Энтони Беркли - Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник) Страница 65

– Но… – начал было мистер Тодхантер.

– Больше сказать мне вам нечего, – перебил его комендант.

7

Мистер Тодхантер разозлился до крайности.

Его обвели вокруг пальца, он это видел. В министерстве сидели не дураки. Казнить его там никто даже не собирался. Напротив, они были бы признательны, если бы мистер Тодхантер любезно взял да и уморил себя сам. Тогда перед ними открывалась возможность поступить с Палмером как заблагорассудится, но пока камнем висела на руках предстоящая казнь мистера Тодхантера.

– Черт бы их всех побрал! – сдерживая гнев, произнес он и снова забрался под одеяло. – Я все равно добьюсь, чтобы меня казнили!

8

Причина всех бед заключалась в том, что власти по-прежнему считали: преступник – Палмер.

Напрасно мистер Тодхантер протестовал, напрасно он клялся-божился, что Палмер неповинен. Капеллан позволил ему поклясться на Евангелии и поверил ему. И доктор поверил. Даже комендант и тот поверил. Но от бюрократов из министерства отскакивало, как от стены. Даже ропот общественности их не задел. Палмер оставался в тюрьме, а министерство выступило с заявлением.

«Самым тщательным образом изучив обстоятельства дела, – говорилось в нем, – министр внутренних дел рекомендует его величеству отсрочить исполнение смертного приговора, вынесенного Винсенту Палмеру. Министр рассматривает целесообразность замены этого приговора пожизненным заключением, ибо, хотя присяжные вынесли вердикт, согласно которому не Палмер стрелял из револьвера в Этель Мэй Бинс с намерением убить ее, данный вердикт не исключает участия Палмера в этом преступлении. Решение министра по делу Палмера будет объявлено в надлежащий срок».

Это заявление ввергло в цинический гнев даже «Тайм».

«Надо полагать, замена казни пожизненным заключением призвана удовлетворить всех: и тех, кто верит в виновность Палмера, и тех, кто считает, что Палмер не участвовал в преступлении. Можем заверить министра: такое решение не удовлетворит никого. Более того, оно противоречит всем канонам британского правосудия. Палмер не должен сидеть в тюрьме только потому, что министр внутренних дел убежден в его виновности, которая так и не была надлежащим образом доказана».

И снова клич «Тайм» подхватила вся пресса. «Ньюс кроникл» даже посвятила этой теме передовицу, в которой ни разу не упомянула ни Абиссинию, ни Испанию, ни безработных.

Но министерство внутренних дел, однако, пропустило это все мимо ушей.

А мистер Тодхантер решительно оставался в постели и старался не закипать.

9

Волнение народных масс, как обычно, доставило немало хлопот почте его величества. Настоящая лавина писем, иногда до нескольких тысяч в день, обрушилась на тюрьму, но мистер Тодхантер не вскрыл ни единого. Присылали ему не только письма, но и диетические продукты, патентованные лекарства, Библии, заводные игрушки и бог еще знает что; однако, согласно тюремным установлениям, на счастье мистера Тодхантера, эти знаки внимания до него не доходили.

Посетителей мистер Тодхантер принимал с большим разбором. С Фарроуэем видеться отказался, уделил по нескольку минут миссис Фарроуэй и миссис Палмер, пару раз посовещался с мистером Бенсоном по поводу своего завещания, куда внес несколько новых пунктов, и впредь попросил пускать к нему только сэра Эрнеста, мистера Читтервика и мистера Фуллера. Этим троим было позволено навещать его в камере, где они сидели на дальнем конце стола между двумя чинными надзирателями и беседовали с мистером Тодхантером, который лежал в постели.

С ними он обсуждал, целесообразно ли подавать прошение о помиловании в надежде, что это даст возможность продлить общественную кампанию в защиту Палмера, которая со временем может увенчаться успехом; однако власти были настроены так непримиримо, что имелись серьезные опасения, что апелляция повлечет за собой пересмотр вынесенного мистеру Тодхантеру приговора как недостаточно подкрепленного доказательствами, – и мистер Тодхантер пришел к выводу, что лучше не рисковать.

До дня казни оставалось две недели.

Мистер Тодхантер отнюдь не горел желанием, чтобы его казнили, но он терпеть не мог бросать дело, сделанное наполовину, не говоря уж о том, что казнь его оставалась вернейшим стимулом к освобождению Палмера, какие бы там заявления ни издавало министерство внутренних дел.

– Вот как оно будет, – прогнозировал сэр Эрнест. – Едва упадет занавес, публика поднимет такой вой, что правительство просто рухнет, если оставит Палмера за решеткой. Это ясно как день. Уже сейчас в парламенте нет большинства за то, чтобы держать Палмера в заключении, и они это знают. Его выпустят непременно – это просто вопрос времени.

