Патриция Хайсмит - Сочинитель убийств. Авторский сборник Страница 7

— Уверен, что сможете! — изрек Бруно, насупившись.

Да заткнитесь вы со своими вонючими предложениями, собирался крикнуть Гай, но вместо этого шепотом произнес:

— Мне от этого тошно.

Он заметил, как странно исказилось узкое лицо Бруно — глупо–удивленная улыбка пополам с грустной гримасой какого–то сверхъестественного всеведения. Бруно вежливо пожал плечами:

— Как хотите. Но я все равно считаю, что это прекрасная мысль, а расклад так просто идеальный. Мысль эту я пущу в дело, понятно, с другим союзником. Куда вы пошли?

Гай наконец вспомнил про дверь. Он выбрался в тамбур, открыл дверь на площадку: прохладный ветер словно в наказание хлестнул его по лицу, а гудок локомотива превратился в укоризненный рев. К гудку и ветру он добавил проклятия по собственному адресу. Его тянуло блевать.

— Гай?

Оборотившись, он увидел, как Бруно протискивается в металлическую дверь.

— Гай, простите меня.

— Все в порядке, — поспешно ответил Гай, которого потрясло выражение лица Бруно: на нем читалось собачье самоунижение.

— Спасибо, Гай.

Бруно опустил голову; в эту минуту перестук колес начал замедляться, и Гай едва устоял на ногах. Его охватило чувство благодарности: поезд останавливался. Он хлопнул Бруно по плечу:

— Выйдем на перрон подышать воздухом!

Они сошли в мир тишины и полного мрака.

— Это что еще за фокусы? — воскликнул Бруно. — Ни одного фонаря!

Гай задрал голову. Луны тоже не было. Ночная прохлада заставила его подобраться и насторожиться. Откуда–то донесся домашний звук захлопнувшейся деревянной двери. Светлячок впереди обернулся фонарем в руках мужчины, который трусил к хвосту поезда где отъехавшая дверь багажного вагона нарисовала освещенный квадрат. Гай двинулся к нему медленным шагом, Бруно поплелся следом.

Где–то далеко на черной равнине прерий снова и снова голосил локомотив, перестал и взвыл еще раз, еще дальше. Звук, с детства памятный Гаю, — красивый, чистый, одинокий. Как мустанг, уносящий белого человека. В приливе дружеских чувств Гай взял Бруно под руку.

— Я не хочу гулять, — возопил Бруно, вырвался и остановился. На свежем воздухе ему стало худо, как рыбе на суше.

Поезд тронулся. Гай втолкнул в тамбур большое вялое тело Бруно.

— Примем на посошок? — тусклым голосом предложил Бруно у двери своего купе; он, казалось, вот–вот свалится от усталости.

— Спасибо, не в состоянии.

Зеленые занавески приглушали их шепот.

— Не забудьте утром зайти. Я не буду запирать дверь. Если не отзовусь — входите, и все, ладно?

Когда Гай добирался до своей койки, его заваливало на стены в зеленых занавесках.

Улегшись в постель, он по привычке подумал о книге. Он забыл ее в кухне у Бруно. Своего Платона. Мысль о том, что она останется на ночь у Бруно или что Бруно возьмет ее в руки и будет листать, была ему неприятна.

3

Первым делом он позвонил Мириам и договорился о встрече у школы, что находилась на полпути между их домами.

И вот он стоял в углу асфальтовой площадки перед школой и ждал. Мириам, конечно, опоздает. Почему она выбрала школу? Потому что тут играла на своем поле? Когда–то в прошлом он частенько ждал ее здесь; тогда он ее любил.

Небо над головой было ясное и ярко–синее. Расплавленное солнце стекало вниз, оно было не золотое, а какое–то белесое, словно собственный жар накалил его добела. Из–за деревьев выглядывала верхняя часть незнакомого стройного красноватого здания, которое возвели уже после его последнего приезда в Меткаф два года назад. Он отвернулся. Вокруг не было ни души, как будто жара прогнала всех и из школы, и даже из соседних домов. Он взглянул на широкие ступени серого камня, что сбегали вниз от темной арки школьных дверей. Ему до сих пор помнится отдававший чернилами и немножечко по том запах обмахрившихся углов Мириаминого учебника алгебры. До сих пор стояло перед глазами «Мириам», нацарапанное карандашом на полях растрепанных страниц, и рисунок на форзаце, изображающий девушку с завивкой щипцами на длинных, до ключиц, волосах, — он увидел его, сев делать за Мириам домашнее задание. Почему он тогда считал, будто Мириам не такая, как все?

