Колин Декстер - Драгоценность, которая была нашей Страница 8

— Значит, миссис Уильямс, вы говорите, что группа вряд ли будет против, если я стану выяснять, где они находились между половиной пятого и четвертью шестого? И не будете ли вы любезны сказать нам, где находились вы?

Эффект, произведённый таким невинным вопросом, оказался совершенно неожиданным и мелодраматическим. Шейла Уильямс поставила пустой стакан на стол перед собой и разразилась слезами. Морс уничтожающе посмотрел на подчинённого, словно тот одновременно нарушил все правила дипломатии, этикета и устав вольных каменщиков.

Но сам Морс не растерялся, он повелительно кивнул Льюису на пустой стакан, и Льюис проворно плеснул щедрую порцию «Гордонса», слегка только сдобрив его капелькой тоника.

Внезапно, вызывающе взглянув на полицейских, Шейла выпрямилась в кресле, постаралась уловить момент не очень уверенного равновесия и одним духом хватанула предложенную смесь, чем вызвала тайный восторг Морса. Сказала же она лишь несколько слов:

— Спросите доктора Кемпа, он объяснит!

Когда она ушла, сопровождаемая в лучших джентльменских традициях сержантом Льюисом, и с его помощью без потерь выбралась из коридора, Морс быстро открыл буфет, налил себе добрую порцию «Гленфидича», посмаковал изрядный глоток божественного напитка, затем поместил стакан в стратегически безупречное место, на полку, где его не мог увидеть никто из входящих в кабинет. Включая сержанта Льюиса.

Как это ни странно, но и сержант Льюис, и инспектор Морс прошли мимо того очевидного факта, что Шейла Уильямс так и не ответила на единственный существенный вопрос, который был ей задан.

Столь удивительно воздействуют слёзы любой женщины.

Глава девятая

Мне часто хотелось быть мёртвым, но только под моим уютным одеялом, чтобы ни смерть, ни человек не могли меня слышать.

Позже Джон Ашенден вспомнил в точности, что он делал в те сорок пять минут, о которых говорил Морс…

Без четверти пять он вышел из «Рэндольфа», перешёл Брод-стрит, миновал памятник Мученикам. Солнце больше не играло на желтоватых камнях мостовой, наступавший вечер становился всё прохладнее, и Ашенден надел лёгкий плащ. Он быстро прошёл вдоль фасада Бейллиола, оставил позади большие ворота Тринити, книжный магазин и теперь остановился, ожидая зелёного света светофора, чтобы перейти Холиуелл-стрит. Здесь он увидел их, стоящими перед зданием Шелдониана, он держал её под руку, по-видимому, оба ничего не замечали вокруг и были заняты только друг другом. Прибавив шагу, Ашенден прошёл мимо «Кингс-Армс», музыкального салона «Холиуелл», Нью-колледжа и оказался на Лонгуолл-стрит. Здесь Ашенден повернул налево и вскоре через деревянную калитку вошёл на Холиуеллское кладбище, где под каменными плитами и крестами — сколько же там кельтских крестов! — упокоились останки выдающихся оксфордцев, заполнивших немного запущенные, но никогда не заброшенные акры владений мёртвых. Вьющаяся среди травы тропинка привела его к деревянной скамейке, над которой к большому тису проволокой была прикручена доска с планом кладбища, где номерами были помечены самые знаменитые памятники:

1. Кеннет Грэхем (1859–1932)

2. Морис Боура (1898–1971)

3. Кеннет Тайнан (1927–1980)

4. X. В. Д. Дайсон (1896–1975)

5. Джеймс Блиш 1921–1975)

6. Теодор и Сибли, утонули (1893)

7. Сэр Джон Стейнер (1840–1901)

8. Уолтер Патер…

Вот он!

Минут двадцать Ашенден петлял по траве, опутавшей могилы, раздвигая плющ над полустёршимися надписями, пока не нашёл крепкий приземистый крест:

На тебя, Господи, уповаю

УОЛТЕР ПАТЕР

Умер 30 июля 1894

Затем, почти сразу за ним, он увидел тот, другой камень, который и искал, — совсем простенький памятник:

ДЖЕЙМС АЛЬФРЕД БОУДЕН

1956–1981

Да упокоится в мире

Ашенден постоял несколько минут в молчании, темнота сгущалась, и ему думалось о том, какое это удивительно мирное место для того, чтобы найти здесь вечное успокоение. И всё-таки никто не хочет умирать, уж конечно не Джон Ашенден, такие мысли бродили у него в голове, пока он стоял над могилой и думал о том, не отрёкся ли Джимми Боуден в последние дни своих страданий от догматического и непоколебимого атеизма, который он как-то всю ночь проповедовал ему. Нет, Ашенден сомневался в этом. Вспомнил он и последнюю открытку Джимми, на которую так и не ответил…

На всём кладбище никого, кроме него, не было, и некому было заметить одну странную вещь: тщательно осмотревшись вокруг, Ашенден раздвинул густые заросли плюща позади скромного креста на могиле Боудена, вынул что-то из бокового кармана плаща и аккуратно положил к подножию креста, присыпая землёй, а потом снова поправил плющ, несколько раз почти женским жестом пригладив его листья.

Спешить ему было некуда, и, неторопливо направляясь к выходу, он несколько раз останавливался и читал надписи на могильных плитах, в том числе: «Кеннет Грэхем, уплывший по реке забвения 6 июля 1932 года и прославивший на все времена детство и литературу». Ашендену очень понравилась эта надпись. Мимоходом он взглянул на «Теодора и Сибли, утонувших в 1893 году», но уже стемнело, и он не смог узнать, кто они такие были и где отдали Богу души.

Он снова вышел на главную улицу и по дороге обратно в «Рэндольф» заглянул в маленький бар в здании «Кингс-Армс», чтобы заказать кружку бочкового пива «Флауэрз», за что наверняка заслужил бы одобрение инспектора Морса.

Переходя Бомон-стрит, Ширли Браун напрягла руку, и Эдди Стрэттон отпустил её. Это было в десять минут шестого.

— Что бы ты ни говорил, Эдди, всё равно любопытно было бы узнать, куда он направлялся.

— А я тебе говорю, Ширл, забудь об этом!

— Он хотел поскорее скрыться. Ты же заметил это.

— Ты всё ещё считаешь, что он видел нас?

— Я всё ещё считаю, что он нас видел, — ответила Ширли Браун, растягивая слова, как это делают калифорнийцы.

В лифте они оказались одни, и, выходя из него, Эдди кивнул ей:

— До скорой встречи, Ширл!

— Ага. И передай Лауре, что я желаю ей поскорее поправиться.

Эдди Стрэттон ничего не ответил и пошёл к номеру 310.

Глава десятая

Глупая настырность — это демон небольшого ума.

Морс слишком долго работал в полиции, чтобы поверить в то, что смерть и кража или (как он начинал теперь думать) кража и смерть могли оказаться случайным совпадением. Нельзя сказать, чтобы он испытывал какие-либо иллюзии относительно кражи. Он никогда не отказался бы помериться силами с убийцей, но готов был сложить оружие перед сколько-нибудь умелым домушником — даже, уж если на то пошло, перед сколько-нибудь неумелым домушником. И если, как, по-видимому, думают все, Лаура Стрэттон не закрыла дверь в номер, чтобы мог войти муж, если она беспечно оставила сумочку на ночном столике прямо напротив этой неприкрытой двери, если кто-то знал обо всём этом… да, даже если кто-то и не знал об этих вещах… ну, что же, было бы просто удивительно, если бы сумочка быстренько не улетучилась. Минут через пятнадцать? Самое большее, подумал Морс. Все мы можем призывать (некоторые из нас могут призывать): «Не вводите нас во искушение», — но всё же большинству людей безумно нравится бросать свои фотокамеры, бинокли, радиоприёмники, ракетки для сквоша, сумочки… хм… да, бросать их на задних сиденьях автомобилей, а потом бежать жаловаться в полицию, когда вдребезги разбивают задние стёкла и…

Э, да о чём тут говорить!

Конечно, всё дело заключалось в том, что Морс практически потерял интерес к делу, и единственное, что помнил, — это алкогольные способности леди, которую звали миссис Шейла Уильямс.

Он едва успел убрать стакан, когда даже без стука, которого требуют простая вежливость и приличие, в дверь просунулась голова Макса. Увидев Морса в кресле управляющего, Макс быстро вошёл в кабинет и тут же уселся.

— Мне сказали, я найду тебя здесь. Впрочем, можно было бы и не говорить. Любой патологоанатом, стоящий своего жалкого вознаграждения, обладает довольно тонким нюхом.

— Ну?

— Сердечный приступ. Острая сердечная недостаточность.

То же сказал Суейн.

Морс медленно кивнул.

— Непонятно только, какого чёрта ты заставил меня притащиться сюда, чтобы подтвердить очевидное? Кстати, где тут выпивка?

Морс с неохотой указал на буфет.

— Ты ведь за это не платишь, а?

— Чего бы ты выпил?

— Ничего, Морс, я же при исполнении.

— Ну, смотри.

— А так оно, ничего? Можно пить?.. Виски?

Морс встал, плеснул немного виски в пластиковый стаканчик и протянул Максу.