Агата Кристи - Загадка Ситтафорда Страница 8

Он пытливо взглянул на Нарракота, и майор Барнэби в двух словах объяснил его появление.

– Вы ведете это дело, инспектор Нарракот!

– Да, мистер Кирквуд. Я пришел к вам, так как по ходу следствия мне потребовались от вас определенные сведения.

– Я буду счастлив дать их вам, если мне надлежит это сделать, – сказал адвокат.

– Речь о завещании покойного капитана Тревильяна, – сказал Нарракот. – Я слышал, оно у вас тут, в конторе.

– Это верно.

– Оно было сделано давно?

– Пять или шесть лет назад. Я не ручаюсь сейчас за точность даты.

– Мне бы очень хотелось, мистер Кирквуд, поскорее ознакомиться с содержанием этого завещания. Возможно, оно имеет важное значение для дела.

– Вы так думаете? – сказал адвокат. – Ну да, конечно, мне бы надо сообразить, что вам, разумеется, виднее, инспектор. Так вот, – и он взглянул на второго посетителя, – майор Барнэби и я, мы оба, являемся душеприказчиками по завещанию. Если он не имеет возражений…

– Никаких.

– Тогда, инспектор, я не вижу причин для отклонения вашей просьбы.

Взяв трубку телефона, стоявшего на столе, он сказал несколько слов. Через две-три минуты в комнату вошел клерк, положил перед адвокатом запечатанный конверт и тут же удалился. Мистер Кирквуд взял пакет, вскрыл его ножом для разрезания бумаги, достал внушительного вида документ, прокашлялся и принялся читать:

– «Я, Джозеф Артур Тревильян, Ситтафорд-хаус, Ситтафорд, графство Девон, сегодня, августа тринадцатого дня тысяча девятьсот двадцать шестого года, объявляю свою последнюю волю:

1. Я назначаю Джона Эдварда Барнэби, коттедж № 1, Ситтафорд, и Фредерика Кирквуда, Экземптон, моими душеприказчиками.

2. Я завещаю Роберту Генри Эвансу, который долго и преданно служил мне, сумму в сто фунтов стерлингов, свободную от налога на наследство, в его собственное распоряжение, при условии, что он будет у меня на службе в момент моей смерти и не получит предупреждения об увольнении.

3. Я завещаю названному выше Джону Эдварду Барнэби в знак нашей дружбы, а также моего расположения и любви к нему все мои спортивные трофеи, включая коллекцию голов и шкур зверей, кубки первенства и призы, которыми меня наградили за достижения в разных видах спорта, а также прочую принадлежащую мне охотничью добычу.

4. Я завещаю все мое движимое и недвижимое имущество, по-иному не размещенное этим завещанием или каким-либо дополнением к нему, моим душеприказчикам под опеку, чтобы они истребовали его, продали и обратили в деньги.

5. Я уполномочиваю моих душеприказчиков оплатить похороны, расходы по завещанию и долги, выплатить соответствующие суммы наследникам по этому моему завещанию или каким-либо дополнениям к нему, все пошлины, связанные со смертью, и иные денежные суммы.

6. Я уполномочиваю моих душеприказчиков остаток этих денег или средств, обращенных на время в ценные бумаги, переданный им под опеку, разделить на четыре равные части, или доли.

7. После упомянутого выше раздела я уполномочиваю моих душеприказчиков выплатить одну такую четвертую часть, или долю, опекаемого моей сестре Дженнифер Гарднер в ее полное распоряжение.

Я уполномочиваю моих душеприказчиков остающиеся три такие равные части, или доли, опекаемого выплатить по одной каждому из троих детей моей покойной сестры Мэри Пирсон, в полное распоряжение каждого из них.

В удостоверение чего я, вышеназванный Джозеф Артур Тревильян, к сему приложил свою руку в день и год, означенные в начале изложенного.

Подписано вышеназванным завещателем, как его последняя воля, в присутствии нас обоих; и в это же самое время, в его и наше присутствие, мы учиняем здесь свои подписи как свидетели».

Мистер Кирквуд вручил документ инспектору:

– Заверено в этой конторе двумя моими клерками.

Инспектор задумался, пробежал глазами завещание.

– «Моя покойная сестра Мэри Пирсон», – сказал он. – Вы можете что-нибудь сказать мне о миссис Пирсон, мистер Кирквуд?

– Очень немного. Она умерла, мне кажется, лет десять назад. Ее муж, биржевой маклер, умер еще раньше. Насколько мне известно, она никогда не приезжала сюда к капитану Тревильяну.

– Пирсон, – повторил инспектор. – И еще одно: размер состояния капитана Тревильяна не упоминается. Какую сумму, вы полагаете, оно может составить?

