Чарлз Тодд - Дар мертвеца Страница 6

Ратлидж точно знал, что Хэмиш не трус, знал и то, что под непрерывным огнем люди ломались.

Ратлиджу пришлось исполнить свою угрозу. Команда, поспешно собранная в предрассветном сумраке, расстреляла капрала Хэмиша Маклауда. Но он не умер, и Ратлиджу пришлось добить его, нанести завершающий смертельный удар. Сразу после этого немцы начали обстрел, и их завалило землей. Похороненный заживо, ослепший, оглохший, Ратлидж выжил только потому, что его защитило тело Хэмиша. Горькая ирония судьбы…

Пулеметчики погибли тоже, за что Ратлиджа, не верившего в происходящее, наградили медалью и снова послали в бой, он должен был служить всем примером. Ему не дали передышки — на войне нужны были солдаты.

После того страшного лета 1916 года Ратлидж воевал еще два мучительных года. Он выполнял свои обязанности, хотя почти ничего не сознавал, кроме неумолкающего голоса Хэмиша в голове. Ратлидж хотел умереть, он много раз искал смерти, но, несмотря на ранения и болезни, остался в живых. Дома его встретили как героя, хотя он почти не мог говорить. Никто не догадывался, что он привез с собой мертвеца.

Доктор Флеминг хорошо сделал свое дело. В июне 1919 года Ратлидж вернулся в Скотленд-Ярд, его признали годным к несению службы. Свою тайну он носил с собой. Даже Франс не знала, как тяжело давались Ратлиджу попытки вернуться в прежнюю форму. Он должен был ловить убийц, но сам считал себя убийцей. И Хэмиш нисколько не облегчал ему жизнь, наоборот, он постоянно нависал у него за плечом и порицал его. Со временем у них наладились своеобразные отношения — если сравнивать с шахматной партией, ситуацию можно было назвать патовой. Хэмиш первым ощущал те мгновения, когда Ратлидж был наиболее уязвим. Иногда Ратлиджу казалось, что капрал мстит ему с того света.

Даже Флеминг, несмотря на все свое врачебное искусство, не сумел убрать страшные воспоминания. И избавить Ратлиджа от чувства вины.

В темную дождливую ночь особенно тяжело проснуться после кошмарного сна и услышать не дающий покоя голос из прошлого… из окопов.

Все же спустя какое-то время Ратлидж заставил себя снова лечь, укрылся одеялом и закрыл глаза.

Над Лондоном занялся серый сентябрьский рассвет, но Ратлидж все никак не мог уснуть.

Позже, при свете дня, он понял, что послужило причиной его сна. Накануне с утренней почтой пришло письмо. Зная, от кого оно и какая просьба в нем содержится, он долго тянул и не вскрывал конверт. Ему казалось, что письмо прожигает дыру в кармане его пиджака и в его совести. Наконец он со вздохом взломал резную печать.

Его крестный, Дэвид Тревор, писал из Эдинбурга:

«Ты все время придумываешь какие-то отговорки. Хватит! Приезжай ко мне в гости. Я скучаю по тебе, Иен. И хочу лично убедиться в том, что ты жив и здоров. Если твой старикашка Боулс не даст тебе отпуска, все равно приезжай. Мой врач напишет, что тебе необходим отдых. Кстати, отдохнуть не мешает и мне. Одиночество — вот что меня губит!»

Меньше всего на свете Ратлиджу хотелось ехать в Шотландию. Он искренне любил и уважал своего крестного, но на север ехать ему совсем не хотелось. Правда, при свете дня его нежелание казалось едва ли не суеверием и лишь ночью превращалось в невыносимо тяжкое бремя. Нет, он вовсе не испытывал неприязни к шотландцам, наоборот. Многие из них во Франции сражались под его началом, и — как ни горько это сознавать — многих из них он повел на смерть. Ратлидж помнил их всех поименно, даже зеленых новобранцев, с которыми он не прослужил вместе и дня.

Кроме того, сейчас ему меньше всего хотелось идти в отпуск. Он очень устал, но праздность пугала его. Когда человек пребывает в праздности, на краю его разума маршируют призрачные армии демонов…

Старший суперинтендент Боулс, возможно, с радостью отправил бы Ратлиджа в отпуск, если бы инспектор его о том попросил. Чем реже Боулс видел Ратлиджа, тем лучше себя чувствовал. Стоило Ратлиджу уехать из Лондона по делам, и Боулс радостно поглядывал на закрытую дверь его пустого кабинета. Ратлидж смущал покой Боулса, старший суперинтендент терпеть не мог умных подчиненных. И совсем невыносимыми для него были умные подчиненные, безукоризненно владевшие родным языком, окончившие университет и непринужденно чувствующие себя в обществе, в котором сам Боулс, несмотря на чин и положение, до сих пор был скованным и неуклюжим. От таких подчиненных Боулс старался избавляться как можно скорее. Он умел так себя поставить, что умные люди сами догадывались — в их же интересах как можно скорее попросить о переводе.

