Виктор Лагздиньш - Ночь на хуторе Межажи Страница 7

Во-первых, входная дверь была заперта изнутри. Окна тоже никто не открывал – так, во всяком случае, утверждала хозяйка. Этот факт еще требовалось проверить. Конечно, запертая дверь как аргумент имела значение только в том случае, если тут не находился соучастник убийцы со стороны – он мог бы ее запереть за ним. В то же время такой поступок вряд ли можно было считать логичным: ведь тот, оставшийся, был бы заинтересован, чтобы все думали, что преступление совершил кто-то чужой. Хотя могло быть и так, что кто-то нарочно направлял подозрения на гостей, чтобы дать настоящему преступнику скрыться… Но во дворе был Джокер, и он бы поднял лай. Да еще какой! В этом Гирт лично удостоверился. Если только убийца не был человеком, которого Джокер хорошо знал. А такая возможность вряд ли существовала.

Далее, – испорченный телефон. Осмелился бы чужой человек орудовать в столовой – в проходной комнате – рядом с залом? Сомнительно. Даже в этом случае куда более вероятно, что микрофон вынул соучастник. Следовательно, можно считать, что кто-то из присутствующих, по меньшей мере, помогал убийце.

Но пропали также ключи от машины. А «Москвич» все еще стоял во дворе… Разумеется, могло быть и так, что незнакомец или, наоборот, хорошо известный всем человек не умел водить машину и забрал ключи только затем, чтобы машиной не воспользовался никто иной. Однако все эти соображения насчет постороннего Гирту казались притянутыми за хвост, так сказать, чисто умозрительными, и с ними, конечно, нельзя не считаться, но для дела они мало что значили. Он был почти уверен, что убийца в этот миг стоит в столовой хутора Межажи и наблюдает за ним, пытаясь угадать его мысли и дальнейшее поведение.

А что предпринять дальше? Сообщить в милицию? Но для этого нужно добраться до телефона, иными словами – попасть в колхозный центр…

– Кто мог бы дойти до телефона? – еще раз окинув всех взглядом, спросил Рандер.

Какое-то время все молчали. Затем актриса сказала с иронией:

– Я вряд ли сумею прошлепать такую дистанцию, боюсь, эта роль не для меня. Кроме того, сомневаюсь, что на своих двоих я вообще найду дорогу.

– О господи! – взвизгнула Ирена. – В своем ли вы уме? Чтобы я теперь поперла в лес?!

– Этого только не хватало! – отрезал Алберт.

Тучный Калвейт зашевелился на своем конце дивана.

– Я бы пошел с удовольствием… – Он смущенно улыбнулся, как бы извиняясь, развел руками и дал им упасть на колени. – Но сердце!… Один раз уже защемило сегодня. – И, потупив глаза, добавил: – А восемь километров я вообще не в состоянии пройти, к сожалению, это так…

– А я, что ли, в состоянии? – взволнованно заговорил Зирап. Со страдальческой миной на лице он поднял левую ногу и осторожно пощупал колено. – Я вообще еле хожу. И еще голова… Как бы завтра не пришлось лечь в больницу! – Голое у Зирапа задрожал, и Рандер увидел, что актриса, взглянув украдкой на синяк под его глазом, опустила голову, чтобы не рассмеяться.

– Да-а, – пробурчал Улас. Почему-то посмотрел на свои туфли, затем поправил галстук и сказал: – Если хорошенько подумать, то товарищ Рандер действительно был прав, когда говорил, что в лесу нетрудно заблудиться. Откровенно говоря, я в незнакомой местности ориентируюсь неважно… О том, чтобы пошла Расма, конечно, тоже не может быть и речи! Она на ногах еле держится!

Все посмотрели на хозяйку. Расма Инсберга была по-прежнему бледна, только после выпитой рюмки на щеках заиграли красные пятна. Какое-то мгновение она сидела безучастно, затем медленно повела головой и тихо сказала:

– Я и правда не уверена, что смогу… Но попробую наглотаться каких-нибудь таблеток. У меня там в ящике вроде что-то было. Право, не знаю… Какая-то слабость.

Калвейт откашлялся.

– Я думаю, – сказал он спокойно, – мы все согласимся, что об этом даже не стоит говорить. Вообще женщине отправляться в такой путь после всего, что тут произошло, да еще в такую погоду, как сейчас… – Он пожал плечами и замолк.

Рандер, глядя Расме в лицо, вспомнил непроглядный мрак во дворе, глубокие лужи, грязь, порывы ветра, секущий дождь и внутренне согласился с Калвейтом. Но что оставалось делать? Все мужчины только что объявили свою точку зрения: Калвейт проделал это убедительно, Зирап правдиво, Улас… Улас, во всяком случае, весьма ловко, переведя внимание с себя на Расму. Остался Алберт, Гирт непроизвольно повернулся к нему.

