Энтони Беркли - Второй выстрел Страница 7

Пришло время поставить Эрика на место раз и навсегда. Я не из тех люден, с которыми можно позволять себе подобные вольности.

Мисс Верити колебалась, и Эрик опять встрял в разговор:

— На этот раз ты проиграл. Пинки. Я тоже обещал Эльзе показать ей ручей в лунном свете; более того, она обещала любоваться им только тогда, когда я буду рядом.

Невыносимо было стоять там и скандалить на глазах у всех, поэтому я оборвал спор.

— Возможно, когда вы, Эрик, будете в подходящем состоянии, мисс Верити позволит вам выполнить обещание. Пойдемте, мисс Верити, — и я предложил ей руку.

Робкая девушка стояла в нерешительности, понимая, что, как бы она ни поступила, все равно обидит одного из нас. В конце концов Этель вывела нас из неприятного положения, которое могло перерасти в безобразную сцену.

— Ну конечно, Эльза. — как ни в чем не бывало сказала она, — ступай с мистером Пинкертоном. А ты, Эрик, иди сюда и поболтай со мной немного. Мы ведь едва словом перемолвились с тех пор, как ты приехал.

Эрику ничего не оставалось, как опуститься на стул рядом с хозяйкой дома, но видно было, что он делает это прошв воли. Отойдя на несколько шагов, я случайно обернулся и заметил злорадные зеленые искорки в кошачьих глазах миссис де Равель, и в них сквозила такая безжалостность, что на мгновение я просто похолодел от страха. Больше всего в этот момент она была похожа на кошку, пожирающую глазами другую кошку, вздумавшую поиграть с ее мышью. Если когда-либо я и воображал, что миссис де Равель отдала своего любовника сопернице, то теперь эта иллюзия полностью развеялась.

Пока мы шли полями вниз к лесному ручью, мисс Верити молчала. В этом не было ничего необычного, в моей компании она всегда была склонна молчать. Видимо, я внушал ей своею рода почтительный страх, но она всегда с удовольствием слушала меня, а ее собственное участие в разговоре сводилось к одному-двум робким вопросам, которыми она побуждала меня продолжать рассказ. В этот раз ее молчание было даже кстати, поскольку мне нужно было подбодрить её после только что пережитой сцены, однако я хорошо помнил слова Этель и не сказал ничего, что прямо принижало бы Эрика Скотт-Дейвиса.

— Я прошу прощения, — мягко сказал я, — за то, что так настойчиво увел вас, мисс Верити.

— Нет, что вы… мне- не за что вас прощать, мистер Пинкертон, ответила она с очаровательным смущением.

Этим она, конечно, намекала, что предпочитает любоваться красотой ручья, залитого лунным светом, в компании человека, который может не только оценить эту красоту, но и облечь свои чувства в соответствующие слова.

— Эрик, в своем роде, неплохой парень, — продолжил я, с макиавеллисвской изобретательностью восхваляя своего потенциального соперника, — но его, хм, довольно трудно представить в подобной романтической обстановке.

Мисс Верити не ответила, но само ее молчание говорило, что она согласна со мной.

— Кроме того, — продолжал я все более вкрадчиво, хотя он, без сомнения, считал своим долгом предложить вам свою компанию и, возможно, даже обещал это, думаю, он не очень расстроился, получив предлог, чтобы остаться.

Я не мог видеть лица мисс Верити, так как мы уже вошли в лесную темень, но вся ее фигура ясно выражала удивление.

— Что вы имеете в виду? — напряженно спросила она.

Я стал развивать свою мысль:

— Ну, их взаимная склонность довольно очевидна, разве не так?

— Я… я, кажется, не совсем понимаю, — сказала она, и резкость в ее тоне уступила место жалобному недоумению. Она была похожа на маленькую девочку, которая знает, что ее собираются отшлепать, но не понимает за что. Вы же не хотите сказать, что… что миссис Хилльярд…

Мне совсем не хотелось причинять ей боль, но я должен был это сделать.

— Этель? О господи, конечно нет. Неужели вы в самом деле не знаете, мисс Верити? Я бы не стал упоминать об этом, если бы не думал, что все знают.

— Знают про что, мистер Пинкертон? — воскликнула она.

— Ну, про Скотт-Дейвиса и миссис де Равель. — просто ответил я.

К этому времени мы уже достигли открытого пространства на берегу ручья, и в ярком лунном свете я мог видеть лицо бедняжки Эльзы, которая переживала этот удар. Мгновение она смотрела на меня, а потом отвернулась.

— Нет, — прошептала она, — я ничего об этом не знала. И… и я не верю в это.

Детская непосредственность!

Ее реакция встревожила меня, потому что показала, насколько сильно Эрик завладел мыслями этой хрупкой и чувствительной девушки.

— О, возможно, в этом нет ни капли правды, — с безмятежным видом сказал я. — Только весь последний год, уверяю вас, они были предметом многих скандальных слухов. Не то чтобы я прислушивался к ним, но некоторые вещи становятся настолько известны, что о них трудно не узнать. Если честно, я слышал, как говорили, что, если кто-то хочет наши Эрика, он должен поискать миссис де Равель.

Это была абсолютная правда. Но bon mot[4] я придумал сам.

Мне было жаль видеть, как плечи бедной девушки вздрагивали под тяжестью той ноши, которую я был вынужден взвалить на нее. Очевидно, это был для нее большой удар. Я никак не мог решиться, что предпринять, чтобы хоть как-то утешить девушку в ее жестоком разочаровании.

Я как раз приблизился к ней с этой целью, когда она обернулась, и, к моему изумлению, я обнаружил, что мисс Верити вовсе не плакала, а смеялась.

— О, мистер Пинкертон, — сказала она, — вы такой смешной.

— В самом деле? — холодно спросил я. Такой неожиданный оборот поразил меня, но не заставил потерять самообладание. — Я рад. что имел честь развлечь вас, мисс Верити.

При этих словах она положила свою маленькую ладошку на мой рукав, а ее лицо слегка посерьезнело, так как она поняла, что сильно обидела меня. Правда, в ее голубых глазах все еще плескались искорки веселья.

— Я не так выразилась. Извините меня. Просто я не могла удержаться от смеха, когда вы сказали именно то, что, как говорил Эрик, вы скажете, и почти теми же самыми словами.

Я был так удивлен, что забыл о своей обиде:

— Он утверждал, что я так скажу?

— Да, о миссис де Равель. Разумеемся, он рассказал мне о ней — правду, я имею в виду. — как она мною месяцев преследовала его и не давала ему покоя и как он ничего не мог с ней поделать. А еще он сказал, что вы обязательно расскажете мне об этом, и. — она было опять засмеялась. по сдержалась, и… ну. вы же рассказали, правда?

Я расстелил платок на поваленном бревне и сел. Эта информация была для меня неожиданной. Все говорило о том, что Скотт-Дейвис значительно более хитер, чем я думал. Он очень умно обезвредил наше главное оружие раньше, чем мы смогли пустить его в ход. Этель была права. Понадобятся очень действенные меры.

Я собирался продолжить эту тему в разговоре с мисс Верити, рассказав о двуличности ее Эрика и о том, какова же на самом деле правда, когда меня прервал громкий зов. донесшийся от дома. В ночной тишине звук разносится далеко, и я легко узнал пронзительный голос Аморель.

— Эльза! Эльза!

— Не обращайте внимания, — улыбнулся я. — Мне нужно очень серьезно поговорить с вами, мисс Верити, и.

Девушка даже не слышала меня, поскольку ответила таким же пронзительным и (если уж говорить всю правду) совсем не приличествующим даме воплем — чего я никак не мог ожидать от нее:

— Я зде-есь!

— Купание в бассейне при луне-с! Иди сюда-а-а!

— Иду-у-у! — ответила моя спутница и добавила, обращаясь ко мне с милой извиняющейся улыбкой:

— Вы же не возражаете, мистер Пинкертон? Такая чудная идея. Мы ведь сможем поговорить и потом, в любое время, разве нет?

— Разумеется, как я могу препятствовать вашим невинным развлечениям, милостиво согласился я, но слегка выделил предпоследнее слово, чтобы ей был понятен мой добродушный намек.

Мы направились обратно к дому.

Когда мы подошли к дому, все уже выходили, одетые в купальные костюмы.

— Поторопись, Эльза, — сказала Аморель. — И присоединяйся к нам в бассейне.

— Кто купается? — поинтересовалась мисс Верити, явно оживившись.

— Эрик, Поль, Джон. Пинки и мы с тобой, — ответила Аморель. Эта вульгарная девица, как и ее брат, называла меня все тем же оскорбительным прозвищем. Понятия не имею почему. Никогда не давал ей ни малейшего повода.

— Простите, — вмешался я. — По крайней мере одно имя в вашем списке неверно. Я не собираюсь купаться.

— О, пожалуйста, Пинки, пойдемте купаться, — умоляюще пропела расплывшаяся в улыбке Аморель, пританцовывая вокруг меня. — У вас такие замечательно тонкие ноги. Вы непременно должны пойти с нами и продемонстрировать их.

Я проигнорировал это в высшей степени неделикатное замечание и глупые смешки, с которыми оно было воспринят остальными. Я просто повернулся к Эльзе и сказал: