Энтони Беркли - Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник) Страница 66

С огромной неохотой мистер Тодхантер согласился принять еще одного визитера, точнее, визитершу.

Фелисити Фарроуэй добивалась свидания с тех самых пор, как его приговорили. Мистер Тодхантер считал эту встречу бесполезной, всерьез опасался, что Фелисити сорвется и поставит всех присутствующих в неловкое положение. Но в конце концов он согласился с ней встретиться – на том строжайшем условии, что она не произнесет ни единого слова, ей позволено будет только кивать или качать головой, но не более. Фелисити прислала ему слезливую записку, что принимает это жестокое правило.

– Что ж, – с деланной веселостью приветствовал ее мистер Тодхантер, когда она, не сводя с него огромных скорбных глаз, усаживалась за стол. Чувствовал он себя при этом до крайности неуютно, не чаял дождаться конца свидания. – Судя по всему, дела идут хорошо? Пьеса пользуется успехом? Отлично. Я… наверное, мне следует предуведомить вас, что свою долю в правах на пьесу я оставляю вам, так что вы вольны стать сама себе импресарио, или как там это у вас называется. Да. Хм…

Фелисити по-прежнему смотрела на него во все глаза.

– Послушайте, дорогая моя, – с усилием над собой начал мистер Тодхантер, – я знаю, что у вас на уме. Понимаете, о чем я? Говорю вам, все знаю. Так что вопрос исчерпан, и незачем вступать в объяснения. Вы явились сюда с намерением… Господи, как же все это неловко!.. вы хотите, я полагаю, выразить… хм… признательность и все такое. Понимаю. Прекрасно вас понимаю. Мы оба знаем, что ваш зять невиновен, и я хочу, чтобы вы твердо себе усвоили: я не жалею… хм… о том, что совершил. Ни о чем не жалею. Это была опасная, ядовитая тварь, хотя о мертвых и принято nil nisi bonum, дурного не говорить. Но смерть не превратит дьявола в ангела. – Помолчав, он продолжил: – И прошу вас, забудьте обо всем раз и навсегда. Ваша мать – на редкость разумная женщина, вот и берите с нее пример. А меня жалеть незачем. Мне… неприятна жалость, понимаете? То, что я сделал… Я в высшей степени удовлетворен тем, что я сделал. Видите ли, жизнь ничего для меня не значит… Господи, да не смотрите вы так на меня! Улыбнитесь, черт возьми, улыбнитесь!

Фелисити сквозь слезы одарила его улыбкой.

– Я… не хочу, чтобы вас повесили… – выдохнула она.

Мистер Тодхантер хмыкнул.

– Так ведь еще не повесили! И потом, мне говорили, это совсем не больно. Уверен, не более неприятно, чем моя нынешняя хворь. Любопытно, кстати, будет сравнить… Да взбодритесь же, милая! – взмолился мистер Тодхантер. – Все мы рано или поздно умрем. Я так вообще должен был скончаться еще с месяц назад.

– Я подписала петицию о вашем помиловании, – утирая слезы, прошептала Фелисити. Несмотря на все обвинения в фашизме, адресованные мистеру Тодхантеру, достойное его поведение растопило сердца великодушных британцев. Возникло и быстро крепло движение, сторонники которого предлагали отменить казнь и просто держать в тюрьме, пока он сам не умрет.

Мистер Тодхантер нахмурился. Он знал об этом движении и не одобрял его. По его мнению, эта затея была на руку министерству внутренних дел, готовому воспользоваться любым предлогом, лишь бы оставить Палмера за решеткой – так, на всякий случай.

– Я бы предпочел, чтобы вы не вмешивались в мои дела, – со строгостью выговорил мистер Тодхантер.

– Но я в них уже вмешана! – вскричала Фелисити. – Как и все мы! И это я во всем виновата. Если бы не я, вам не пришлось бы…

– Бёрчман! – рявкнул мистер Тодхантер. – Окажите любезность, выведите ее!

– Нет! – выкрикнула Фелисити и вцепилась в стол.

– Вы нарушили обещание, – заявил мистер Тодхантер.

– Это выше моих сил… – всхлипнула девушка.

– Вздор! Научитесь держать себя в руках. Вы же актриса, верно? Вот и играйте. Думаете, мне приятно видеть в камере рыдающих посетительниц?

Фелисити уставилась на него так, словно эта мысль показалась ей основательной.

– Вот так-то лучше, – усмехнулся мистер Тодхантер. – А теперь будьте умницей, отправляйтесь домой. Рад был вас повидать, но сцены мне ни к чему. Малейшая встряска, и… м-да.

Фелисити повернулась к надзирателю, который показался ей подобрее.

– Можно мне поцеловать его на прощание? – шепотом спросила она.

– К сожалению, нет, мисс. Близко подходить к заключенному запрещено, – сказал Бёрчман с искренним сожалением, что отказывает подопечному в поцелуе очаровательной девушки.

