Андре Бьёрке - Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца] Страница 8

Если человек в привычных условиях не может заснуть, нет лучше снотворного, чем захватывающий детективный роман. Судя по рекламе на обложке, особенно хороши для этой цели романы Карстена Ярна. Однако мне показалось, что моя спальня в Каперской усадьбе — неподходящее место для чтения «Рассказов могильщика». Вместо этого я достал бессмертный шедевр Вудхауса «Так держать, Дживз!» Юмор — лучшее средство против страха, в обществе Бертрама Уорстера человек не может бояться нечистой силы. Я заснул с блаженной улыбкой и наутро за завтраком сказал, что не слышал и не видел ничего подозрительного. Остальные подтвердили мой ответ.

И тем не менее я чувствовал себя не в своей тарелке. В этом огромном доме, обставленном старинной мебелью, за окнами которого шумело море, а вокруг простирались пустоши, почему-то иногда мороз пробегал по коже, даже когда я ел гренки с мармеладом.

Этот день мы собирались посвятить знакомству с окрестностями. Но с утра небо хмурилось, а вскоре разразился ливень, не ливень, а настоящий потоп. Поэтому нас так удивил приход неожиданных посетителей. На дороге, что вела к дому через плоскую ложбину между пустошами, вдруг показались два человека в плащах.

В одном из них я с радостью узнал Карстена Ярна. Он шел в обществе молодой женщины в белом плаще. Ее красивое лицо обрамляли темные вьющиеся волосы, совершенно мокрые от дождя. Несмотря на привлекательную внешность, она была молчалива и подавлена, казалось, ее гнетет какой-то страх.

— Мне сказали на почте, что вы приехали, — объяснил Карстен. — В такой глуши все сразу становится известно. Вот я и решил заглянуть к вам, узнать, как вам спалось первую ночь в Каперской усадьбе. Что-то не вижу седых волос. Неужели ни у кого не появился хоть один седой волос? Ничего, господа, у вас еще все впереди. А мне, как видите, повезло, повстречал попутчицу. Разрешите представить вам фру Лиззи Пале. Впрочем, с Арне Лиззи, кажется, уже знакома. А это Моника Винтерфелд и Пауль Риккерт.

— Я, собственно, пришла для того, чтобы пригласить вас к нам в гости, — сказала Лиззи, когда мы все обменялись рукопожатием. — Как только мы с мужем узнали о вашем приезде, нам захотелось, чтобы вы непременно пришли к нам в гости. Ведь мы с вами ближайшие соседи. Вы оказали бы нам честь, если бы сегодня пообедали с нами. Понимаете, мы живем здесь постоянно и порой тяготимся такой замкнутой жизнью. Мой муж очень любит встречаться с новыми людьми, особенно если с ними можно найти общую тему для разговора.

Мы, конечно, с радостью приняли приглашение. Нам с Моникой хотелось поближе познакомиться с соседями Арне. Правда, мы не представляли себе, как нам удастся под таким дождем преодолеть те два-три километра, что отделяли нас от дома Пале. Все тропинки превратились в ручьи, как во время половодья, чулки и туфли у Лиззи промокли насквозь, а Моника сказала, что у нее нет ничего, кроме сандалий. Но Арне нашел выход.

— А мы запряжем лошадь в коляску, — сказал он. — Усадьбу продали вместе с лошадью, я собирался подвозить на ней строительные материалы. Она пасется где-то на пустоши, далеко от дома она не уходит. Идем со мной, Пауль, приведем ее.

Надев плащи и вооружившись недоуздком, мы отправились искать лошадь. Пока мы ходили, Арне рассказывал мне о нашей гостье и ее муже.

— Супруги Пале живут в так называемой Пасторской усадьбе, то есть в старой усадьбе Йёргена Уля. Ты помнишь, конечно, капера-пастора, первого помощника Корпа на «Раке»? Они всего четыре месяца как переехали сюда, такие же новоселы в этих местах, как и я. Я приобрел Каперскую усадьбу в феврале, а Пале купили Пасторскую усадьбу в апреле. Он — американец норвежского происхождения, учился богословию в Америке и вот теперь поселился в Хейланде, чтобы заниматься какими-то культурно-историческими исследованиями. Очень странный человек. Лиззи из Хортена, но последний год жила у родственников в Лиллесанне, там Пале с ней и познакомился. Она, по-моему, существо безвольное, но очень милое. Они с Пале поженились незадолго до того, как поселились здесь.

— А что это за исследования, которыми он занимается? — спросил я.

— Он изучает всякие народные поверья, расспрашивает про случаи колдовства, одержимости дьяволом и тому подобную чепуху, — сказал Арне. — Пишет об этом какую-то работу. В основном его интересует история Каперской усадьбы.

— Им с Карстеном есть о чем поговорить, — усмехнулся я.

