Филлис Джеймс - Первородный грех Страница 6

— Ну конечно. Да, я забыл. Слушай, давай я позвоню в полицию, а ты пройди по отделам, объясни сотрудникам, что произошло. Это будет не так драматично, как созвать всех вместе и сделать важное сообщение. И скажи, чтобы все оставались на своих местах, пока не увезут труп.

— Еще одно, Жерар, — медленно произнесла Клаудиа. — Кажется, я была последней, кто видел ее в живых.

— Ну, кто-то же должен был…

— Вчера вечером. Сразу после семи. Я поздно закончила работу. Вышла из гардеробной на первом этаже и увидела Соню. Она поднималась по лестнице. Несла бутылку вина и бокал.

— И ты не спросила, что она собирается делать?

— Разумеется, не спросила. Она ведь не какая-нибудь младшая машинистка. Насколько я могла себе представить, она направлялась в малый архивный кабинет, чтобы наедине выпить потихоньку, втайне от всех. Если так, это меня не касалось. Еще я подумала — странно, что она задержалась на работе так поздно. Вот и все.

— А она тебя видела?

— Не думаю. Она не оглядывалась.

— И никого больше там не было?

— В такой поздний час? Я уходила последней.

— Тогда молчи об этом. Это к делу не относится. И помочь не может.

— Знаешь, у меня тогда возникло странное чувство… Вид у нее был какой-то… Она будто кралась, а не шла. Будто хотела улизнуть от кого-то.

— Это тебе теперь так кажется. А ты не проверила здание, перед тем как запереть двери?

— Я заглянула в ее комнату. Свет был погашен, и там ничего не было — ни пальто, ни сумки. Видно, она убрала их в шкаф. Разумеется, я решила, что она уже вышла из издательства и отправилась домой.

— Ты можешь сказать об этом во время расследования. Только больше ничего не говори. Не упоминай, что ты ее перед тем видела. Не то твои слова могут побудить коронера спросить, почему ты не проверила помещения наверху.

— С какой стати?

— Вот именно.

— Но, Жерар… А если меня спросят, когда я ее видела в последний раз?

— Тогда солги. Но ради Бога, Клаудиа, лги убедительно! И держись того, что сказала.

Он направился к столу и взялся за телефонную трубку.

— Странно, но, насколько я помню, полиция является к нам в Инносент-Хаус в первый раз в жизни.

Она наконец отвернулась от окна и посмотрела прямо ему в глаза:

— Будем надеяться, что и в последний.

3

В проходной комнате, за перегородкой, Блэки и Мэнди — каждая за своим компьютером — печатали, не отрывая глаз от экранов. Поначалу пальцы у Мэнди отказывались работать, неуверенно дрожа над клавишами, словно буквы необъяснимо поменялись местами, а сама клавиатура превратилась в бессмысленный набор символов. На мгновение она опустила руки на колени и крепко сжала ладони, усилием воли уняв дрожь, так что, когда она снова принялась печатать, наработанные навыки взяли свое и все пошло как по маслу. Время от времени она бросала быстрый взгляд на мисс Блэкетт. Та явно была глубоко потрясена. Широкое лицо с обвисшими щеками и маленьким, упрямо сжатым ртом стало таким бледным, что Мэнди опасалась, как бы она, потеряв сознание, не ударилась лицом о клавиатуру.

Прошло чуть более получаса с тех пор, как мисс Этьенн и ее брат ушли из кабинета. Минут через десять после того, как за ними закрылась дверь, мисс Этьенн заглянула в комнату и сказала:

— Я попросила миссис Демери принести вам чаю. Ведь это был шок для вас обеих.

Через несколько минут появился чай; его принесла рыжеволосая женщина в цветастом фартуке. Она поставила поднос с чашками на картотечный шкаф со словами:

— Мне не полагается это обсуждать, так я и не стану. Только вреда не будет, если я скажу вам, что полиция уже приехала. Быстро они работают! И уж точно, что чаю захотят.

И она исчезла, словно вдруг осознав, что происходящее вне этой комнаты гораздо интереснее, чем внутри.

Кабинет мисс Блэкетт поражал своей диспропорциональностью: комната выглядела слишком узкой при такой высоте потолка; этот диссонанс еще подчеркивался великолепным мраморным камином со строгим цветным фризом и тяжелой каминной полкой, опирающейся на головы двух сфинксов. Перегородка, деревянная понизу, а в трех футах от потолка увенчанная сплошной панелью зеркального стекла, разрезала одно из узких арочных окон и ромбовидную деталь потолочной лепнины. Если просторную комнату и надо было перегородить, это следовало бы сделать с большим сочувствием к ее архитектуре, не говоря уж об удобстве мисс Блэкетт, подумала Мэнди. А так создавалось впечатление, что ей просто пожалели выделить достаточно места для работы.

Еще одна, но другого характера странность удивила Мэнди. Ручки двух верхних ящиков стального картотечного шкафа обвивала длинная змея из полосатого зеленого бархата. На ее блестящие глазки-пуговки был надвинут крохотный цилиндр, изо рта, обшитого мягким красным шелком, высовывался раздвоенный язычок алой фланели. Мэнди приходилось уже видеть подобных змей, у ее бабушки тоже была такая. Они предназначались для того, чтобы лежать у подножия дверей, преграждая путь сквознякам, или обвиваться вокруг ручек, чтобы двери оставались приоткрытыми. Но змея выглядела смешной, похожей скорее на детскую игрушку, и вряд ли кто-то мог ожидать, что увидит подобный предмет здесь, в издательстве «Певерелл пресс». Ей хотелось спросить мисс Блэкетт об этом, но мисс Этьенн приказала им не разговаривать, и похоже было, что мисс Блэкетт восприняла это как запрет на все и всяческие разговоры, не касающиеся работы.

Минуты проходили в молчании, пленка у Мэнди должна была вот-вот закончиться. И тут мисс Блэкетт, взглянув на нее, произнесла:

— Можете на этом остановиться. Я теперь вам подиктую. Мисс Этьенн хотела, чтобы я проверила, как вы стенографируете.

Она достала из ящика стола один из каталогов фирмы, протянула Мэнди блокнот и, придвинув поближе к ней свой стул, принялась читать тихим голосом; ее бледные, почти бескровные губы едва двигались. Пальцы Мэнди машинально чертили знакомые иероглифы, но ум ее воспринимал лишь немногое из того, что содержалось в списке подготавливаемых к изданию книг научного и документального характера. Голос мисс Блэкетт иногда прерывался, и она понимала, что та тоже прислушивается к звукам, доносящимся снаружи. После воцарившейся сначала зловещей тишины они теперь могли расслышать чьи-то шаги, полувоображаемое перешептывание, а затем и более громкий звук шагов по мраморному полу и решительные мужские голоса.

Устремив взгляд на дверь, мисс Блэкетт почти беззвучно и без всякого выражения произнесла:

— Вы не могли бы теперь прочитать то, что записали?

Мэнди без запинки прочла свою стенографическую запись. Снова воцарилось молчание. Вскоре дверь отворилась и появилась мисс Этьенн. Она сказала:

— Полиция прибыла. Теперь они ждут судмедэксперта, после этого мисс Клементс увезут. Вам лучше не выходить из кабинета, пока все не закончится. — Она взглянула на мисс Блэкетт: — Вы закончили тестирование?

— Да, мисс Клаудиа.

Мэнди вручила ей отпечатанные списки. Мисс Этьенн бросила на них беглый взгляд.

— Хорошо. Место — ваше, если вы не передумали. Приступайте завтра, в девять тридцать.

4

Через десять дней после самоубийства Сони Клементс и ровно за три недели до первого убийства в издательстве «Певерелл пресс» Адам Дэлглиш встретился с Конрадом Экройдом за ленчем в «Кадавр-клубе». Пригласил его туда сам Экройд, позвонив по телефону и произнеся приглашение тем заговорщическим и чуть зловещим тоном, каким всегда делались приглашения Конрада. Даже во время официальных приемов, которые он устраивал, чтобы выполнить некие весьма важные общественные обязательства, можно было ожидать, что немногим привилегированным посвященным откроются интереснейшие тайны, интриги и секреты. Правда, предложенное им время встречи было Адаму не очень удобно: пришлось внести изменения в заранее намеченные планы. И, занимаясь этим, он размышлял о том, что один из недостатков «продвинутого» возраста — растущее желание избегать встреч с друзьями и невозможность собраться с мыслями (и с силами!), чтобы суметь остроумно отказаться от приглашения. Дружеские отношения с Экройдом — Адам полагал, что такое определение здесь вполне уместно, ведь это было не просто знакомство — основывались на той пользе, какую время от времени оба они приносили друг другу. Поскольку и тот и другой это понимали, ни один из них не считал, что такие отношения нуждаются в оправданиях или извинениях. Конрад, один из самых известных и надежных сплетников в Лондоне, часто был весьма полезен Дэлглишу, особенно в деле Бероуна. Сегодня, видимо, предполагалось, что пользы ждут от Адама, но он знал, что — как это повелось между ними — такая просьба, в какую бы форму она ни облекалась, может вызвать некоторое раздражение, но не будет слишком обременительной. Еда в «Кадавр-клубе» отличная, а Конрад Экройд, человек хотя и несерьезный, никогда не бывает скучным.