Дороти Сэйерс - Найти мертвеца Страница 8

— О, я совсем не знаю. Наверное, мне лучше всего остановиться где-нибудь в Уилверкомбе. Вам не нужно бояться, что я сбегу. Я хочу быть в курсе этого дела.

Полицейский посмотрел на Гарриэт несколько неодобрительно. Каждый, конечно, был бы доволен находиться в центре внимания при столь ужасных обстоятельствах, но леди, несомненно, должна бы желать совсем другого. Тем не менее инспектор Умпелти просто дал скромный совет, что гостиница Клеггса, где не продастся спиртное, считается как и дешевой, так и достаточно удобной.

Гарриэт рассмеялась, внезапно вспомнив, что романист в долгу у газетных репортеров. «Мисс Гарриэт Вэйн, когда ее интервьюировал наш корреспондент в гостинице Клеггса, где не продается спиртное…» Этого нельзя допустить.

— Не люблю гостиниц, где не продается спиртное, — твердо заявила она. — Какой в городе лучший отель?

— «Респлендент» в общем-то, — ответил Глейшер.

— В таком случае вы найдете меня в «Респленденте», — сказала Гарриэт, поднимая свой пыльный рюкзак и готовясь к бою.

— Инспектор отвезет вас туда на машине, — сказал суперинтендант, слегка кивнув Умпелти.

— Очень любезно с его стороны, — забавляясь, отозвалась Гарриэт.

Через несколько минут машина сдала ее на хранение в один из тех чудовищных приморских дворцов, которые выглядят так, словно их проектировал немецкий изготовитель детских картонных игрушек. Его стеклянный подъезд был украшен оранжерейными растениями, а величественный купол его вестибюля поддерживался золочеными пилястрами, уходящими ввысь из синего плюшевого океана. Гарриэт небрежной походкой прошла через его обширное великолепие и потребовала большую комнату на первом этаже с односпальной кроватью, личной ванной и с видом на море.

— Боюсь, что все комнаты заняты, — произнес портье, бросив скучающий взгляд на рюкзачок и туфли Гарриэт.

— Конечно, нет, — сказала она. — Ведь только начало сезона. Попросите хозяина прийти на минуту и переговорить со мной. — Она с решительным выражением лица уселась в ближайшее мягкое кресло и, окликнув официанта, потребовала коктейль.

— Вы не присоединитесь ко мне, инспектор?

Инспектор поблагодарил ее, однако объяснил, что его положение обязывает быть благоразумным.

— Тогда в другой раз, — улыбаясь проговорила Гарриэт и бросила официанту на поднос фунтовую банкноту, которую с нарочито надменным видом извлекла из туго набитого бумажника.

Инспектор Умпелти слабо ухмыльнулся, когда увидел, как портье поманил официанта к себе. Потом он скромно вышел из-за конторки и произнес несколько слов. Немного позже к Гарриэт с подобострастной улыбкой приблизился помощник портье.

— Мы убеждены, мадам, что сможем предоставить вам все удобства. Американский джентльмен проинформировал нас, что он как раз освобождает комнату на первом этаже. Она выходит на эспланаду[4]. Надеюсь, что она вас устроит.

— Есть там личная ванная? — без энтузиазма в голосе спросила Гарриэт.

— О да, мадам. И балкон.

— Превосходно, — сказала Гарриэт. — Какой номер? Двадцать третий? Надеюсь, там имеется телефон? Итак, инспектор, вы будете знать, где найти меня, не так ли?

Она дружелюбно улыбнулась ему.

— Да, мисс, — ухмыляясь, ответил инспектор Умпелти. У него имелась своя причина для веселья. Если бумажник Гарриэт послужил ей гарантией для приема в «Респленденте», то его собственный шепот, что это «знакомая лорда Питера Уимси», обеспечил ей вид на море, ванну и балкон. Как раз этого Гарриэт и не знала, а то бы она рассердилась.

Как ни странно, образ лорда Питера навязчиво присутствовал в ее мозгу, когда она звонила в «Морнинг Пост», и даже когда она направлялась на дорогой и превосходный ужин в «Респленденте». Если здесь их ничего не связывало, то было бы простой вежливостью позвонить ему и честно рассказать о трупе с перерезанным горлом. Но под давлением обстоятельств это действие можно было неверно истолковать. И во всяком случае, происшедшее могло оказаться всего лишь некоего рода глупейшим самоубийством, и не стоило того, чтобы привлекать его внимания. Совсем не такая уж сложная и интересная проблема, как, например, ключевая ситуация в «Тайне авторучки». В этой захватывающей тайне один злодей в данный момент был вовлечен в совершение преступления в Эдинбурге, а сам тем временем создал искусное алиби, в котором были завязаны паровая яхта, сигнал точного времени по радио, пять часов изменения во времени от летнего к зимнему. (По-видимому, джентльмен с перерезанным горлом двигался от Уилверкомба. По шоссе? На поезде? Пешком с полустанка Дарли? Если нет, то кто его доставил туда?) Конечно, она должна попытаться сконцентрироваться на этом алиби. Большие трудности возникли с городскими часами. Какое могло произойти изменение во времени? И достаточно ли этого для полного алиби, если ориентироваться на часы, которые пробили полночь в соответствующий момент? Мог ли человек, позаботившийся об этом, быть соучастником? Кто наблюдал за часами на городской ратуше? (Зачем перчатки? И оставила ли она свои собственные отпечатки пальцев на бритве?) В конце концов нужно ли было отправляться в Эдинбург? Возможно, там не было ни городской ратуши, ни часов. Могли, разумеется, быть часы на церкви. Но церковные часы и трупы на колокольнях за последнее время слишком часто встречаются в романах. (Странно поведение мистера Перкинса. Если разгадка всего этого — убийство, то не мог ли убийца уйти куда-нибудь по воде? Возможно, ей надо заняться берегом, а не дорогой возле него. В любом случае сейчас уже слишком поздно.) И она не должным образом отработала паровую яхту. Насчет ее скорости. А ей надо знать о таких вещах. Лорд Питер, конечно бы знал, он достаточно много управлял паровыми яхтами. Должно быть приятно — быть НА САМОМ ДЕЛЕ богатым. Та, которая выйдет замуж за лорда Питера, станет, разумеется, богатой. А он занятный. Никто не мог сказать, что с ним было бы скучно жить. Но сложность заключалась в том, что узнать, понравится ли жизнь с ним, можно только попробовав это. Но довольно. Даже узнавать все о паровых яхтах. Вероятно, романист не может сочетаться браком со всеми, от кого ему нужна точная информация. Гарриэт наслаждалась чашкой кофе, она делала наброски образа американского писателя-детективиста, который вступал в новый брак для каждой своей книги. Для книги о ядах ей пришлось бы выйти замуж за химика-аналитика; для книги о чьем-нибудь завещании — за адвоката; для книги об удушении — разумеется, за палача. Возможно, в этом что-то было. Конечно, книга-розыгрыш, мистификация. А злодей мог освобождаться от каждого супруга методами, описанными в книге, над которой она Работала в данное время. Слишком очевидно. Ну, конечно.

Она встала из-за стола и прошла в некое подобие холла, где Пространство посередине было очищено для дансинга. С одного конца сцену занимал небольшой оркестр, а вокруг стен были установлены маленькие столики, где посетители могли выпить кофе или спиртное и понаблюдать танцы. Когда Гарриэт заняла свое место и сделала заказ, на сцене появилась пара явно профессиональных танцоров, которые напоказ исполняли вальс. Мужчина — высокий и белокурый, с густо набриолиненными лоснящимися волосами и с гомосексуальным, нездорового цвета лицом с большим меланхоличным ртом. Девушка, в подчеркивающем фигуру темно-лиловом атласном платье с огромным турнюром и шлейфом, изображала викторианскую скромницу, когда томно вращалась в руках своего партнера под мелодию «Голубого Дуная». «Autres temps, autres moeurs[5]», подумала Гарриэт. Она осмотрела помещение. Бросились в глаза длинные юбки и костюмы семидесятых — а также страусовые перья и веера. Даже у скромниц чувствовалось подражание. Но оно было таким очевидным! Кажущиеся тонкими талии были следствием не беспощадно туго затянутой шнуровки, а стараниями очень дорогих портных. Завтра, на теннисном корте мускулистые молодые женщины сегодняшнего дня должны появиться в коротких, просторных блузках, когда их талии не скованы узами. И косые взгляды, опущенные вниз, насмешливо-сдержанные глаза — маски да и только! Если это являлось «возвратом к женственности», так приветствуемым светскими корреспондентами мод, то здесь был совершенно другой вид женственности — основанный на базе экономической независимости. Находилось достаточно глупых мужчин, верящих, что вернулись милые золотые деньки смиренной женственности, которые воскресят в памяти былые фасоны. «Едва ли, — подумала Гарриэт, — когда-нибудь они отлично поймут, что все это только для того, чтобы убрать шлейф и турнюр и, надев короткую юбочку, одержать легкую победу, при этом забрав деньги из их кармана. О, хорошо, это ведь игра, и по-видимому, всем им известны ее правила».

Танцоры кружились до окончания вальса. Оркестранты проверили струны и, потуже затянув колки, снова налаживали свою музыку под шелест небрежных хлопков. Затем танцор-мужчина выбрал себе партнершу с одного из ближайших столиков, а тем временем девушка в темно-лиловом приняла приглашение крепкого промышленника в костюме из твида, который вышел с противоположного конца дансинг-холла. Другая девушка, блондинка в бледно-голубом, поднялась из-за своего уединенного столика, стоящего возле сцены, и увлекла за собой какого-то почтенного мужчину. Остальные посетители встали, сопровождаемые собственными партнершами, и заняли площадку под мелодию следующего вальса. Гарриэт поманила пальцем официанта и попросила еще кофе.