Агата Кристи - Пассажир из Франкфурта Страница 8

Да, он был раздосадован, и это ему не нравилось. Он размышлял на эту тему несколько минут, затем написал объявление для троекратной публикации в газете:

«Пассажир, прибывший во Франкфурт 3 ноября.

Прощу связаться с лондонским попутчиком».

Больше ничего. Либо она объявится, либо нет. Если это объявление попадется ей на глаза, она поймет, кто его дал. Она воспользовалась его паспортом и знает, как его зовут, и сможет выяснить его адрес. Может быть, она свяжется с ним, а может, нет. Скорее всего, нет. А если так, то пролог останется прологом, глупой одноактной пьесой для развлечения опоздавших зрителей, ожидающих начала главного спектакля. Такие пьески были в моде до войны. По всей вероятности, она не объявится — просто потому, что сделала то, зачем приезжала в Лондон, и уже покинула Англию, улетела в Женеву, или на Ближний Восток, или в Китай, или в Южную Америку, или в Соединенные Штаты. «А почему, — подумал сэр Стэффорд, — я вспомнил Южную Америку? Почему-то ведь вспомнил, хотя никто не упоминал о Южной Америке, кроме разве что Хоршема. И даже тот всего лишь сказал о ней мимоходом».

На следующее утро, отнеся объявление в газету и неторопливым шагом возвращаясь домой через парк Сент-Джеймс, он вдруг заметил осенние цветы — длинноногие чопорные хризантемы с золотисто-бронзовыми шапками. До него донесся их аромат, похожий, как ему всегда казалось, на запах козы, он напомнил ему о склонах холмов в Греции. Надо не забыть просмотреть колонку частных объявлений. Нет, пока еще рано, пройдет по крайней мере два-три дня, прежде чем опубликуют его объявление и кто-нибудь сможет поместить в той же газете ответ. И если ответ появится, то никак нельзя его прозевать, должен же он, в конце концов, знать, что происходит на самом деле!

Он попытался вспомнить не девушку из аэропорта, а свою сестру. Много лет прошло со дня ее кончины.

Конечно, он ее не забыл, но почему-то никак не мог отчетливо представить себе ее лицо и поэтому злился. Собравшись перейти улицу, он остановился. Улица была пустынной, если не считать единственной машины, которая тащилась с величественным видом престарелой дамы. Развалюха, подумал он. Допотопный лимузин, «даймлер». Он пожал плечами. И спохватился: что это он тут стоит, задумавшись, как идиот?

Он решительно шагнул на проезжую часть улицы, и тут вдруг развалюха, эта «престарелая дама», как он мысленно обозвал ее, с поразительной скоростью рванула вперед и понеслась на сэра Стэффорда так стремительно, что тот едва успел добежать до противоположного тротуара; сверкнув фарами, машина исчезла за поворотом.

«Очень интересно, — сказал себе сэр Стэффорд. — Неужели я кому-то не нравлюсь и этот кто-то за мной следит и ждет удобного случая?»

Полковник Пайкавей сидел развалясь в кресле в маленькой комнате в Блумсбери, где он имел обыкновение пребывать с десяти до пяти с коротким перерывом на обед, и утопал, как всегда, в густых облаках сигарного дыма, глаза его были закрыты и лишь иногда моргали, свидетельствуя о том, что он не спит. Голову он поднимал редко. Некий нахальный юнец однажды сказал, что он похож на гибрид древнего Будды и большой синей лягушки с некоторыми наследственными признаками бегемота.

Тихий звонок внутреннего телефона у него на столе прервал его сладостный сон. Он трижды моргнул и, открыв глаза, нехотя поднял трубку:

— Да?

Раздался голос его секретарши:

— К вам пришел министр.

— Неужели? А какой именно министр? Баптистский[1], из церкви за углом?

— О нет, полковник Пайкавей, это сэр Джордж Пэкхем.

— Жаль, — произнес, задыхаясь, полковник Пайкавей. — Очень жаль. Преподобный Макгилл гораздо занятнее. В нем чувствуется великолепный адский огонь.

— Мне проводить его к вам, полковник Пайкавей?

— Полагаю, он хочет, чтобы его проводили немедленно. И что это они все такие обидчивые? — мрачно проворчал полковник Пайкавей. — Обязательно нужно ворваться и устроить тут истерику.

Сэра Джорджа Пэкхема препроводили в кабинет полковника. Едва переступив порог, визитер закашлялся и захрипел; с большинством посетителей здесь происходило то же самое. Окна маленькой комнаты были плотно закрыты. Полковник Пайкавей снова откинулся в своем кресле, весь усыпанный сигарным пеплом. Атмосфера в кабинете была совершенно невыносимой, и сослуживцы полковника именовали его прибежище не иначе как «Кошкин дом».

