Жорж Сименон - Ночь на перекрестке Страница 8

Утреннее солнце поднялось высоко, воздух дрожал от пения невидимых птиц. В Авренвиле, у входа в местный трактир, стоял Люкас. Он ожидал представителя прокуратуры и заодно как бы нес караульную службу у машины, которая доставила сюда г-жу Гольдберг и была взята ею напрокат в Париже, где-то около площади Оперы.

Жену антверпенского брильянтщика положили на железную кровать в комнате на втором этаже. После ночного врачебного осмотра труп ее оставался полуобнаженным, и его накрыли простыней.

Начинался прекрасный апрельский день. Приглядываясь к следам ночных событий, Мегрэ не спеша шел по тому самому полю, где несколькими часами раньше, ослепленный фарами, тщетно пытался обнаружить и задержать убийцу. Невдалеке два крестьянина грузили на телегу бурт свеклы. Лошади терпеливо ждали.

Два ряда деревьев, насаженных вдоль автострады, рассекали пейзаж надвое. Бензоколонки сверкали на солнце красным лаком.

Мегрэ покуривал трубку, и лицо его выражало то ли упрямство, то ли, пожалуй, угрюмость. Судя по отпечаткам обуви на поле, г-жа Гольдберг была убита пулей, выпущенной из карабина, потому что убийца не подходил к гостинице и трактиру ближе чем на тридцать метров.

То были следы мужской обуви среднего размера на подошве без гвоздей. Следы складывались в дугу и вели к перекрестку Трех вдов. Эта дуга проходила на примерно одинаковом удалении от дома Андерсенов, виллы Мишонне и гаража-мастерской Оскара.

Короче, все это вместе взятое не доказывало ровно ничего, не вносило в расследование ни одного нового элемента, и Мегрэ, выйдя на дорогу, в большом раздражении сильнее обычного стиснул трубку в зубах.

У входа в мастерскую он увидел «гаражиста», как обычно засунувшего руки в карманы чрезмерно просторных брюк. На его простоватом лице застыла откровенно глупая улыбка.

 — Уже на ногах, комиссар? — крикнул он через дорогу.

В тот же момент между мастерской и Мегрэ остановилась машина — это был «ситроен» Андерсена.

Датчанин сидел за рулем в перчатках, в мягкой шляпе и с сигаретой во рту. Он приподнял шляпу.

— Комиссар, позвольте сказать вам несколько слов, — затем опустил стекло дверцы и со свойственной ему корректностью добавил: — Прошу вас при любых условиях разрешить мне съездить в Париж. Я надеялся встретить вас именно здесь и, как видите, не ошибся. Скажу вам, что вынуждает меня к этой поездке. Сегодня пятнадцатое апреля. Фирма «Дюма и сыновья» должна выплатить мне гонорар за очередную работу. И сегодня же мне необходимо внести арендную плату за следующий квартал. — Он виновато улыбнулся. — В общем, дело, конечно, довольно банальное, но для меня оно весьма важно. Нужны деньги.

Карл ненадолго снял свой черный монокль, чтобы понадежней вправить его в глазную впадину. Мегрэ отвернулся, не желая снова встретить застывший взгляд стеклянного глаза.

 — А ваша сестра?

 — Вот о ней-то я как раз и хотел вам сказать. Не будет ли это слишком с моей стороны, если я попрошу вас распорядиться, чтобы за домом время от времени велось наблюдение?

Три машины темных расцветок, следуя из Арпажона, поднимались вверх по косогору. Доехав до поворота на Авренвиль, они свернули туда.

 — Что это за машины? — спросил Карл.

 — Прокуратура. Госпожу Гольдберг убили сегодня ночью, когда она выходила из автомобиля перед входом в трактир.

Мегрэ внимательно следил за реакцией Андерсена. По ту сторону шоссе г-н Оскар, не торопясь, прогуливался около своего гаража.

 — Убита? — повторил Карл и с внезапной нервозностью добавил: — Послушайте, комиссар. Я обязательно должен поехать в Париж. Я не могу оставаться без гроша, особенно в день, когда поставщики предъявляют мне счета. Но мне очень хочется сразу по возвращении помочь вам разоблачить виновного. Это вы мне позволите, не так ли? Точно я ничего не знаю. Но у меня предчувствие… Как бы это выразиться?.. Я догадываюсь о возможных кознях…

Ему пришлось поставить свою машину впритирку к тротуару — какой-то грузовик, шедший из Парижа, сигналил, требуя проезда.

 — Ладно, езжайте! — согласился Мегрэ.

Карл кивнул, закурил новую сигарету, включил скорость, и его ветхий автомобильчик тронулся с места, спустился по склону и начал медленно преодолевать противоположный подъем.

Три темные машины остановились у въезда в Авренвиль, и около них замелькали силуэты людей.

 — Ну как, не желаете опрокинуть рюмочку?

