Уолтер Саттертуэйт - Эскапада Страница 6

— Не что-то вроде фокусника, — изрек он, покровительственно улыбаясь. — Фокусником может стать любой. Кое-какой инвентарь, ловкость рук — детские штучки. Пустое. Я же, между прочим, артист-эскапист. Самоосвободитель. Самый первый среди всех эскапистов-самоосвободителей. У меня много подражателей в разных странах, но именно я создал это искусство. И смею вас уверить без ложной скромности: Гудини все еще самый великий. — Он повернулся ко мне. — Правда, Фил?

— Чистая, — подтвердил я. На самом деле так оно и было.

— Вот как? — удивилась она, четко произнося каждую букву. В глазах засветилась слабая искорка, а в голос проникла легкая ирония. — И от чего же вы самоосвобождаетесь?

Ирония, скрытая или явная, в случае с Великим человеком не срабатывала. Он махнул рукой.

— От всего и отовсюду. Начал с наручников и кандалов. Но от них любой может освободиться. Заметьте, я всегда старался идти дальше других, даже дальше самого себя. Естественно, это настоящий вызов. Сегодня Гудини может освободиться из чего угодно. Из запертых сундуков. Из гробов. Будь они хоть под водой, хоть под землей. Понятно, для этого требуется огромная физическая сила и выносливость. Хотите, ударьте меня в живот?

— Простите? — спросила она.

Он расстегнул пиджак.

— Не стесняйтесь. Бейте. Да посильнее. Годы тренировок превратили мышцы Гудини в сталь. — Он кивком показал на свой живот. — Пожалуйста. Не стесняйтесь.

— Ах, — вздохнула Сесилия. Я заметил, что она покраснела. И торопливо оглянулась. Она все же не была такой пресыщенной, какой хотела казаться. Девица снова повернулась к нему. — Большое спасибо, конечно, — сказала она, — может, как-нибудь в другой раз.

Гудини напряг руку и показал ей мускулы, как мясник в лавке показывает свой лучший товар.

— Вот. Валяйте, пощупайте.

Сесилия взглянула на меня в поисках защиты. Но защитник из меня, прямо скажем, никудышный. Она колебалась. Великий человек все еще держал руку в напряжении.

— Ладно, — сказала она и слегка пожала плечами, как будто все это в конечном итоге не имело большого значения. Протянула руку и легонько, как бы из любопытства, прикоснулась к его мускулам.

— Впечатляет, не так ли? — спросил Гудини. — Как сталь. Давите как следует.

— Да, — согласилась девица и потрогала еще раз. И моргнула, проводя пальцами по натянутой черной ткани. — В самом деле… довольно… твердый, верно?

— Естественно, — кивнул Гарри. И опустил руку. — Специальные упражнения, — пояснил он, — долгие годы тренировок, каждый божий день. Алкоголь же разрушит все это в мгновение ока. Видите ли, он пагубно действует на мышечную массу. Разъедает ее, как соляная кислота. Я бы предпочел, если можно, стакан чистой воды.

Сесилия вытаращилась на него, слегка приоткрыв рот. Моргнула еще разок, словно желая прогнать видение, и закрыла рот. Она опять покраснела и оглянулась.

— Да, — сказала она, — конечно. — На лбу у нее даже выступил пот.

Я уже такое видел. Люди чаще всего оказываются неготовыми к нахально-безграничному самомнению Великого человека. У некоторых это вызывает отвращение. Но многих привлекает.

А кое-кого стальные мускулы просто сводят с ума.

Великий человек реакции девушки не заметил. Он отвернулся и теперь стоял, заложив руки за спину и высоко задрав голову. Он внимательно оглядывал комнату, как театральный продюсер, оценивающий театр и возможные прибыли.

Сесилия повернулась ко мне. Откашлялась. И снова надела на себя маску мировой скорби, но, как мне показалось, она и сама понимала, что на этот раз та пришлась ей явно не к лицу.

— А вы что будете пить, господин Бомон?

— Виски. И немного воды. Благодарю.

Сесилия повернулась и затушила сигарету в пепельнице. Она проделала это так резко, даже яростно, что я невольно посочувствовал сигарете.

Сесилия заказала напитки слуге. Она не смотрела в глаза Великому человеку, передавая ему стакан с водой, и рука ее была тверда, как камень. Потом она передала мне виски с водой. Без льда, у англичан лед не в чести.

— Вы должны познакомиться с другими гостями, — обратилась она ко мне.

Глава четвертая

Когда мы отходили под ее водительством от стола, в граммофоне бренчало что-то из Скотта Джоплина.[5] Мы прошли по персидским коврам мимо огромного камина, в котором запросто можно было бы зажарить мохнатого мамонта. Но мамонта в нем не было. Как, впрочем, и огня, хотя день выдался прохладным. Англичане считают неуместным отапливать свои дома до января. Как, впрочем, и в январе.

За камином мы наткнулись еще на одну группу людей, трех мужчин и даму, сидевших за кофейным столиком. Один из мужчин как раз говорил:

— Именно эту, видите ли, самую что ни на есть провидческую природу сна и открывать герр доктор Фрейд.

Он был маленький и худосочный, с сильным немецким акцентом и с густой бородой, аккуратно подстриженной и пронизанной жесткими завитками седых волос. Череп у него был совершенно лысый и сиял так, будто его натерли воском. На нем были черное блестящее пенсне, хорошо отглаженный черный костюм, сверкающие черные кожаные туфли, накрахмаленная белая рубашка с тугим воротничком с отворотами и крошечная, аккуратная черная бабочка. Он был неподражаем. Просто неотразим. Пыль и беспорядок никогда его не коснутся. Не посмеют.

— Простите меня, доктор Ауэрбах, — сказала Сесилия. Ее голос снова сделался томным. — Папочка назначил меня хозяйкой. Это господин Фил Бомон из Америки и господин Гарри Гудини. — Мне показалось, что она произнесла слово Гудини так, будто мягко покрутила его на языке.

Другие мужчины и дама остались сидеть, но доктор Ауэрбах живо приподнялся на своих коротеньких, отливающих глянцем ножках.

— Господин Гудини! — воскликнул он. И, сверкнув мелкими зубками, потянулся к руке Великого человека. Великий человек почтил его рукопожатием.

— Доктор Эрик Ауэрбах, — представился доктор. — Какое гигантское удовольствие это есть! Я собственными глазами видеть ваше великолепное выступление в Вене несколько лет назад. Потрясающе!

Великий человек посмотрел на доктора сверху вниз и одарил его своей чарующей улыбкой.

— Большое спасибо. — Лесть всегда действовала на него благотворно.

Доктор Ауэрбах резко повернулся к Сесилии. Карие глаза за стеклышками пенсне широко раскрылись.

— Вы, пожалуйста, разрешить мне, мисс Фицуильям, представление?

Она улыбнулась своей беглой, безжизненной улыбкой и равнодушно пожала плечами.

— Да, пожалуйста.

— Замечательно! — восхитился доктор. — Большое вам спасибо. Итак, джентльмены. Начнем с прекрасной дамы. — Он поклонился в сторону сидящей справа женщины. — Разрешить представить вам необыкновенного господина Гарри Гудини. Как вы уже слышать, я сам имел честь лицезреть его представление в Вене. Абсолютно сногсшибательно! Господин Гудини, разрешить представить вам сначала совершенно очаровательную госпожу Корнель.

Совершенно очаровательной госпожой Корнель оказалась сидевшая рядом дама. Возможно, ей было за тридцать, а может — под пятьдесят. Это все, что я могу сказать по поводу ее возраста, и, вероятно, это больше, чем она сама могла бы сказать о себе. На ней были черные туфли на высоких каблуках, тонкие шелковые чулки и плиссированное черное шелковое платье, которое не скрывало ее длинных, бледных рук и гладких, бледных плеч. Подстрижена она была под мальчика, волосы прямые, черные и блестящие. В овале лица что-то кошачье, носик маленький, губы красные, рот широкий. Из-под длинных черных ресниц смотрели большие миндалевидные глаза. Они были того же цвета, что и волосы, и смотрели так, будто в мире не осталось ничего, чего бы они не видели хотя бы дважды.

В руке дама небрежно держала длинную коричневую сигарету. Дама поклонилась Великому человеку и улыбнулась.

— А этот джентльмен, — продолжал доктор Ауэрбах, — есть сэр Дэвид Мерридейл.

Сэру Дэвиду было под сорок. Сшитый на заказ черный костюм облегал широкие плечи, сшитый на заказ жилет подчеркивал плоский живот. Волосы у него были темные, за исключением элегантных седых прядей, элегантно серебрящихся на висках. Высокий лоб, крупный нос, черные усы и порочный широкий рот. Он удобно устроился в мягком кресле, положив руки на подлокотники и скрестив ноги в коленях. В левой руке он держал бокал с шампанским. Казалось, его постоянно что-то веселит.

Сэр Дэвид, кивнув, поздоровался. Великий человек сказал:

— А это мой секретарь и близкий друг господин Фил Бомон.

Я кивнул и улыбнулся. Вежливо. Когда привыкнешь, то уже легче.

Сэр Дэвид сказал:

— Присоединяйтесь к нам. Доктор Ауэрбах только что просвещал нас насчет психоанализа.

— О, нет, нет, — заторопился доктор Ауэрбах и замахал своими маленькими ручками с маникюром. Он явно взял все в свои руки. — С этим мы покончили, раз тут великий Гудини. Пожалуйста, мисс Фицуильям, вы не желаете сидеть рядом со мной?