Однако мистер Тодхантер, который вовсе не желал, чтобы его целовали, поспешил развить этот аргумент:

– Ни в коем случае! А если вы передадите мне яд? На этот счет существуют строжайшие правила. Обойдемся-ка лучше воздушным поцелуем. Вот так. Ну, прощайте, моя дорогая! Я рад, что пьеса имеет успех. Да и, сказать по правде, вообще рад, что смог услужить вам… и, пожалуй, хм, не только в этом. Да… Ну, прощайте!

Фелисити смотрела на него, безмолвно шевеля губами. Затем, зажав рот ладонью, она бросилась к двери. Фокс вскочил, чтобы вывести ее наружу.

– Слава Богу, все позади… – вытирая мокрый лоб, выдохнул мистер Тодхантер.

10

Время шло, и оказалось, что в сердце общественности затронуты не только сентиментальные струны, но чувство и спортивный азарт. Мало кто на деле желал, чтобы мистера Тодхантера повесили, даже из тех, кто не сомневался в его виновности; те же, кто почитал добрую старую школу, в лучших традициях которой действовал мистер Тодхантер, подписывали прошение о помиловании по многу раз, под разными именами (и ничего в этом бесчестного, это то же, что списывать со шпаргалки!). В сущности, все надеялись, что осужденный умрет своей смертью, опередив палача.

Тут же уловив этот настрой, пресса, как ей свойственно, пошла на поводу у читателей. Каждое утро в газетах мелькали заголовки вроде «Тодхантер еще жив», и самые видные персоны, от епископа Мерчестерского до заезжей американской кинозвезды, делились с публикой своими взглядами на аневризму и продолжительность жизни мистера Тодхантера. В клубах исподтишка бились об заклад, повесят мистера Тодхантера или не повесят; учебники хирургии распродавались, как горячие пирожки. По сути, все это сильно напоминало какое-то крупное спортивное событие, этакий поединок «мистер Тодхантер против палача», причем симпатии публики перевешивали в сторону первого, но сентиментальности хватило не намного, так что страховое агентство Ллойда заявило, что ставок на вероятность любого исхода оно принимать не будет.

Мистер Тодхантер, сам не лишенный спортивного духа и к тому же пылкий сторонник крикетной сборной графства Миддлсекс, радовался такому повороту событий. Как-то он даже попытался убедить мистера Читтервика заключить пари на свою аневризму, предлагая пять к четырем в ее пользу. Мистер Читтервик, однако, явился к нему совсем с другой миссией и к шуточкам расположен не был.

– Мне бы не хотелось пробуждать в вас надежды, Тодхантер, – начал он, щурясь за стеклами очков в золотой оправе, – но, сдается мне, я наконец могу сообщить вам нечто по поводу Палмера.

– Палмера? – Мистер Тодхантер прекратил несолидно хихикать и насторожился. – О чем это вы?

– Об уликах. Свидетельствующих о том, когда именно он покинул дом мисс Норвуд.

– Да? Неплохо. Даже отлично, – похвалил детектива мистер Тодхантер. – Но вы уверены, что это снимет с него подозрения?

– Кто ж его знает! Понимаете, мы ведь их еще не нашли.

– Тогда о чем тут, черт побери, речь? – возмутился мистер Тодхантер.

Мистер Читтервик, поморгав, извинился.

– А вы не разволнуетесь, если я все объясню? – тревожно спросил он.

– Разволнуюсь, если не объясните, – огрызнулся мистер Тодхантер.

– Значит, дело тут вот какое… – начал мистер Читтервик.

11

Подлинная (или более-менее подлинная) история, лишь с избранными отрывками которой мистер Читтервик мог ознакомить мистера Тодхантера в присутствии надзирателей, звучала следующим образом.

Вчерашним утром мистера Читтервика посетила блестящая мысль, и он поспешил в Бромли, чтобы поделиться ею с молодой миссис Палмер.

Мысль эта касалась наручных часов, и миссис Палмер поначалу не поняла, в чем там суть. Но когда поняла, то воодушевилась даже пуще самого мистера Читтервика и с готовностью рассказала ему все, что знала о наручных часах мужа, в том числе и о тех, которые, по сведениям мистера Читтервика, Винсенту подарила мисс Норвуд. Далее миссис Палмер охотно разрешила мистеру Читтервику поискать эти часы в вещах мужа, а потом и во всем доме, что детектив тщательнейшим образом проделал, после чего, сияя от радости, объявил хозяйке, что обнаружить часов не смог. Миссис Палмер также просияла (по мнению мистера Читтервика, впервые за несколько месяцев) и настоятельно пригласила его отобедать, каковое приглашение мистер Читтервик с удовольствием принял.

После обеда мистер Читтервик вместе с сэром Эрнестом, «дергая за те веревочки», до которых удалось дотянуться, добились разрешения на свидание с Палмером в тюрьме. Со стороны властей наблюдалось некоторое тому сопротивление, но мистер Читтервик исхитрился преодолеть все, и ему назначили час на следующее утро.