Энтони Беркли - Убийство в погребе (= Убийство в винном погребе) Страница 7

— Еще бы я не помнил! — с сарказмом ответил гот.

— Вы случайно не делали рентген тела?

— Случайно нет. Зачем? Вы же не думаете, — усмехнулся врач, — что она глотала гвозди или еще какую-нибудь ерунду, которая бы выявилась при рентгеновском исследовании? А если думаете, то я вам и так отвечу: не глотала.

— Я просто хотел удостовериться, что вы не делали рентген, — миролюбиво сказал Морсби.

После этого он позвонил помощнику комиссара и изложил свою просьбу.

— Ордер на эксгумацию? — повторил начальник с явным сомнением. — Но чем нам поможет рентгеновский снимок, инспектор?

— Пока не знаю, сэр, — мягко сказал Морсби. — Но ведь всякое бывает. Может, ей в руку воткнулась спица или она на что-то напоролась ногой, и ее потом лечили. Да, я хватаюсь за соломинку, но это не повредит, а больше хвататься, боюсь, не за что.

— Да, это, как вы говорите, не повредит, и, должен согласиться, кроме как за соломинку, нам ухватиться не за что. Ладно, я попрошу ордер, но не удивляйтесь, если министр внутренних дел его не подпишет: у нас ведь нет конкретного повода для рентгена.

Все же министр внутренних дел подписал ордер; он был так же обеспокоен растущим числом нераскрытых убийств, как и помощник комиссара; к тому же, личность убитой не установлена, стало быть, к чему препятствовать эксгумации? Он также понимал (знал бы об этом Морсби!), что эксгумация будет свидетельствовать об усердии, а усердие всегда не грех предъявить общественности.

Труп изъяли из земли, сделали рентгеновские снимки и фотоснимки во всех ракурсах и вернули тело в морг до поры, пока Морсби не сочтет возможным захоронить ею вновь.

Данные Морсби обсудил с врачом, изучая жуткие фотографии и рентгенограммы, силясь отыскать хоть что-нибудь, что могло бы послужить его целям.

— Дорогой мой старший инспектор, ничего здесь нет, — уверял врач. — Я сказал вам, что это будет пустая трата времени, и так оно и вышло. Мы узнали только, что однажды она сломала ногу, а вот какая вам от этого польза, я хотел бы услышать?

Морсби ткнул толстым указательным пальцем в одну из рентгенограмм.

— Вы имеете в виду вот это темное пятно?

— Да. Это темное пятно называется пластинка, то есть полоска металла, используемая для соединения концов переломленной кости, если они не срастаются естественным образом. Ее укрепляют на кости. Помните, я говорил вам о шраме на правом бедре длиной пять-шесть дюймов? Там делали разрез.

— Очень интересно, сэр. Удивительно, сколько всего умеет в наши дни медицина. И, видимо, это совершенно обычная операция?

— Да, обычная. По такой никаких выводов не сделаешь. Правда, не совсем обычно, что это бедренная кость, чаще ломают другие кости. Но все равно операция типичная, и выявить нужную нам из сотен сделанных вряд ли возможно. К тому же ее могли сделать в любое время.

— И нет ничего, что указывало бы на то, сколько с тех пор прошло времени? Или даже на то, сколько ей было лет?

— Лет? Нет, что вы. Кроме того, что она была взрослой женщиной, ничего сказать нельзя. А то, когда она сломала ногу, я бы мог определить по размеру и состоянию костной мозоли при вскрытии места перелома, если бы он произошел в течение года до дня смерти. Но поскольку место перелома полностью срослось, то и гадать нечего.

— Понятно. Значит, если ей было сорок лет и операцию делали больше чем за год до смерти, то ее могли сделать в любом возрасте, начиная с восемнадцати лет?

— Да. И хотя я не люблю гадать, сколько переломов бедра соединяют в течение года на Британских островах, но скажу сразу: их здесь значительно больше, чем вы со всеми своими инспекторами и сержантами сможете проверить, даже если будете ориентироваться только на последние десять лет.

— А мы даже не знаем, делали операцию на Британских островах или в другом месте, — простонал Морсби и вдруг замер, как будто ему пришла идея. Но слова доктора заставили его снова оживиться.

— Да это можно легко выяснить по пластине, — просто сказал медик. — На них обычно ставят печать изготовителя или инициалы.

— Правда, сэр? Тогда все ясно. Мне бы хотелось посмотреть на эту пластину, доктор, если можно.

— Да ну? А что же это такое вы надеетесь из нее извлечь? В больницах не ведут учета, чьего производства пластины использованы при операции.

— Но ведь они же ведут учет использованных пластин?

