Арнольд Беннет - Дань городов Страница 7

– А еды было достаточно?

– Вполне.

– Ну, так значит, отец не рассердился. Когда вы вернулись?

– С час назад. Мистер Рейншор не ждал вас сегодня, мне кажется. Он переоделся и направился прямо в игорные залы. Решил, видимо, наверстать пропущенное.

В течение нескольких мгновений они танцевали в молчании.

– Извините, но я устала. Спокойной ночи.

Часы под оркестром показывали без семнадцати десять.

– Больше ни одной минутки? – спросил Сесиль.

– Никак не могу, – ответила Жеральдина и выразительно прибавила, пожимая Сесилю руку: – После нашего последнего разговора я смотрю на вас, как на друга. Поэтому вы извините мне мою прямоту.

Сесиль собирался что-то возразить, как невдалеке от них поднялась суматоха. Продолжая держать руку Жеральдины, он обернулся.

– Что-то приключилось с вашей матерью. Она должно быть захворала.

Миссис Рейншор, полная, затянутая в пышное черное платье женщина, сидя в кругу своей свиты держала в дрожащих руках газету и беспрестанно повторяла: «Ох! Ох! Ох!», в то время как окружающие с беспокойством поглядывали на нее. Наконец она уронила газету и, пробормотав «Симеон умер», – плавно опустилась на пол, лишившись чувств. В этот момент к ней приблизились Сесиль с Жеральдиной.

Первым побуждением Жеральдины было схватить газету, оказавшуюся парижским изданием «Нью-Йоркского Герольда». С быстротой молнии прочла она заголовки: «Таинственное исчезновение Симеона Рейншора». «Опасаются самоубийства». «Невиданное падение текстильных». «Дошли до 72 и еще продолжают падать».

VI

– Дорогая Реввека, уверяю тебя, я жив.

Этими словами мистер Рейншор старался успокоить свою дражайшую половину, которая, очнувшись от обморока в книжном киоске, где продавались английская беллетристика, открытки с видами и французские романы, принялась истерически всхлипывать.

– Что же касается этой белиберды, – продолжал Симеон, отбрасывая ногою газету, – то просто диву даешься: неужели человеку нельзя уехать на пару дней без того, чтобы весь мир не перевернулся вверх дном? Как бы вы поступили на моем месте, Торольд? Ведь, положа руку на сердце, во всем виноваты ваши машины.

– Я бы стал покупать текстильные, – посоветовал Сесиль.

– Так я и сделаю.

В дверь громко и уверенно постучали. Вошел полицейский.

– Господин Рейншор?

– Он самый.

– Мы получили депеши из Нью-Йорка и Лондона с запросом, живы вы или нет.

– Еще жив.

– Но ваша шляпа найдена на берегу.

– Моя шляпа?

– Шляпа с вашей фамилией.

– В таком случае, это не моя.

– Но как же так…

– Повторяю, это не моя.

– Не раздражайся, Симеон, – умоляла жена вперемешку с всхлипываниями.

Едва полицейский успел выйти, как раздался новый стук, еще более настойчивый. Вошла молодая женщина и вручила Симеону визитную карточку. На ней стояло: мисс Ева Финкастль – «Утренняя газета».

– Наша газета… – начала она.

– Вас, сударыня, интересует, жив ли я? – оборвал ее Симеон.

– Я… – мисс Финкастль увидела Торольда, замолчала и сухо поклонилась. Сесиль тоже поклонился и покраснел.

– Жив, пока жив! – загремел Симеон. – Рук на себя не накладывал! Но весьма возможно, укокошу кого-нибудь другого, если… Словом, спокойной ночи, сударыня!

Мисс Финкастль, бросив на Сесиля исподлобья подозрительный взгляд, удалилась.

– Запри дверь! – приказал дочери Симеон. Послышался новый стук, полный отчаяния. – Прочь! – заревел Симеон.

– Откройте дверь! – взмолился стучавший.

– Это Гарри! – шепнула торжественно Жеральдина Сесилю. – Пожалуйста, выйдите и успокойте его. Передайте ему, что я сказала, «сегодня уже поздно».

Сесиль вышел, недоумевая.

– Что случилось с Жеральдиной? – воскликнул юноша. – Ходят всякие слухи. Она больна?

Сесиль рассказал все и в свою очередь потребовал объяснения.

– У вас такой взволнованный вид, – обратился он к Гарри. – В чем дело? Пойдем выпьем. И расскажите мне все по порядку.

И когда за коньяком Сесиль узнал подробности их плана, ничего общего не имевшего с его собственным, то мог лишь с укором воскликнуть: «Ах кокетка! Кокетка!»

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Гарри Валори.

