Джеймс Хилтон - Это - убийство? Страница 8

Роузвер, повернувшись спиной к камину, радушно и без всякого удивления поздоровался с Ривеллом.

Он был бледен, тревожные складки пролегли меж глаз, что придавало ему еще большее сходство с популярным проповедником, чем в прошлый раз.

— Очень рад, что вы приехали, — сказал директор с учтивым прискорбием. — Это безусловно ужасное происшествие, совершенно дикое…

Ривелл взял быка за рога:

— Мне показалось, что я просто обязан быть здесь сейчас. Надеюсь, вы расскажете мне детали случившегося. Я-то знаю о деле очень немного, прочел только статейку в «Дейли Мейл».

В глазах Роузвера отразилось нечто вроде искреннего восхищения перед энтузиазмом и энергией молодости.

— Боюсь, что рассказывать больше не о чем. Как я понимаю, основные факты вы уже знаете. Уилсон — наш учитель плавания — распахнул двери зала около восьми часов утра, в свое обычное время. И он…

— Постойте! — прервал его Ривелл. — Вы сказали «распахнул»? В газете было сказано, что он отпер их ключом!

— Нет, дверь была лишь прикрыта. И это стало первой неожиданностью. Потом он увидел мальчика, лежащего в луже крови на дне бассейна. Череп разможжен. За мной послали тотчас же, но ничего сделать уже было нельзя. Ужасное зрелище… Знаете, я многое повидал на войне, но это показалось мне страшнее. Пришел доктор Мерчистон. Он тоже считает, что смерть наступила мгновенно. И представьте себе, на трамплине для прыжков в воду нашли часы мальчика! Страшный случай… Всего за день до нашего выпускного праздника…

Ривелл склонил голову в искреннем сочувствии. Огромный человек с копной седых волос действительно выглядел безутешным.

— Я могу представить себе, что вы испытываете сейчас, — сказал Ривелл. — В общем, потому я и приехал. Вы не будете возражать, если я задам несколько вопросов?

— Пожалуйста, любые…

— Тут есть пара неясных моментов… Основная версия, значит, такая: Маршалл спрыгнул в бассейн, не зная, что воду спустили?

— Ну да, все так говорят.

— Значит, там было совершенно темно, иначе он все увидел бы, верно? Почему же он не включил свет?

— Ох, я вам об этом не сказал. Дело в том, что сгорели предохранители. Мы это выяснили только вчера.

— Получается, что он не смог включить освещение, но решил все же поплавать в полной темноте?

— Видимо, так…

— А он часто плавал поздно вечером?

— Ну, такое бывало. Он должен был участвовать в выступлениях пловцов на празднике выпускников, и это давало ему право приходить в бассейн в любой час. Поскольку он увлекался плаванием, а ночь была жаркая, я не вижу ничего необычного в том, что он пришел в бассейн поплавать поздно вечером. Это, конечно, противоречит правилам школы, но для старосты бывают исключения, правда? У него были ключи от плавательного зала.

— Вы говорите, он делал так и раньше?

— Да. Он был в бассейне накануне вечером и на прошлой неделе несколько раз.

— В это время года не темнеет до одиннадцати. Неужели он пошел плавать еще позже?

— В ту ночь стемнело гораздо раньше из-за туч, они заволокли все небо. Но все знают, что ему всегда нравилось плавать поздно вечером, почти ночью. Как староста он мог себе это позволить, вы же понимаете…

— А разве он не должен был являться в дортуар в обычное время?

— Он спал не в общем дортуаре. Он занимал маленькую отдельную комнату.

— Вот как? Почему же?

— Тоже в виде исключения… После того как в прошлом году трагически погиб его брат, он плохо спал. Он и сказал Мерчистону, который его опекает, что неплохо бы иметь возможность почитать ночью книгу, если сон не идет. В общем дортуаре это ему не удалось бы. Поэтому мы с Мерчистоном решили, что он может спать в отдельной комнатке. Понимаете, мы тревожились за мальчика и старались делать все, чтобы помочь ему, пусть даже в обход правил.

— Резонно, — согласился Ривелл. — В результате он получил отдельную комнату, и никто не мог знать точно, когда он ложится спать?

— Смею сказать, не совсем так. Просто и я, и Эллингтон смотрели сквозь пальцы на всякие небольшие нарушения, если мы узнавали о них.

— Понятно. А как же быть с пустым бассейном?

— Его собирались очищать и спустили воду.

— А вас не удивляет, что Маршалл об этом не знал?

— Ну, он мог бы и узнать. Но распоряжение о спуске воды было дано в самый последний момент, так получилось.

— Неужели?