Но проклятый Ратлидж никуда не уходил и успешно раскрывал одно дело за другим. Он был словно заговоренным. Он выжил в мясорубке на Сомме, поправился после тяжелых ранений, хотя несколько месяцев провалялся в госпиталях. А ведь если осведомитель Боулса говорил правду, после войны Ратлидж почти выжил из ума, был совершенно сломлен, даже не мог говорить. Кто бы мог подумать, что он вернется на прежнее место работы? И все же он держится в Скотленд-Ярде вот уже четыре месяца, хотя Боулс изо всех сил старается доказать, что инспектор не справляется со своими обязанностями как положено и растерял навыки, которые прославили его до войны.

По мнению Боулса, Англии пошло бы на пользу, если бы Ратлидж умер вместе с теми, кого писатели стали называть «цветом английской молодежи». Мертвые «цветы» можно вымести вместе с мусором и забыть о них. Те, кто остался в живых, бросали вызов его тщеславию и потому служили для него мишенями.

Боулс вскарабкался по служебной лестнице на такую высоту, какую допускали его способности. Продвинуться по службе помогли успехи, достигнутые во время войны, когда он охотился на немецких шпионов. Но, похоже, ему так и суждено выйти в отставку с должности старшего суперинтендента. О том, чтобы подняться выше, человек его социального положения не мог и мечтать. Прекрасно понимая, что достиг потолка, Боулс постоянно испытывал гнев и досаду.

В то мрачное утро он вошел в кабинет Ратлиджа и придвинул себе второй стул — он всегда стоял у стены напротив двери. Тяжело опустившись на сиденье, он положил на стол папку с делом.

— Нам сообщают о неприятностях на севере, в районе Дарема. Судя по всему, кроме вас, с ними никто не в состоянии разобраться. — Старший суперинтендент открыл папку, достал из нее лист, исписанный черными чернилами, и мрачно воззрился на Иена. — Короче говоря, вот изложение сути дела и свидетельские показания, которые все подтверждают.

Сотрудники шотландской полиции, заручившись согласием своих английских коллег, наведались в деревню в нескольких милях к западу от Дарема, где жила леди Мод Грей. Шотландцы сообщили ей, что в Хайленде, в долине Гленко, найдены останки женщины, которая может оказаться ее пропавшей дочерью. Леди Мод Грей настолько возмутили манеры и речь инспектора-шотландца, что она приказала дворецкому выкинуть его. В свою очередь, поведение леди Мод не пришлось по вкусу начальнику шотландской полиции, и он пожаловался своему английскому коллеге. Ни одному из них не удалось убедить ее светлость принять их хотя бы ненадолго…

— Вас направляют туда затем, чтобы вы, так сказать, разрядили обстановку и выяснили все, что можно, о пропавшей девушке. Шотландская полиция будет вам очень признательна. Насколько я могу судить, читая между строк, ее светлость пользуется большим авторитетом в известных кругах. Кроме того, она умна, энергична и привыкла действовать, как ей заблагорассудится. Вам придется воспользоваться всем своим дипломатическим тактом, чтобы войти к ней в дом, я уже не говорю о том, чтобы побеседовать с ней. Учтите, провал неприемлем. Вы меня понимаете?

Ратлидж прекрасно все понял. Если он выведет леди Мод из себя, она от них мокрого места не оставит. Если он уедет, так и не повидавшись с ней, его могут отстранить от должности за непрофессионализм.

Он взял бумаги, которые придвинул ему Боулс, и стал читать. Старший суперинтендент вскоре ушел. Само по себе дело выглядело достаточно простым. Трудность заключалась в том, что леди Мод Грей отказывалась обсуждать с кем-либо свою дочь. Местный полицейский написал:

«Леди Мод не объявляла дочь в розыск, но, по словам соседей, в начале 1916 г. они с дочерью повздорили и дочь уехала. Позже, в 1918 г., после смерти родственника дочь стала богатой наследницей. Семейный поверенный дал объявления в газетах по всей стране, прося ее связаться с ним напрямую, но девушка так и не ответила ему. Поверенный начал тактично наводить справки о дочери леди Мод, но оказалось, что никто из ее друзей ничего о ней не знает. Поверенный заявил о своих подозрениях в полицию и попросил помочь найти ее. До сих пор поиски не увенчались успехом. Возможно, останки, найденные в Шотландии, принадлежат Элинор Виктории Мод Грей — рост и возраст примерно соответствуют, а время смерти (по мнению специалистов, осень 1916 г.) совпадает с тем временем, когда ее видели в последний раз. Ее мать отказывается давать какие-либо разъяснения».