Джозефина Тэй - Человек из очереди Страница 60

— Я пришла только посмотреть, не нужно ли вам чего-нибудь. И представить вам вашу соседку, Мэри Иннес. Как только потребуется, Иннес придет вам на помощь.

И Бо удалилась, пожелав «спокойной ночи» и оставив Иннес завершать интервью. Люси нашла, что Мэри привлекательна и очень умна, но что-то в ее поведении чуть-чуть смущало. Она не давала себе труда улыбаться, если ей не было весело, и, хотя настроена она была дружески и спокойно, не делала никаких усилий, чтобы развлекать гостью. В академических и литературных кружках, которые в последнее время часто посещала Люси, это осталось бы незамеченным, но в веселом, оживленном мире колледжа это выглядело почти как отпор. Почти. Конечно же, не было и намека на отпор в интересе, который проявила Иннес к ее, мисс Пим, книге — Книге — и к ней самой.

Теперь, сидя в тени кедра и глядя на Иннес, Люси думала о том, были ли у Мэри Иннес основания сомневаться в том, что жизнь — очень веселая штука. Люси давно гордилась своей способностью определять характер человека по чертам его лица и теперь готова была держать любое пари, что не ошибется. Ей, например, никогда не приходилось встречать человека, брови которого начинались бы у самой переносицы и взлетали вверх к вискам, и не обнаружить, что он отличается несговорчивым характером и склонен к интригам. А кто-то — кажется, Иан Гордон? — заметил, что в толпе, собравшейся вокруг оратора в парке, слушать его оставались люди с длинными носами, а с короткими — уходили. Поэтому теперь, глядя на низкие брови и решительно сжатые губы Мэри Иннес, Люси размышляла, не пришлось ли их хозяйке отказаться от всякого намека на улыбку, чтобы сконцентрироваться на достижении поставленной цели. Это было вообще чем-то несовременное лицо. Это было… что это было?

Иллюстрация в книге по истории? Портрет в картинной галерее? Во всяком случае, не лицо преподавательницы физкультуры в женской школе. Определенно — нет. Именно вокруг таких лиц, как у Мэри Иннес, создавалась история.

Из всех девушек, которые постоянно обращались к Люси и тут же отворачивались, продолжая болтать и подшучивать друг над другом, только две не вызывали симпатии с первого же взгляда. Первым было лицо Кэмпбелл, слишком податливое, со слишком мягким ртом, выражавшее готовность сделать все для всех. Второе принадлежало девушке по фамилии Роуз; веснушчатое, со сжатыми губами и наблюдательными глазами.

Роуз опоздала к чаепитию, и в момент ее прихода все почему-то замолчали. Люси это напомнило внезапную тишину, которая наступает среди стаи щебечущих птиц, когда над ними начинает кружить ястреб. Однако в молчании девушек не было никакой нарочитости, никакой злобы. Как будто паузой в разговоре они отметили ее прибытие, только никто из них не стал приглашать ее присоединиться к той или иной группе.

— Боюсь, я опоздала, — проговорила Роуз. И в наступившей на миг тишине Люси уловила чей-то краткий комментарий: «Зубрила!» — из чего сделала вывод, что мисс Роуз была не в состоянии оторваться от учебников. Нэш представила ее, Роуз опустилась на траву рядом с остальными, и беседа потекла дальше. Люси, всегда сочувствовавшая тому, кто оказывался лишним, поймала себя на том, что ей жаль новоприбывшую. Однако, внимательнее присмотревшись к чертам лица мисс Роуз — уроженки Севера, Люси пришла к убеждению, что тем самым тратит впустую добрые чувства. Если Кэмпбелл, розовая и хорошенькая, выглядела слишком уступчивой, чтобы казаться привлекательной, то Роуз была ее противоположностью. Только бульдозер, почувствовала мисс Пим, мог бы сдвинуть с места мисс Роуз.

— Мисс Пим, вы не попробовали моего торта, — заявила Дэйкерс, которая без всякого смущения присвоила себе право обращаться с Люси, как со старой знакомой, и теперь сидела, прислонившись спиной к ее стулу и вытянув перед собой прямые, как у куклы, ноги.

— А который ваш? — спросила Люси, рассматривая коробки с разнообразными сладостями, выделявшиеся на фоне приготовленных в колледже бутербродов и «воскресных» булочек с изюмом, как костюмы от Крида на деревенской ярмарке.

Вкладом Дэйкерс, как оказалось, был многослойный шоколадный торт с сахарной глазурью. Люси решила, что во имя дружбы (а также чуть-чуть из чревоугодия) на сей раз она забудет про свой вес.

— Вы всегда сами покупаете сласти к воскресному чаю?