— А, мой дорогой друг, — приветствовал хозяина сэр Джордж с жизнерадостностью, совершенно не вязавшейся с унылым выражением его лица.

— Давненько мы с вами не виделись!

— Присаживайтесь, присаживайтесь же, — вторил ему Пайкавей, — хотите сигару?

Сэр Джордж слегка вздрогнул:

— Нет, благодарю вас, нет, нет, большое спасибо.

Он бросил многозначительный взгляд на окна. Полковник Пайкавей намека не понял. Сэр Джордж прочистил горло и, опять закашлявшись, произнес:

— Э… я полагаю, Хоршем к вам заходил.

— Да, Хоршем здесь был и все рассказал, — подтвердил полковник Пайкавей, медленно опуская веки.

— Я подумал, что так будет лучше. Я имею в виду, чтобы он зашел к вам сюда. Очень важно, чтобы не пошли какие-нибудь разговоры.

— Ах, — вздохнул полковник Пайкавей, — но ведь разговоры все равно пойдут, не так ли?

— Простите?

— Все равно будут болтать.

— Я не знаю, насколько вы… э… информированы об этом последнем деле.

— Мы знаем все, — заверил его полковник Пайкавей. — Для того мы тут и сидим.

— Да, да, конечно. Я имею в виду сэра С.Н. — вы понимаете, о ком я говорю?

— О том, кто недавно прилетел из Франкфурта.

— Чрезвычайно необычное дело. Чрезвычайно необычное. Бог знает что такое, ничего невозможно понять, даже представить себе нельзя.

Полковник Пайкавей доброжелательно слушал.

— Так что же думать? — настаивал сэр Джордж. — Вы знаете его лично?

— Пару раз встречался, — ответил полковник Пайкавей.

— В самом деле, как тут не задуматься…

Полковник Пайкавей с некоторым трудом сдержал зевок. Он порядком устал от того, как сэр Джордж задумывается, удивляется и представляет. И вообще, он был невысокого мнения об умственных способностях сэра Джорджа. Предусмотрительный человек, и можно быть уверенным в том, что своим департаментом он руководит со всей предусмотрительностью. Умом не блещет, и слава богу, подумал полковник Пайкавей. Во всяком случае, тот, кто всегда раздумывает и не бывает вполне уверен, пребывает в достаточной безопасности там, куда попал по воле Господа и избирателей.

— И разве можно забыть, — продолжал сэр Джордж, — те разочарования, которые мы испытали в прошлом?

Полковник Пайкавей добродушно улыбнулся.

— Карлстон, Конвей и Кортолд, — сказал он. — Абсолютно надежные и тщательно проверенные. Все на «К», и все трое — коварные изменники.

— Иногда я думаю, можно ли вообще кому-либо доверять, — печально заметил сэр Джордж.

— Тут все ясно — конечно нельзя!

— Возьмем хотя бы Стэффорда Ная, — продолжал сэр Джордж. — Отличная семья, прекрасные люди, я знал его отца и деда.

— Обычный сбой в третьем поколении, — констатировал полковник Пайкавей.

Его замечание не помогло сэру Джорджу.

— Я не могу не сомневаться… то есть иногда он не кажется серьезным.

— В молодости я возил своих двух племянниц на Луару, — вдруг сказал полковник Пайкавей. — Какой-то мужчина на берегу удил рыбу. У меня с собой тоже была удочка. Он сказал мне: «Vous netes pas un pecheur serieux. Vous avez des femmes avec vous».[2]

— Вы думаете, что сэр Стэффорд…

— Нет, нет, в историях с женщинами он не замечен. Ирония — вот его беда. Любит преподносить сюрпризы. Не может отказать себе в удовольствии посадить кого-нибудь в галошу.

— Что ж, это не очень-то хорошо, вы согласны?

— Почему? Любитель пошутить гораздо лучше предателя!

— Если бы только знать, что он надежный человек. Что вы сами о нем думаете?

— Абсолютно надежный. На вашем месте я бы не волновался.

Сэр Стэффорд Най отставил в сторону чашку кофе, взял газету, просмотрел заголовки, потом отыскал страницу с частными объявлениями. Он уже седьмой день тщательно просматривал интересующую его колонку, но пока безрезультатно. Печально, но ничего удивительного. А на каком, собственно, основании он ждет ответа? Он скользил взглядом по странице и читал всякие забавные сообщения, благодаря которым этот раздел всегда казался ему занимательным. Эти объявления были не такими уж личными: половина или даже больше представляли собой замаскированные предложения о продаже. Возможно, их следовало бы публиковать в другой рубрике, но они проникли сюда, поскольку здесь они могли скорее попасться на глаза.

Среди них было несколько объявлений обнадеживающего содержания.

«Молодой человек, не приемлющий тяжелой работы и ищущий легкой жизни, хотел бы получить подходящую должность».