Он вышел через широкую калитку в ограде из крестообразно натянутой проволоки и еще раз посмотрел вдоль Школьного проспекта. И тут он ее увидел — под желтовато–зелеными деревьями у тротуара. Сердце забилось сильнее, но он смотрел на нее с нарочитым спокойствием. Она шла не спеша, обычной своей тяжеловатой походкой. Вот уже можно разглядеть ее лицо в ореоле светлой шляпы с широкими полями. Блики солнца и пятна тени беспорядочно пробегают по ней. Она легко помахала Гаю, он вытащил из кармана руку, помахал в ответ и вернулся на площадку, внезапно почувствовав себя мальчишкой, возбужденным и робким одновременно. Она знает про Палм–Бич, подумал он, эта чужая женщина под сенью деревьев. Полчаса назад мать сказала, что упомянула о «Пальмире» при последнем разговоре с Мириам, когда та ей звонила.

— Привет, Гай, — улыбнулась Мириам и сразу закрыла широкий розовато–оранжевый рот. У нее же зазоры между передними зубами, вспомнил Гай.

— Как поживаешь, Мириам?

Он непроизвольно окинул ее взглядом. Фигура полненькая, но беременность незаметна, и у него промелькнуло подозрение, уж не наврала ли она. На ней были яркая цветастая юбка и белая блузка с короткими рукавами. Большая плетеная сумочка была из дорогой белой кожи.

Она чопорно уселась на единственную каменную скамью, что была в тени, и в стандартных фразах осведомилась, как он доехал. Нижняя часть щек, всегда отличавшаяся у нее некоторой полнотой, еще больше располнела, так что подбородок выглядел заострившимся. Под глазами, заметил Гай, появились морщинки. Для своих двадцати двух лет она пожила основательно.

— В январе, — ответила она невыразительным голосом. — Ребеночек должен быть в январе.

Стало быть, она уже на третьем месяце.

— Ты, видимо, намерена за него выйти?

Она повернулась вполоборота и опустила глаза. На пухлой щеке солнечный блик высветил самые большие веснушки, и Гай уловил в их расположении определенный узор — он не забыл его, но не вспомнил со времени их совместной жизни. Когда–то он питал уверенность — и какую! — будто Мириам принадлежит ему целиком, вплоть до самой пустячной мысли. Ему подумалось, что вся любовь, в сущности, не более чем дразнящая и чудовищная заместительница знания. Теперь он не знал и малейшей частицы того нового мира, что Мириам носит в себе. Неужели такое может у него случиться и с Анной?

— Намерена, Мириам? — поторопил он с ответом.

— Не сию секунду. Тут, понимаешь, не все так проста.

— То есть?

— Ну, мы, видимо, не сумеем пожениться так быстро, как хотелось бы.

— Ага.

Мы. Он представил себе этого мужчину — высокого, темноволосого, с продолговатым лицом, как у Стива. К такому типу Мириам всегда питала слабость. И только от такого мужчины она бы согласилась родить. А нынешнего ребенка она хочет, это он мог сказать наверняка. Что–то такое случилось, к чему, вероятно, этот мужчина не имеет никакого отношения, из–за чего ей захотелось ребенка Он понимал это по тому, как прямо и чопорно она сидела, по той самозабвенной отстраненности, которую он замечал или считал, что замечает, на лицах у беременных.

— Я полагаю, из–за этого не понадобится тянуть с разводом.

— Пару дней назад я считала то же самое. Думала, Оуэн уже будет свободен и женится на мне в этом месяце.

— А, так он женат?

— Да, женат, — ответила она с легким вздохом и тенью улыбки.

Гай в некотором замешательстве опустил глаза и сделал пару шагов по асфальту. Он предчувствовал, что любовник окажется женатым. Он ожидал, что тот согласится жениться на ней только под нажимом.

— Где он? Здесь?

— В Хьюстоне, — сообщила она. — Может, ты хоть присядешь?

— Нет.

— Ты никогда не любил сидеть.

Он промолчал.

— Все еще носишь свой перстень?

— Угу.

Перстень его курса в Чикаго; Мириам постоянно им восхищалась, потому что он свидетельствовал об университетском образовании. Она глядела на перстень с застенчивой улыбкой. Гай сунул руки в карманы.

— Пока я здесь, я хотел бы со всем этим покончить. Мы сможем оформить дела на этой неделе?

— Гай, я хочу уехать.

— Для развода?

Безвольно и бесцельно она повернула короткопалые руки ладонями вверх, и это привело ему на память пальцы Бруно. Он напрочь забыл о Бруно, когда утром сходил с поезда. И о своей книге тоже.

— Мне вроде как надоело жить в этом городе, — заявила она.

— Если хочешь, можем оформить развод в Далласе.

Ее здешним знакомым уже известно, в этом все дело, решил он.

— Я хочу подождать, Гай. Ты не против? Совсем немного.

— А мне–то казалось, ты должна торопиться. Так намерен он или нет на тебе жениться?