— О да, это врачи записывают. Но, как я уже сказал расследование потребует невообразимых усилий. Даже если вы его проведете, лишь в одном случае из тысяч вы добьетесь успеха. Но на это уйдет десять-пятнадцать лет! Что ж к тому времени многих пациентов уже похоронят. И, я думаю, вряд ли вы станете просить ордер на эксгумацию такого множества трупов.

— И все-таки, я бы изъял эту пластину, — упрямо ответил старший инспектор. — Никогда не знаешь…

— А я знаю! — раздраженно бросил врач, не желавший больше возиться с этим трупом.

В глубине души Морсби понимал, что доктор наверняка прав. С другой стороны, пластина — определенная, видимая, осязаемая подсказка, единственная, если не считать перчаток. Он чувствовал, что пластина ему необходима, хотя еще с трудом представлял, чем она ему поможет.

На следующий день он понес ее к производителю, готовый к тому, что над ним будут смеяться, и уверенный, что выдержит насмешки с достоинством человека долга и расспросит их о том, что они могли бы сказать о судьбе пластины после ее выпуска.

Над ним действительно посмеялись. Потом директор внезапно перестал смеяться и стал пристальнее разглядывать пластину.

— Ну, — сказал он наконец, — ваша удача, инспектор. В девятистах девяноста девяти случаях из тысячи ответить на ваши вопросы было бы просто невозможно, разве что дать список больниц, куда мы поставляем эти пластины последние двадцать лет. Но в данном случае…

— Что? — жадно спросил Морсби.

— Ну, не так все безнадежно.

Директор, сухощавый человечек, говоривший с шотландским акцентом, очень аккуратно насадил очки на нос и еще раз с удовольствием изучил пластину.

— Как же это понимать? — нетерпеливо спросил Морсби.

— А вот как. Примерно пять-шесть лет назад, насколько я помню, а может, и четыре года… это я посмотрю но книгам… В общем, несколько лет назад мы выпустили серию пластин из нового сплава, раньше мы таких не делали. Не припомню точно состав, это вас и не заинтересует — но дело в том, что их мы сделали не так уж много. Это была экспериментальная партия, понимаете? И не очень "дачная. В отзывах пластины называли недостаточно гибкими. Так что больше мы этот сплав не использовали.

— И эта пластина — одна из тех?

— На каждой из них, — невозмутимо продолжал директор, который торопиться не любил, — мы поставили особый значок после знака фирмы, указывавший, что это экспериментальное изделие, понимаете? На этой пластине я разглядел тот значок.

— И сколько таких вы выпустили?

— Сто. Ровно сто, ни больше ни меньше. Я это отлично помню.

— Это очень мне поможет, — энергично сказал Морсби. — Я все думал, неужели мне ни капли не повезет с этим делом, как обычно везло с успешно раскрытыми, Один процент удачи на девяносто девять, мистер Фергюсон, вот что такое работа сыщика; и ни одна удача не работает, пока не свяжешь ее с другой, так же тяжко добытой. Значит, насколько я понял, раз это была экспериментальная партия, больницы в таком случае вели особый учет операций, где они использовались?

Мистер Фергюсон покачал головой без прежнего энтузиазма.

— Нет, такого они не могли делать, так как мы не сказали, что пластины экспериментальные. Им не важно, какой сплав, пока пластины их удовлетворяют. А при нашей репутации все наши пластины должны отвечать соответствующим требованиям. Эти просто были не высшего качества. Так что, получается, что вам это вряд ли поможет.

— О, сэр, обязательно поможет, — благодарно сказал Морсби. — Вы только посмотрите дату отправки первой пластины из этой партии и последней, и тогда мне это поможет очень существенно.

Глава 4

Из фирмы по производству металлических пластин Морсби с торжеством унес ценные данные — даты выпуска первой и последней пластины из экспериментальной партии: 27 апреля и 14 июля одного и того же, 1927 года. Перед Уходом он спросил сухощавого директора, сколько времени в больницах сохраняют пластины в запасе, и получил ответ: сказать невозможно; если пластина занесена в основной список имеющихся в наличии инструментов и приспособлений, запись о ней может сохраниться там на неопределенный срок.

И тем не менее Морсби торжествовал. Без этих данных пришлось бы проверять все хирургические операции, сделанные за двадцать лет; теперь сроки сократились до вполне преодолимых. Тело нашли 22 января 1931 года. Судебный медик теперь установил, что тело пролежало в земле не менее четырех месяцев. Когда пластину изъяли из трупа, он исследовал костную мозоль и твердо заявил, что перелом произошел не раньше года до смерти. Таким образом, не позже, например, конца августа 1929. Морсби понятия не имел, сколько переломов бедренных костей скреплялось пластинами в Англии с 27 апреля 1927 года до 31 августа 1929-го, но намерен был это выяснить.