— О нет, это в вашу честь.

Нэш, сидевшая по другую сторону Люси, засмеялась:

— Вы видите перед собой, мисс Пим, все скелеты из шкафов.[16] Нет ни одной студентки-физкультурницы, которая не была бы Тайным Едоком.

— За все время пребывания в колледже, дорогие мои, не было ни одной минуты, чтобы я не умирала от голода. Только стыд заставляет меня перестать есть за завтраком, а через полчаса я уже так голодна, что готова съесть коня в гимнастическом зале.

— Поэтому наше единственное преступление и состоит в… — начала Роуз, но Стюарт ткнула ее в спину так сильно, что та почти упала лицом в траву.

— Мы выложили вам под ноги свои мечты, — со смехом сказала Нэш, как бы сглаживая недоконченную фразу Роуз. — И уверяю вас, это славный толстый ковер из углеводов.

— Наш конклав собирался еще по одному очень серьезному поводу — надо ли нам одеться ради вас, — проговорила Дэйкерс, нарезая шоколадный торт и не подозревая, что опять допустила оплошность. — Но мы решили, что для вас это вряд ли имеет большое значение. — И поскольку раздался смех, поспешно добавила: — В самом лучшем смысле, я хочу сказать. Мы решили, что вы примете нас такими, какие мы есть.

На девушках была самая разнообразная одежда — в соответствии со вкусом каждой и требованием момента. Кое-кто был в шортах, кое-кто в голубой полотняной тунике для игр, а кое-кто в тонких шелковых платьях пастельных тонов, подходящих к случаю. Шелков в цветах не было. Детерро пила чай с монахинями монастыря в Ларборо.

— Кроме того, — заявила Гэйдж, похожая на голландскую куклу и оказавшаяся той темноволосой головкой, которая появилась в окне, выходившем во двор, вчера в половине шестого утра, просила бросить чем-нибудь в Томас и тем положить конец воплям Дэйкерс, — кроме того, как бы сильно мы не хотели оказать вам честь, мисс Пим, у нас на счету каждая минута; ведь выпускные экзамены ужасно близко. Даже такому моментально меняющему костюмы артисту, как П. Т. Старший, требуется целых пять минут, чтобы переодеться в воскресное парадное платье; так что принимая нас в наших лохмотьях, вы внесли вклад, — она приостановилась на минуту, подсчитывая что-то в уме, — внесли вклад в сумму знаний о человеке в количестве одного часа и двадцати минут.

— Можешь вычесть оттуда мои пять минут, дорогая, — объявила Дэйкерс, ловко подбирая языком потекшую сахарную глазурь (чтобы она не упала), — я всю вторую половину дня провела, стараясь выучить кору головного мозга, и единственный результат — твердое убеждение, что у меня лично она отсутствует.

— У тебя обязательно есть кора головного мозга, — произнесла Кэмпбелл, буквалистка-шотландка, протяжным глазговским говором, похожим на густой сироп, стекающий с ложки. Никто, однако, не обратил внимания на эту констатацию факта.

— Лично я думаю, что самое отвратительное в физиологии — это villi, — сказала О'Доннелл. — Подумайте только, что надо нарисовать сечение чего-то, что имеет в высоту одну двадцатую дюйма и состоит из семи отдельных частей!

— А вы должны так подробно знать строение человека? — спросила Люси.

— Во вторник утром должны, — ответила соня Томас. — Потом мы можем забыть это на всю жизнь.

Люси, вспомнив, что в понедельник утром она хотела пойти в гимнастический зал, поинтересовалась, прекращаются ли тренировки на ту неделю, что идут выпускные экзамены. Нет, заверили ее. Не прекращаются, потому что показ состоится через две недели. Показательные выступления по рангу занимают место сразу после выпускных экзаменов.

— Все наши родители приедут, — сказала одна из Апостолов, — и…

— Родители всех, хочет она сказать, — поправила ее второй Апостол, — и из соперничающих с нами колледжей, и все…

— Все сливки из Ларборо, — вставила третья. Похоже, когда одна из Апостолов разражалась речью, другие автоматически следовали ее примеру.

— И все «шишки» из округа, — заключила четвертая.

— Убийство, — подвела за всех итог первая.

— Мне нравится показ, — сказала Роуз. И снова ответом было странное молчание.

Не враждебное. Просто отстраняющее. Без всякого выражения все посмотрели на Роуз и отвели глаза. Никто не прокомментировал то, что она сказала. Их безразличие превращало ее как бы в человека на необитаемом острове.

— Мне кажется, это приятно — показать людям, что мы умеем делать, — добавила Роуз, как будто оправдываясь.