А. Шантарский - Не проси Страница 7

В первую же неделю пребывания в детдоме Груздев несколько раз подрался с другими подростками. В него словно бес вселился. Во время драки боли он не чувствовал, а превосходящих по силе и численности противников не замечал и готов был биться не на жизнь, а на смерть. Постепенно его оставили в покое и начали считаться с ним. А уже через год его положение изменилось, появились друзья.

В пятнадцать лет Николай влюбился в учительницу по русскому языку и литературе, которая была старше его на восемь лет и относилась к его чувству со снисходительной улыбкой. Он ловил каждый взгляд, каждый жест Марины Владимировны Сметаниной. А однажды отважился и написал любовную записку:

Глубокоуважаемая Марина Владимировна! Я Вас очень и очень люблю! Мои чувства настолько глубокие и искренние, что я готов сложить за Вас голову. Пожалуйста, не смейтесь над проявлением моей слабости, ибо в ней заключается неисчерпаемая благородная сила. Вы старше меня на восемь лет — это не так уж много. Если в Вас есть хоть капля сострадания, ответьте на мою любовь взаимностью или хотя бы не отвергайте ее совсем.

Дату он не поставил потому, что не знал, когда осмелится передать послание по назначению, а не подписался из-за того, что не сомневался, что учительница и так догадается, от кого записка, к тому же она хорошо знала почерк своих учеников.

Николай целую неделю носил листок в кармане, но в конце концов осмелился и сунул его в дневник, когда Марина Владимировна вызвала его к доске.

Русский и литературу Груздев учил с удовольствием и без труда ответил не только по теме, но на все дополнительные вопросы.

— Молодец, — похвалила его учительница и раскрыла дневник. — А это что такое? — спросила она, заметив записку.

— Вам, — коротко ответил ученик и покраснел до корней волос.

Она пробежала глазами по строкам, улыбнулась и сунула листок к себе в сумочку, затем поставила пятерку в дневник и вернула его Николаю.

— Садись.

Тот какой угодно ожидал реакции, но только не равнодушия.

«Еще насмехается», — промелькнуло в голове подростка, и он пошел к своей парте.

На перемене, преодолев робость, он все-таки поинтересовался:

— Смею ли я надеяться?

— Мы с тобой поговорим после уроков. Хорошо?

— Где? — буквально прошептал он пересохшими губами, и Марина Владимировна посмотрела на него с сочувствием.

Эта высокая и стройная шатенка с темно-голубыми глазами в своей недолгой практике уже сталкивалась с любовью к ней учеников и умела поговорить с ними по душам и многое разъяснить.

— Подождешь меня после шестого урока перед входом в школу? — не то спросила, не то попросила она.

Карие глаза подростка засветились счастливым огнем.

Николай чиркнул спичкой, прикурил папиросу, затянулся и спрятал ее в кулак, оглядываясь по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, затянулся еще раз.

В детдоме он научился курить и довольно быстро втянулся. Уже прошло минут тридцать, как прозвенел звонок после шестого урока, а учительницы все не было. Подросток нервничал и докуривал вторую папиросу, вышагивая перед входом в школу. Но вот дверь распахнулась, и в легкой куртке, с сумочкой через плечо и со стопкой ученических тетрадей в руках появилась Марина Владимировна.

— Я уже думал, что вы про меня забыли, — обрадовался подросток.

— Извини, завуч задержала, — улыбнулась она, обнажив ряд белоснежных зубов.

— Давайте помогу.

И он, не дожидаясь согласия, взял у нее стопку тетрадей.

— Ты меня до дома проводишь? — поинтересовалась учительница, взглянув на школьника с материнской лаской.

— Вы еще спрашиваете?

Ему казалось, что он сейчас взлетит и будет парить над городом, — такая легкость вселилась в его тело.

— А это ничего, что ты задержишься после занятий?

Детдомовские учились в общеобразовательной школе вместе с детьми, у которых были родители.

— Да кому мы нужны! Не пришел на обед — твое личное дело, значит, есть не хочешь. Только на вечерней поверке, перед сном, должен обязательно присутствовать.

— С приемом пищи мы уладим, — пообещала Марина Владимировна. — Я тебя таким домашним борщом накормлю — пальчики оближешь.

Всю дорогу они разговаривали о школьных делах, о записке не вспоминали, словно ее не было. Груздев рассказывал детские наивные истории. Учительница изредка вставляла фразы и тайком улыбалась, чтобы не вызвать обиду у собеседника.