– Хочу сказать, что вы и предмет вашего сердца чуть-чуть не изломали вконец свои жизни. Ваш план не выдерживает критики. За дело возьмусь я. Несколько дней назад вы вручили вашему будущему тестю письмо. Я попрошу вас передать ему другое и, полагаю, результат будет иной.

Письмо, написанное Сесилем, было нижеследующего содержания:

«Дорогой Рейншор, примите вложенный чек на 100 000 фунтов стерлингов. Это часть того золота, которое можно подбирать на «золотом» берегу, для чего стоит только протянуть руку. Обратите внимание, что он датирован следующим днем за ближайшим днем расчета на Лондонской бирже. В понедельник я заключил с вами договор на продажу вам 25 000 акций некоего треста по 93. В то время у меня этих акций не было, но сегодня мои агенты приобрели их мне в среднем по 72 за штуку. Таким образом, на этой комбинации я нажил более полмиллиона долларов. Ровно полмиллиона принесет вам в своем кармане мистер Валори, и можно думать, вы теперь не будете противиться его женитьбе на вашей дочери, иначе не сдержите данного вами слова. Я не хочу пользоваться наживой, но удержу небольшую сумму – столько, сколько мною было затрачено на починку машин на «Кларибели» (как удобно иметь в своем распоряжении яхту, которая может поломаться в любой момент). Акции без сомнения постепенно поднимутся, и я надеюсь, что репутация треста нисколько не пострадает, а вы, памятуя свои турниры с моим покойным отцом, не придадите моей проделке серьезного значения и сохраните обо мне добрую память.

Искренне преданный вам С. Торольд».

На следующий день по обе стороны Ла-Манша стало известно о помолвке мистера Гарри Найгеля Селинкурта Валори с мисс Жеральдиной Рейншор.

Часть третья

Случай с браслетом

I

Браслет упал в канал.

И то, что канал был самым живописным каналом в старом фламандском городе Брюгге и что водяные круги, побежавшие в разные стороны после падения браслета, нарушили грезы причудливых башен, колоколен и прочих единственных в своем роде образчиков готической архитектуры, нисколько не умалило значения этого события, так как браслет был поднесен Китти Сарториус ее благодарным антрепренером Лионелем Бельмонтом в знак признательности за исполнение ею заглавной роли в нашумевшей оперетте «Дельмоникская кукла» на сцене Риджентского театра в Лондоне, причем одни ее брильянты оценивались в пятьсот фунтов, не говоря уже о золоте.

Прелестная Китти и ее приятельница Ева Финкастль, журналистка, совершая свое турне, побывали в Остенде, а оттуда перекочевали в Брюгге.

Еще перед отъездом из Лондона Китти настаивала на необходимости взять с собою все свои драгоценности, ссылаясь на то, что все мировые звезды поступают точно таким же образом. Ева же доказывала абсурдность этой идеи и призывала Китти быть по-прежнему скромной, как и во времена начала ее карьеры. Наконец подруги столковались. Китти было разрешено взять с собою браслет и полдюжины колец.

Взбалмошное и непрактичное создание категорически отказалось расстаться с браслетом – он, как недавний подарок, не успел еще Китти надоесть, и она не могла на него наглядеться. Однако даже та мизерная доля благоразумия, которой она обладала, не позволяла ей оставлять его на столиках в отельных спальнях, и Китти никогда его не снимала. Он был на ее руке и в тот ясный октябрьский полдень, когда обе подруги, гуляя, встретили одну из своих новых знакомых – мадам Лоренс – на набережной du Rosaire, как раз позади отеля de Ville.

Мадам Лоренс жила постоянно в Брюгге. Она была не то лет 25, не то 45, брюнетка, всегда хорошо одета, но в черном. Одинаково интересуясь родословной пэров и бедняками, она познакомилась с Евой и Китти в отеле «de la Grande Place», куда заходила, чтобы уговаривать англичан-туристов приобретать настоящие брюггские кружева. Будучи бельгийкой по рождению, она, когда кто-нибудь начинал восхищаться ее английским языком, принималась расхваливать до небес своего покойного мужа – английского адвоката.

Она поселилась в Брюгге по примеру многих других, так как жизнь там недорогая, а сам по себе город очень живописен и может похвалиться строгостью нравов. Помимо английской церкви со священником, в нем находятся еще два собора и епископский дворец с настоящим епископом.

– Какой чудесный браслет! Можно мне посмотреть?

Эти слова, простые, но полные неподдельного восхищения, произнесенные с чарующим иностранным акцентом, и послужили началом трагедии. Все три женщины, остановившись, чтобы полюбоваться всегда красочным видом, открывающимся с миниатюрной набережной, облокотились на перила, и в это время Китти сняла браслет и передала его вдове. В последующее мгновение послышался звук «плоп», за ним растерянный возглас мадам Лоренс на ее родном языке, и браслет пошел ко дну.