Поймав взгляд Рандера, муж Ирены язвительно хмыкнул, его глаза сквозь стекла очков смотрели на Гирта с вызовом.

– Нашли дурака! Пусть бегут те, кому за это платят.

Рандер согласно кивнул и необычайно вежливо заметил:

– Это вы уже сказали.

– Что именно? – Алберт опешил.

– Что вы не дурак… Теперь мы будем знать это еще лучше.

Алберт покраснел, губы его скривились от сдерживаемой ярости.

– Могу повторить еще раз, если надо! Если вас ничем другим не проймешь!… Некоторые тут изображали слабых, немощных и черте кого еще, но они просто не хотят идти так же, как я. И правильно делают!

– Вы же сами призывали нас к действию, – поддел его Гирт. – И, если не ошибаюсь, что-то упомянули про старых баб?!

– Да, только я это сказал про вас. По моим соображениям, вы давно должны были бы находиться в пути.

Гирт пожал плечами:

– Что поделать, способность соображать – дар божий. Он отвернулся и спросил Расму:

– А из соседнего дома никто не может дойти до центра? Расма, не задумываясь, покачала головой.

– На хуторе Дапас живут двое старичков, обоим около семидесяти. Мужу, кажется, еще больше, притом он какой-то хворый. Оттуда до колхоза километров пять. Им и днем до магазина дойти не просто, так что…

– Ясно…

Во время всего этого разговора Рандер напряженно размышлял. Если преступник находился среди гостей, – а Гирт уже в этом почти не сомневался, – вполне могло случиться, что к телефону отошлют именно убийцу. В таком случае он, естественно, не стал бы никому ничего сообщать. Мало того, ему представилась бы отличная возможность скрыться. Тем не менее никто пока не проявлял ни малейшего желания уйти: значит, виновник то ли действительно был не в состоянии воспользоваться случаем, то ли боялся рисковать, чтобы не возбудить против себя подозрений. А может быть, он просто уверен, что его ни в коем случае не раскроют, и поэтому не считает нужным скрываться.

Так или иначе, но теперь выбора не было: идти должен сам Гирт. В нормальной обстановке именно так и следовало поступить: немедленно сообщить в милицию, чтобы его коллеги скорее могли начать расследование. Вообще положение создалось в некотором роде парадоксальное. Поиск опасных преступников входил в прямые обязанности Гирта, это была его каждодневная работа, и, если бы Гирт остался в Риге, вполне вероятно, он уже завтра утром получил бы приказ ехать в командировку, чтобы помочь местным работникам. В то же время, находясь на хуторе Межажи в момент, убийства, он по закону становился свидетелем и официально лишался права расследовать это преступление. С другой стороны, Гирт знал, как важно сохранить следы и начать своевременно действовать, пока все еще свежо.

Надо было немедленно принять решение. Если бы в его распоряжении была машина или можно было дойти до соседей, Гирт обернулся бы довольно быстро. Но чтобы одолеть восемь километров до колхозного центра, придется отлучатся часа на три. Гирт посмотрел на часы. Было четверть одиннадцатого. Это означало, что в Межажи он вернется около часу ночи, не раньше. Разумно ли на такой долгий срок оставлять убийцу без присмотра? Может ли Гирт уйти, бросить все, как говорится, на произвол судьбы? А если виновник постарается замести следы? Гости, разумеется, будут присматривать друг за дружкой, но Гирт вынужден был признать, что среди них ни на кого нельзя полностью положиться. Не исключено, что может произойти еще одно убийство: если преступнику кто-нибудь помешает, если положение покажется ему угрожающим, он не побоится еще раз поднять руку на чужую жизнь.

Гирт решил остаться. В создавшейся ситуации нельзя было действовать формально. К сожалению, он не мог один проделать все, чем следовало бы заняться сию минуту, – для этого у него просто не хватило бы времени. Притом он не был экспертом в такой узкой области, как, скажем, судебная медицина. А о том, что недоставало самых необходимых инструментов и приборов, и говорить не приходилось. У него было одно преимущество: он обладал большим опытом и до многого в любой области криминалистики мог додуматься сам. Сейчас, и он отлично понимал это, самое главное – расспросить всех, пока память еще была свежа. И они более или менее точно помнили, где кто находился, что видел, что слышал. Не оставалось сомнений: позже они начнут безжалостно путать детали, валить в одну кучу разные факты. Если немедленно нащупать несколько нитей, могло открыться нечто существенное, быть может, даже ответ на главный вопрос. Взвесив все это, Рандер пришел к твердому убеждению, что, оставаясь на хуторе, он поможет делу куда больше, нежели покинув место преступления в поисках телефона.