— Да, и я боюсь, что в данном случае мне придется взять ответственность на себя. Я приказал спустить воду в бассейне около шести часов вечера, и Уилсон оставался там допоздна, чтобы проследить за процессом. Конечно, это надо было бы сделать заранее, но мы были так заняты приготовлениями к нашему Актовому дню, что я даже не думал об этом до тех пор, пока Эллингтон не напомнил мне в то утро. А может быть, днем.

— Значит, Маршаллу об этом не сказали?

— Я ему не говорил, но если бы встретил его, то, возможно, предупредил бы. То же самое сделали бы и Эллингтон, и Уилсон. Но никто не обязан был ему докладывать, верно?

— Где он мог быть от шести вечера до сумерек?

— Дайте подумать… С шести до половины седьмого — церковь. Потом до восьми, я думаю, он занимался с младшими школьниками. А после восьми часов, полагаю, был у себя в комнате. Мог туда подняться, чтобы переодеться.

— На нем был купальник?

— Да. А его шлепанцы и халат были найдены у кромки бассейна. — Роузвер вздохнул и добавил: — Я ответил на все ваши вопросы и отвечу на любые другие, но… мне кажется, насчет причин случившегося спорить нечего.

Ривелл с любопытством взглянул на собеседника.

— Иначе говоря, — сказал он, чувствуя, что любопытство перерастает в удивление, — вы не желаете, чтобы я так же скрупулезно расследовал этот случай, как прошлый?

— Нет-нет, расследуйте, ради Бога… Я окажу вам любую помощь. Этот второй несчастный случай вслед за первым, это нелепое и трагическое совпадение, немало подрывает престиж школы. Но я признаюсь вам, что просто не вижу иного объяснения тому, как мог бедный Вилбрем погибнуть… Кстати, официальное расследование начнется послезавтра, возможно, вы захотите присутствовать. И конечно же, вам надо переночевать у нас… Нет-нет, я и мысли не допускаю, чтобы вы уехали, не побывав на нашем праздновании Актового дня. Хотя сейчас для праздника совсем неподходящее время…

Когда Ривелл вышел от Роузвера, на дворе бушевала настоящая буря с дождем. Он быстро побежал по садовой дорожке к школьному зданию и потому не успел вымокнуть до нитки. Разговор с директором вызывал много странных вопросов, количество которых не уменьшалось по мере того, как Ривелл припоминал их прошлые встречи. Ему захотелось прогуляться в полном одиночестве по холодному скользкому шоссе, подставляя лицо колючему восточному ветру, но почти тропической силы ливень, шумящий за окнами, вселил в него ощущение человека, пойманного в ловушку. Выйти было невозможно. Он раздумывал, что же ему теперь делать. За завесой учтивости и приветливости Роузвера нетрудно было распознать явную холодность. Странно, что директор мучился разными подозрениями и так волновался по поводу гибели первого мальчика, а о второй смерти смог выразиться лишь как о «нелепом и трагическом совпадении»! Очень, очень странно.

В окно сквозь пелену дождя Ривелл видел павильончик для игры в крикет, забитый школьниками, прячущимися от ливня. Неожиданно в небе вспыхнула ослепительная молния, и небеса словно вздрогнули от громовых раскатов. Он почему-то почувствовал, что разгадка где-то совсем близко… Нужно с кем-то встретиться, побеседовать, понять… И он вспомнил о Ламберне. Может быть, тот сидит у себя в комнате? Это на первом этаже, рядом с кабинетами учителей. Ривелл направился туда и постучал в дверь. Никто не ответил. Подождав немного, он повернул ручку и вошел. На первый взгляд комната казалась совершенно пустой, но затем он убедился, что в большом кресле, стоявшем спинкой к двери, скорчился человек. Подойдя поближе, он увидел — это Ламберн.

— Господи, что с вами? — воскликнул Ривелл. Ламберн трясся как студень.

— Это вы, Ривелл? Я не знал, что вы здесь… — Это была его отчаянная, но безуспешная попытка овладеть собой. — Присаживайтесь. Я… извините, мне очень неловко, я в таком виде… Но… ничего не могу с собой поделать. Такая гроза… Со времен войны я всякий раз…

— Все в порядке! — хладнокровно заверил его Ривелл. — Я думаю, пик шторма уже позади. Могу я вам чем-нибудь помочь? Чашку горячего чая? Нет-нет, мне ничего показывать не надо, я прекрасно тут ориентируюсь, ибо достаточно долго здесь прожил.

Простой метод общения срабатывает там, где навязчиво выражаемое участие может показаться бестактностью. Пока Ривелл непринужденно болтал, а шум ливня за окном становился все тише, Ламберн постепенно приходил в себя.