пуаро вперед. Они оказались не в купе мсье Бука, а в купе второго класса, выбранном, по-видимому, из-за его большого размера. Однако, несмотря на это, оно было битком набито.

В самом углу восседал на маленькой скамеечке мсье Бук. В другом углу, возле окна, созерцал сугробы коренастый брюнет. В проходе, мешая пройти Пуаро, стояли рослый мужчина в синей форме (начальник поезда) и проводник спального вагона СТАМБУЛ — КАЛЕ.

— Мой дорогой друг, наконец-то! — воскликнул мсье Бук. — Входите, вы нам очень нужны.

Человек у окна подвинулся. Протиснувшись, Пуаро сел напротив своего друга. На лице мсье Бука было написано смятение. Несомненно, произошло нечто чрезвычайное.

— Что случилось? — спросил Пуаро.

— И вы еще спрашиваете! Сначала заносы и вынужденная остановка. А теперь еще и это!..

Голос мсье Бука прервался, а у проводника спального вагона вырвался сдавленный вздох.

— Что и это?

— А то, что в одном из купе лежит мертвый пассажир — его закололи.

В спокойном голосе мсье Бука сквозило отчаяние.

— Пассажир? Какой пассажир?

— Американец. Его звали… — он заглянул в лежащие перед ним списки, — Рэтчетт… я не ошибаюсь… Рэтчетт?

— Да, мсье, — сглотнул слюну проводник.

Пуаро взглянул на проводника — тот был белее мела.

— Разрешите проводнику сесть, — сказал Пуаро, — иначе он упадет в обморок.

Начальник поезда подвинулся; проводник тяжело опустился на сиденье и закрыл лицо руками.

— Бр-р! — сказал Пуаро. — Это не шутки!

— Какие тут шутки! Убийство уже само по себе бедствие первой величины. А к тому же, учтите еще, что и обстоятельства его весьма необычны. Мы застряли и можем простоять здесь несколько часов кряду. Да что там часов-дней! И еще одно обстоятельство: почти все страны направляют представителей местной полиции на поезда, проходящие по их территории, а в Югославии этого не делают. Вы понимаете, как все осложняется?

— Еще бы, — сказал Пуаро.

— И это не все. Доктор Константин, — извините, я забыл вас представить, — доктор Константин, мсье Пуаро.

Коротышка брюнет и Пуаро обменялись поклонами.

— Доктор Константин считает, что смерть произошла около часу ночи.

— В подобных случаях трудно сказать точно, но, по-моему, можно со всей определенностью утверждать, что смерть произошла между полуночью и двумя часами.