– Это трудно точно сказать, – ответил мистер Кирквуд, испытывая, как и все адвокаты, удовольствие от превращения простого вопроса в сложную проблему. – Это связано с движимым и недвижимым имуществом. Кроме Ситтафорд-хауса, капитан владеет кое-какой собственностью неподалеку от Плимута, а различные капиталовложения, которые он делал время от времени, изменились в стоимости.

– Я просто хочу получить приблизительное представление, – сказал инспектор Нарракот.

– Мне бы не хотелось брать на себя…

– Самую грубую оценку, ориентировочную. Ну, например, двадцать тысяч фунтов. Как вы считаете?

– Двадцать тысяч фунтов? Почтеннейший сэр, состояние капитана Тревильяна составит, по крайней мере, вчетверо большую сумму. Восемьдесят или даже девяносто тысяч фунтов было бы гораздо вернее.

– Я вам говорил, что Тревильян богатый человек, – напомнил Барнэби.

Инспектор Нарракот поднялся.

– Большое спасибо вам, мистер Кирквуд, за сведения, которые вы мне дали, – сказал он.

– Вы полагаете, они вам будут полезны?

Адвокат, несомненно, сгорал от любопытства, но инспектор не был расположен тут же удовлетворить его.

– В подобных случаях все приходится принимать во внимание, – уклончиво сказал он. – Между прочим, нет ли у вас адреса этой Дженнифер Гарднер да и семейства Пирсон? Кстати, как их по именам?

– Мне ничего не известно о Пирсонах. Адрес миссис Гарднер – «Лавры», Уолдон-роуд, Эксетер.

Инспектор записал его к себе в книжку.

– Этого достаточно, чтобы двигаться дальше, – сказал он. – А вы не знаете, сколько детей оставила покойная миссис Пирсон?

– Кажется, троих. Две девочки и мальчик. Или два мальчика и девочка. Не могу точно вспомнить.

Инспектор кивнул, спрятал записную книжку, еще раз поблагодарил адвоката и откланялся.

Когда они вышли на улицу, он вдруг повернулся к своему спутнику.

– А теперь, сэр, – сказал он, – выкладывайте мне правду об этой истории с двадцатью пятью минутами шестого.

Майор Барнэби покраснел от возмущения.

– Я вам уже говорил, что…

– Вы меня не проведете. Утаиваете сведения – вот что вы делаете, майор Барнэби. Что-то ведь побудило вас назвать доктору Уоррену именно это время. И я даже представляю себе, что именно.

– Если вы знаете, зачем же вы меня спрашиваете? – заворчал майор.

– Надо полагать, вы были осведомлены, что определенное лицо условилось встретиться с капитаном Тревильяном примерно в это время. Разве не так?

Майор Барнэби вытаращил глаза.

– Ничего подобного! – огрызнулся он. – Ничего подобного!

– Поосторожнее, майор Барнэби. А как же насчет мистера Джеймса Пирсона?

– Джеймса Пирсона? Джеймс Пирсон, кто это? Вы говорите об одном из племянников Тревильяна?

– Я считаю – вероятный племянник. У него ведь был один по имени Джеймс?

– Понятия не имею. У Тревильяна были племянники, я знаю. Но как их зовут, не имею ни малейшего представления.

– Молодой человек, о котором идет речь, вчера вечером был в «Трех коронах». Вы, наверное, узнали его?

– Я не узнал никого! – заревел майор. – Да и не узнал бы: в жизни не видел никого из племянников Тревильяна.

– Но вы же знали, что капитан Тревильян ждал вчера днем племянника?

– Нет! – проорал майор.

Люди на улице оглядывались и смотрели на него.

– Черт побери, вы же хотите знать правду! Так я не знаю ничего ни о каких встречах. А племянники Тревильяна, может быть, они где-нибудь в Тимбукту, откуда я знаю о них?

Инспектор Нарракот был несколько обескуражен. Яростный протест майора был явно непритворным.

– Тогда что это за история с двадцатью пятью минутами шестого?

– А-а! Ладно, пожалуй, лучше уж рассказать. – Майор несколько смущенно откашлялся. – Но предупреждаю вас, все это ужасная чушь! Чепуха, сэр. Ни один нормальный человек не поверит в подобный вздор!

Инспектор Нарракот казался все более и более удивленным. А майор Барнэби с каждой минутой выглядел все более сконфуженным и словно бы стыдился самого себя.

– Вы знаете, что это такое, инспектор? Приходится участвовать в таких вещах, чтобы доставить удовольствие дамам. Конечно, я никогда не считал, что в этом что-то есть.

– В чем, майор Барнэби?

– В столоверчении.

– В столоверчении?

Чего только не ждал инспектор Нарракот, но уж такого не ожидал! Майор продолжал оправдываться. Запинаясь и без конца отрекаясь от веры в эту ерунду, он рассказал о событиях предшествующего вечера и об известии, которое избавляло его от неловкого положения.