Мы нашли лошадь под деревьями, где она укрылась от непогоды. Эта маленькая лошадка оказалась на диво смирной и послушной. Она безропотно позволила надеть на себя недоуздок, отвести во двор усадьбы и запрячь в диковинный старомодный экипаж. Я уже позвал Монику, Лиззи и Карстена, как вдруг ко мне подбежала небольшая собака, шпиц. Виляя хвостом, она с дружелюбным любопытством обнюхала мои ботинки.

— Это Тасс, — объяснил Арне. — Не надо путать с русским телеграфным агентством. Он принадлежит прежнему хозяину усадьбы Эйвинду Дерьму и частенько наведывается к Марии, которая угощает его чем-нибудь лакомым и всячески привечает. Как кстати он прибежал, все-таки Мария останется не одна, когда нас не будет.

Мы впятером втиснулись в коляску, и я, взявшись за вожжи, дал сигнал к отправлению.

Дорога петляла между холмами. Иногда она спускалась в узкие ложбины, поросшие густой травой и лесом, но чаще шла по усыпанным клевером холмам, где однообразие пейзажа нарушали лишь редкие можжевельники да валуны. Я даже усомнился, что Арне удастся когда-нибудь создать здесь курорт. Но, может быть, окрестности казались такими неприветливыми из-за дождя, который густой белесой сеткой повис между небом и землей. Несколько раз нам встречались женщины и дети, которые собирали чернику в большие ведра.

— А вот и каменная изгородь, мы почти доехали, — сказала Лиззи. — За изгородью начинается Пасторская усадьба.

Мы въехали в узкую аллею, образованную темными, часто посаженными деревьями. Впереди показалось длинное белое здание, я уже приготовился подхлестнуть нашу лошадку, чтобы поскорей преодолеть остаток пути.

Но тут произошла неожиданность.

Лошадь внезапно остановилась как вкопанная. Она прижала уши к голове и неотрывно смотрела вперед. Я не мог понять, в чем дело: дорога впереди была совершенно пустая, слышался только шорох дождя в листьях. Я сердито прикрикнул на лошадь и несколько раз хлестнул ее по спине кнутом, Моника схватила меня за руку. Лошадь, однако, не сдвинулась с места ни на дюйм, только уши еще плотней прижались к голове.

И тут я увидел, что из дома вышел человек, какое-то мгновение он неподвижно стоял на верхней ступеньке крыльца, потом быстро пошел по дороге нам навстречу. Он был рослый, в брезентовой робе, бахилах и зюйдвестке. По обветренному лицу невозможно было определить его возраст, под густыми бровями прятались глубоко посаженные глаза. Одежда на нем была мокрая.

Встретившись с ним взглядом, я вздрогнул: в его глазах отсутствовал блеск. Они походили на мутные лужи с каплями дождя вместо зрачков. Может, они были похожи на студеное декабрьское Северное море с его неведомыми слепыми глубинами. Я сидел в оцепенении.

Не исключаю, что кое-что я домыслил уже позже, что у меня невольно разыгралось воображение или мне передался страх лошади. Но я точно помню, что, когда незнакомец приблизился, лошадь совсем обезумела от страха и дрожала как осиновый лист. Не успел он пройти мимо, она дернула с места так, что мы чуть не выпали из коляски. Бешеным галопом она помчалась по дороге, и, приложив всю свою силу и ловкость, я смог остановить ее только после того, как мы проехали лишних пятьдесят метров. Лошадь вздрагивала, испуганно поглядывая назад. Нам не удалось заставить ее повернуть обратно к дому, пришлось распрячь ее там, где она остановилась, и привязать к дереву.

Не знаю, что подумали мои друзья о поведении лошади, но почему-то мы все молчали. Уже на подступах к дому Арне нарушил молчание:

— Не понимаю, что так напугало лошадь? Фру Пале, кто был тот человек?

Лиззи явно нервничала, она беспокойно озиралась по сторонам и очень побледнела.

— Этот человек иногда посещает мужа, — сказала она. — Не знаю, что ему от нас надо. Мне он очень не нравится. Его зовут Рейн[2].

— Подходящая фамилия! — воскликнул я. — Весь его вид напоминает об унылом, холодном дожде. Может, это и есть вестланнский черт, которого однажды якобы встретил поэт Нильс Хьяр. Недаром лошадь так испугалась…

Я рассчитывал, что мои слова прозвучат весело и беспечно, но почему-то выдавил их из себя с трудом.

Поднимаясь на крыльцо, я глянул искоса на Карстена, который до сих пор не вымолвил ни слова. На губах у него играла едва заметная улыбка. Улыбка Моны Лизы. Когда Лиззи взялась за дверной молоток и несколько раз громко ударила в дверь, он обернулся ко мне и шепнул на ухо: