Александр Макколл-Смит - Воскресный философский клуб Страница 7

— О, конечно, миз Дэлхаузи. Старая дева, блюстительница нравов. — Он сделал паузу. — Это удивительно. Вы же привлекательная женщина, сексуальная, если позволите.

Она обожгла его яростным взглядом, и он опустил глаза на свою записную книжку.

— Мне нужно заняться своими делами, — сказала она вставая. — Вы позволите?

Мак-Манус захлопнул блокнот, но остался сидеть.

— Вы только что прочитали мне небольшую лекцию о том, как должна вести себя пресса, — сказал он. — Полагаю, вы имеете на это право. Но жаль, что ваш собственный авторитет несколько подмочен.

Она взглянула на него в недоумении, не зная, как понимать это замечание.

— Дело в том, что вы солгали, — продолжал Мак-Манус. — Вы сказали, что пошли домой, в то время как мне случайно стало известно, из бесед с полицией и кое с кем еще, что вы поднялись наверх. Кое-кто видел, как вы смотрели вниз как раз с того места, откуда он упал. Но вы весьма осторожно обошли это молчанием, беседуя со мной. Фактически вы сказали, что пошли домой. Интересно, зачем вам понадобилось мне лгать.

Изабелла поспешно ответила:

— У меня не было причин рассказывать вам об этом. Это не имеет никакого отношения к несчастному случаю.

— В самом деле? — насмешливо произнес Мак-Манус. — А что если я скажу, что, по моему мнению, вы знаете об этом происшествии больше, нежели делаете вид? Вы не думаете, что я вправе прийти сейчас к такому выводу?

Изабелла подошла к двери и с многозначительным видом распахнула ее.

— Я не должна терпеть это в своем собственном доме, — заявила она. — Не будете ли вы так любезны удалиться?

Мак-Манус не спеша поднялся.

— Разумеется, — сказал он. — Это же ваш дом. И у меня нет никакого желания злоупотреблять вашим гостеприимством.

Пройдя в холл, Изабелла открыла входную дверь. Мак-Манус последовал за ней, задержавшись на минуту, чтобы рассмотреть одну из картин.

— У вас полно красивых вещей, — заметил он. — И все это потому, что у вас денег куры не клюют, не так ли?

Глава четвертая

Когда у тебя плохое настроение, нужно осторожно обращаться с перцем: от досады можно всыпать слишком много и безнадежно испортить ризотто. После общения с Мак-Манусом ей казалось, что ее облили грязью, — такое чувство у нее неизбежно возникало, когда приходилось беседовать с тем, чьи взгляды на жизнь были совершенно аморальными. Таких людей удивительно много, подумала Изабелла, и они стали обычным явлением — эти люди, кому чужда сама идея морали. Особенно ужаснуло ее в Мак-Манусе то, что он намеревался побеседовать с родителями, горе которых значило для него меньше, нежели желание публики посмаковать чужие страдания. Она содрогнулась. По-видимому, им никто не хочет помочь; никто не готов сказать: «Оставьте в покое этих несчастных людей».

Она помешала ризотто, попробовав его, чтобы определить, удалось ли блюдо. Жидкость от вымоченных свинух придала рису приятный аромат, и это было прекрасно. Скоро она поставит это блюдо в духовку и оставит там до тех пор, пока Кэт и Тоби не усядутся вместе с ней за стол. А пока что нужно было еще приготовить салат и откупорить бутылочку вина.

Она уже немного успокоилась, когда зазвонил дверной звонок и появились ее гости. Вечер был прохладный, и на Кэт было длинное коричневое пальто, подаренное ей Изабеллой на день рождения в прошлом году. Сняв его, она положила пальто на стул в холле, оставшись в длинном красном платье. Тоби, высокий молодой человек, на пару лет старше Кэт, был в темно-коричневом твидовом пиджаке и банлоне. Изабелла взглянула на его брюки из вельвета цвета давленой земляники — нечто подобное она и ожидала увидеть на нем. В этом отношении он никогда ее не удивлял. Я должна попытаться, подумала она. Должна попытаться полюбить его.

Кэт принесла с собой нарезку семги, с которой отправилась на кухню. Изабелла пошла туда вместе с племянницей, а Тоби ждал их в гостиной.

— Тебе немножко лучше? — спросила Кэт. — Сегодня утром ты казалась такой несчастной…

Изабелла взяла из рук племянницы нарезку и сняла с нее фольгу.

— Да, — ответила она. — Мне гораздо лучше. — Она не упомянула о визите журналиста — отчасти потому, что ей не хотелось, чтобы подумали, будто она зациклилась на этой теме, отчасти потому, что ей хотелось выбросить это из головы.

Они выложили семгу на блюдо и вернулись в гостиную. Тоби стоял у окна, заложив руки за спину. Изабелла предложила гостям напитки из бара. Когда она передала Тоби бокал, он поднял его и обратился к Изабелле с тостом на гаэльском языке:

— Slàinte.[7]

Изабелла неохотно подняла свой бокал. Она была уверена, что «sláinte» — единственное слово на гаэльском, которое знает Тоби. Ей не нравилось, когда в один язык вклинивают слова из другого; pas du tout.[8] И она пробормотала себе под нос:

— Brindisi.

— Brin что? — не понял Тоби.

— Brindisi, — повторила Изабелла. — Итальянский заздравный тост.

Кэт взглянула на нее. Она от души надеялась, что Изабелла не станет вредничать: ведь она вполне способна завести Тоби.

— Изабелла очень хорошо говорит по-итальянски, — вмешалась Кэт.

— Это всегда может пригодиться, — заметил Тоби. — А вот у меня никаких способностей к языкам. Несколько французских слов, которые я помню со школы, и немного немецких — вот и всё.

Тоби взял кусок черного хлеба и положил себе семги.

— Не могу устоять перед этим деликатесом, — сказал он. — Кэт достает его у кого-то в Аргайле. Какой-то там Арчи, не так ли, Кэт?

— Арчи Мак-Киннон, — ответила Кэт. — Он коптит семгу сам, у себя в саду, в старой коптильне. Он вымачивает ее в роме, а потом кладет на дубовые щепки. Именно ром дает этот восхитительный привкус.

Тоби потянулся еще за одним, самым большим куском семги. Кэт поспешно взяла блюдо с рыбой и предложила Изабелле.

— Я захожу к Арчи, когда езжу в Кэмпбелл-таун, — сказала она, ставя блюдо с семгой рядом с Изабеллой. — Арчи — чудесный старик. Ему за восемьдесят, но он все еще выходит в море на своем боте. У него две собаки, Макс и Моррис.

— Названы в честь мальчиков? — спросила Изабелла.

— Да, — ответила Кэт.

Покосившись на семгу, Тоби осведомился:

— Каких мальчиков?

— Макс и Мориц, — пояснила Изабелла. — Два немецких мальчика. Персонажи самых первых комиксов. С ними постоянно случались разные несчастья, и кончилось тем, что их разрубил на мелкие кусочки булочник и сделал из них печенье.

Она взглянула на Тоби. Макс и Мориц упали в кадку с мукой, и булочник отправил их в печь. Печенье, которое из них сделали, в конце концов съели утки. Абсолютно немецкая идея, подумала она и на какое-то мгновение представила, что это могло бы случиться с Тоби: он падает в такую печь, и из него делают печенье.

— Ты улыбаешься, — заметила Кэт.

— Я не намеренно, — поспешно ответила Изабелла. Но разве у кого-нибудь бывает «намерение» улыбнуться?

Они поговорили с полчаса, прежде чем сесть за стол. Тоби катался на лыжах с друзьями и рассказал о своих приключениях. У них случился неприятный инцидент, когда по их вине произошел снежный обвал. Правда, он был не сильный, и удалось избежать беды.

— Мы были на волосок от гибели, — сказал он. — Вы знаете, как звучит лавина?

— Как прибой? — предположила Изабелла.

Тоби покачал головой:

— Как гром. Да, в точности как гром. И грохот становится все сильнее и сильнее.

Изабелла представила себе эту картину: Тоби в лыжном костюме земляничного цвета, и сверху на него с шумом несется снежная волна, а солнце освещает белые пики гор. И вдруг, на какую-то минуту, она увидела, как его заваливает снег, покрывая белой пеной бешено размахивающие руки, — и тишина, лишь кончик лыжной палки виден в том месте. Нет, это недостойная мысль, ничуть не лучше того, как она воображала, что из него делают печенье. Изабелла выкинула это из головы. Но почему же с ним не поехала Кэт? Она так любит кататься на лыжах. Наверное, Тоби ее не пригласил.

— А ты не хотела поехать, Кэт? — спросила она. Это был не очень тактичный вопрос, но самонадеянность этого молодого человека подзадоривала ее.

Кэт вздохнула.

— Магазин, — сказала она. — Я не могу уехать. Я бы с удовольствием покаталась на лыжах. Но я просто не могла.

— А как же Эдди? — осведомился Тоби. — Несомненно, он уже достаточно взрослый, чтобы присмотреть за магазином в течение недели. Разве ты не можешь на него положиться?

— Конечно могу, — ответила Кэт резким тоном. — Просто Эдди излишне… впечатлительный.

Тоби взглянул на Кэт искоса. Он сидел рядом с ней на диване у окна. Изабелле показалось, что она уловила легкую насмешку в его взгляде. Любопытно.

— Впечатлительный? — повторил Тоби. — Ты это так называешь?

Кэт смотрела в свой бокал. Изабелла наблюдала за Тоби. В его лице есть какая-то жестокость, подумалось ей, — за этим хорошо вымытым, нежно-розоватым фасадом. И лицо, пожалуй, чересчур мясистое, — через десять лет нос утонет в щеках и… Она одернула себя. Он не стал ей симпатичнее, но милосердие, законы которого никогда не следует забывать, мягко укорило ее.