Нахмурив брови, Мегрэ посмотрел на улыбающегося «гаражиста», который, нисколько не робея, еще раз предложил ему выпить.

Комиссар зашагал к дому Трех вдов, набивая на ходу трубку. На участке в кронах высоких деревьев сновали и щебетали птицы. Ему пришлось пройти мимо виллы Мишонне.

Окна были открыты. На втором этаже, в спальне, он заметил г-жу Мишонне в чепчике. Подойдя к окну с ковриком в руках, она перегнулась через подоконник и принялась вытряхивать пыль.

На первом этаже страховой агент в рубашке без воротничка, небритый и нечесаный, мрачно и как-то отрешенно глядел на дорогу, куря при этом пенковую трубку с чубуком из вишневого дерева. Заметив комиссара, он не поздоровался, а притворился, будто набивает трубку и всецело озабочен этим занятием.

Немного времени спустя Мегрэ позвонил у ворот решетки дома Андерсенов. Минут десять кряду он тщетно звонил снова и снова. Все ставни оставались наглухо закрытыми. Не было слышно ничего, кроме неумолчного щебета птиц, которые превратили каждое дерево в какой-то свой, предельно взбудораженный мирок.

Наконец Мегрэ, пожав плечами, достал из кармана набор отмычек, выбрал подходящую, и через две-три секунды язычок замка сработал. Как и накануне, комиссар обошел строение и очутился у остекленных дверей-окон гостиной.

Он постучал. Не дождавшись ответа, заворчал и решительно пошел в гостиную, где обратил внимание на открытый патефон с пластинкой на диске.

Зачем он завел патефон? На это он и сам не мог бы ответить. Заскрипела игла, и зазвучало аргентинское танго в исполнении оркестра. Комиссар поднялся вверх по лестнице.

Комната Андерсена на втором этаже была открыта. Около платяного шкафа Мегрэ заметил пару обуви, несомненно, только что начищенную до блеска. Рядом лежали щетка и банка с гуталином, а пол в этом месте был покрыт, словно мелкой сыпью, брызгами грязи.

Комиссар достал из кармана лист бумаги, на который раньше нанес очертания следов, обнаруженных им на поле. Сравнил контуры. Сходство было полным.

Но он не вздрогнул, не возликовал, а продолжал курить, такой же угрюмый, как и в момент пробуждения.

 — Это ты? — спросил женский голос.

Он не сразу ответил. Он не видел женщину, которая заговорила. Голос донесся из комнаты Эльзы. Дверь в нее была закрыта.

 — Это я, — проговорил он наконец, намеренно исказив свой голос.

Наступило довольно долгое молчание. И вдруг:

 — Кто там?..

Теперь уже не стоило плутовать.

 — Комиссар, которьш уже был здесь вчера. Я желал бы сказать вам несколько слов, мадемуазель.

И снова молчание. Мегрэ очень захотелось угадать, чем она занимается по ту сторону двери, отделенной от пола узкой полоской солнечного света.

 — Я вас слушаю, — вымолвила она наконец.

 — Будьте любезны открыть мне дверь. Если вы не одеты, могу подождать.

И опять эта раздражающая тишина. Затем вдруг легкий, короткий хохоток.

 — Мне трудно выполнить вашу просьбу, комиссар.

 — Почему же?

 — Потому что я заперта. Следовательно, нам придется беседовать, не видя друг друга.

 — Кто вас запер?

— Мой брат Карл. Я сама прошу его об этом, когда он уходит из дому. Я очень боюсь бродяг, а их тут немало.

Мегрэ ничего не ответил, достал из кармана отмычку и бесшумно вставил ее в замочную скважину. При этом у него слегка сжалось горло — быть может, из-за беспокойных мыслей, роившихся в его голове.

Однако, когда замок щелкнул, он не стал открывать дверь, а предупредил:

 — Я намерен войти к вам, мадемуазель.

И странный контраст: из коридора, куда не проникал дневной свет, он вдруг попал в какую-то своеобразную световую декорацию.

Жалюзи были закрыты, но их горизонтальные планки пропускали широкие пучки солнечных лучей.

Интерьер комнаты был пронизан головоломным нагромождением светотеней. Стены, отдельные предметы, даже лицо Эльзы — все казалось словно разрезанным на светоносные слои.

К этому прибавлялись сладостно-терпкий аромат, исходивший от молодой женщины, и другие подробности, например, шелковое белье, брошенное на глубокое кресло, египетская сигарета, тлевшая в фарфоровой чашечке-пепельнице, поставленной на одноногий лакированный круглый столик. Ну и, конечно же, сама Эльза, облаченная в пеньюар цвета граната и возлежащая на черном бархате дивана.

Она во все глаза глядела на Мегрэ, а он, со своей стороны, тоже вытаращился на нее, изумленный, но явно забавляясь и, вместе с тем, пожалуй, немного страшась чего-то.