Николай уплетал борщ так, что за ушами трещало, и только после третьей порции отодвинул пустую тарелку.

— Еще? — суетилась вокруг него гостеприимная хозяйка.

— Что я, лошадь, что ли, мне и ведра достаточно.

От детдомовской шутки Марина Владимировна не сдержалась и прыснула в кулак.

— У нас так говорят, когда остается еда на добавку, но никто на самом деле не отказывается, — пояснил подросток, и веселье у женщины как рукой сняло.

— А добавка, наверное, очень редко бывает? — перешла она на серьезный тон.

— Да уж не балуют, — подтвердил Николай.

— Может, бутерброд с маслом? — спросила Марина Владимировна, когда Николай уже пил чай.

— Нет, спасибо, не влезет, — покосился он на свой впалый живот.

— Допивай чай, я жду тебя в комнате. — И хозяйка оставила его одного на кухне.

Сметанина приоткрыла створку окна, впуская в комнату свежий воздух, села в кресло, обхватив голову руками и обдумывая дальнейший разговор. Уверенность, какая обычно появляется в ответственных случаях, улетучилась.

— Покорнейше благодарю.

Груздев в приподнятом настроении пристроился на диване.

— Не за что, — отмахнулась хозяйка и внимательно посмотрела на паренька.

Он выдержал изучающий взгляд.

— Вы хотите меня о чем-то спросить?

— Хочу попросить, чтобы ты меня внимательно выслушал и постарался понять.

Парнишка заволновался, ерзая на диване. Он догадался, что речь пойдет о главном, и боялся, что Марина Владимировна непременно отвергнет его. В горле мгновенно пересохло. Он кивнул головой.

— Говорите.

— Ты должен знать, что я с уважением отношусь к твоим чувствам, — начала она, — но ты еще слишком молод, и наваждение пройдет.

— Это не наваждение, — ответил он поспешно.

— Милый юноша, тебе только кажется, что ты испытываешь любовь.

— Не кажется, — твердо сказал подросток.

— Ну хорошо. — Учительница решила пойти другим путем. — А что, если есть мужчина, который тоже меня любит и я намерена выйти за него замуж?

— Он плохой человек, не стоит с ним связывать свою судьбу.

— Ты его знаешь? — удивилась Марина Владимировна.

— Рыжего-то?

— Тебе не нравятся рыжие?

— Мне не нравится ваш рыжий, — поправил Николай. — Я видел его в парке Пушкина на танцах. Он танцевал с другой женщиной, а вы стояли в сторонке.

— Вот почему он тебе не пришелся по нраву. Так это была моя близкая подружка, — улыбнулась учительница. — Разве вас пускают на танцы?

— Нет, мы сами убегаем, — признался школьник.

Красивые дуги бровей женщины изменили обычное положение, но она быстро справилась с изумлением и вернула их на место.

— Вы поступаете неправильно, — произнесла она с некоторым укором. — Но в настоящее время это не самое важное. Я хочу, чтобы ты уяснил для себя, что Дмитрий Павлович Углов — человек положительный, и я питаю к нему симпатию.

— Вы его любите?

— Надо же, как ты любишь конкретизировать — черное или белое, без всяких цветов и оттенков.

— Он не только с вашей подругой танцевал, но и заглядывался на других. Дмитрий Павлович, — подросток даже поморщился, произнеся это имя, — ненадежный, и наступит такое время, когда он вас бросит.

— Очень тебя прошу, не городи чепуху.

Беседа получалась тяжелой, они плохо понимали друг друга, а обижать Груздева резкостью Марине Владимировне не хотелось: во-первых, она жалела его, потому что он являлся единственным учеником в классе, в котором она, кстати, была классным руководителем, из детского дома, во-вторых, он прекрасно знал ее предмет, и не только по школьной программе.

— Бросайте его и дождитесь, когда я закончу школу, — заявил гость. — Более любящего вас человека все равно не встретите.

— Господи, пощади меня! — вырвалось из уст красивой женщины.

— Я докажу вам его неверность, — ошарашил он собеседницу.

Марина Владимировна даже не нашлась, что ответить на такое смелое обещание. Лишь спустя несколько минут к ней вернулся дар речи.

— Может быть, ты все же позволишь выбирать мне самой спутника жизни? — Теперь в ее голосе проскальзывали нотки недовольства.

— Я желаю вам счастья от всей души и не стану чинить препятствий, если отыщется человек, достойный вас. — Груздев высказывался высокопарно, да и думал он так же.