– Дьявол! – с досадой проговорил мистер Тодхантер. – Как бы я хотел, чтобы этот бедолага смог по-настоящему доказать свою невиновность!

Однако все доказательства были уже смотрены-пересмотрены вдоль и поперек, и среди них ни единого, которое подтверждало бы заявление Палмера, что он покинул сад мисс Норвуд до того, как прозвучал роковой выстрел.

– А тот пустой ялик! – кипятился сэр Эрнест. – Кто-то знает тайну, я в этом уверен. Кто-то был в ту ночь в саду одновременно с вами, Тодхантер.

– Мне нечего вам ответить, – беспомощно отозвался мистер Тодхантер, и это была чистая правда.

– Читтервик еще ковыряется в этом деле, – мрачно сообщил сэр Эрнест, – но толку пока никакого.

Ходатайствовать о свидании с Палмером мистер Тодхантер не стал, не находя в этом смысла. Мистер Читтервик виделся с ним, и сэр Эрнест тоже, и если уж им не удалось вытянуть из Палмера что-то новое, то и никто не сможет.

С огромной неохотой мистер Тодхантер согласился принять еще одного визитера, точнее, визитершу.

Фелисити Фарроуэй добивалась свидания с тех самых пор, как его приговорили. Мистер Тодхантер считал эту встречу бесполезной, всерьез опасался, что Фелисити сорвется и поставит всех присутствующих в неловкое положение. Но в конце концов он согласился с ней встретиться – на том строжайшем условии, что она не произнесет ни единого слова, ей позволено будет только кивать или качать головой, но не более. Фелисити прислала ему слезливую записку, что принимает это жестокое правило.

– Что ж, – с деланной веселостью приветствовал ее мистер Тодхантер, когда она, не сводя с него огромных скорбных глаз, усаживалась за стол. Чувствовал он себя при этом до крайности неуютно, не чаял дождаться конца свидания. – Судя по всему, дела идут хорошо? Пьеса пользуется успехом? Отлично. Я… наверное, мне следует предуведомить вас, что свою долю в правах на пьесу я оставляю вам, так что вы вольны стать сама себе импресарио, или как там это у вас называется. Да. Хм…

Фелисити по-прежнему смотрела на него во все глаза.

– Послушайте, дорогая моя, – с усилием над собой начал мистер Тодхантер, – я знаю, что у вас на уме. Понимаете, о чем я? Говорю вам, все знаю. Так что вопрос исчерпан, и незачем вступать в объяснения. Вы явились сюда с намерением… Господи, как же все это неловко!.. вы хотите, я полагаю, выразить… хм… признательность и все такое. Понимаю. Прекрасно вас понимаю. Мы оба знаем, что ваш зять невиновен, и я хочу, чтобы вы твердо себе усвоили: я не жалею… хм… о том, что совершил. Ни о чем не жалею. Это была опасная, ядовитая тварь, хотя о мертвых и принято nil nisi bonum, дурного не говорить. Но смерть не превратит дьявола в ангела. – Помолчав, он продолжил: – И прошу вас, забудьте обо всем раз и навсегда. Ваша мать – на редкость разумная женщина, вот и берите с нее пример. А меня жалеть незачем. Мне… неприятна жалость, понимаете? То, что я сделал… Я в высшей степени удовлетворен тем, что я сделал. Видите ли, жизнь ничего для меня не значит… Господи, да не смотрите вы так на меня! Улыбнитесь, черт возьми, улыбнитесь!

Фелисити сквозь слезы одарила его улыбкой.

– Я… не хочу, чтобы вас повесили… – выдохнула она.

Мистер Тодхантер хмыкнул.

– Так ведь еще не повесили! И потом, мне говорили, это совсем не больно. Уверен, не более неприятно, чем моя нынешняя хворь. Любопытно, кстати, будет сравнить… Да взбодритесь же, милая! – взмолился мистер Тодхантер. – Все мы рано или поздно умрем. Я так вообще должен был скончаться еще с месяц назад.

– Я подписала петицию о вашем помиловании, – утирая слезы, прошептала Фелисити. Несмотря на все обвинения в фашизме, адресованные мистеру Тодхантеру, достойное его поведение растопило сердца великодушных британцев. Возникло и быстро крепло движение, сторонники которого предлагали отменить казнь и просто держать в тюрьме, пока он сам не умрет.

Мистер Тодхантер нахмурился. Он знал об этом движении и не одобрял его. По его мнению, эта затея была на руку министерству внутренних дел, готовому воспользоваться любым предлогом, лишь бы оставить Палмера за решеткой – так, на всякий случай.

– Я бы предпочел, чтобы вы не вмешивались в мои дела, – со строгостью выговорил мистер Тодхантер.