Жорж Сименон - Мегрэ и строптивые свидетели Страница 8

Мегрэ проворчал:

— Вы рассуждаете, как старая Катрин, метр. Как, по-вашему, я найду убийцу, если не буду знать мотивы, которые толкнули его на это? Нас ведь пы таются убедить, что это сделал грабитель…

— Лестница это до казывает…

Комиссар скептически проворчал:

— Конечно! И еще ис чезновение бумажника! И тот факт, что до сих пор не найдено оружие…

Мегрэ вел допрос стоя. Остальные также не садились, несмотря на приглашение бухгалтера, который явно устал стоять и все время косился на свое мягкое кресло.

— Скажите, месье Брэм, вам все же удается оплачивать ваших служащих, поскольку они продолжают работать?..

— Каждый раз эти похоже на чудо.

— А откуда появляются эти волшебные деньги?

Бухгалтер начал проявлять признаки волнения.

— Месье Леонар мне их всегда вручал сам.

— Наличными?

Метр Радель сказал вкрадчивым голосом:

— Вы не обязаны отвечать на этот вопрос, месье Брэм.

— Все равно, это.. узнают при проверке денежных документов фирмы или поедав запрос в банк… Деньги мне обычно вручались в форме чека…

— Вы хотите сказать, что у месье Леонара был личный счет в банке, а не общий с фирмой Ляшом, и что именно с этого счета он снимал нужные суммы, когда необходимость к этому вынуждала?

— Нет. Дело касается мадам Ляшом.

— Матери месье Леонара?

— Нет, мадам Полет.

Наконец-то что-то стало проясняться, и Мегрэ, удовлетворенный, сел.

— Садитесь за ваш стол, месье Брэм. Отвечайте спокойно. С какого времени мадам Полет, как вы ее называете, то есть жена Армана Ляшома, играет роль провидения этого дола?

— С того момента, когда она в него вошла.

— Когда состоялась их свадьба?

— Шесть лет тому назад, два года спустя после смерти мадам Марсель.

— Простите, кто была эта мадам Марсель?

— Жена месье Леонара.

— Итак, значит, шесть лет тому назад Арман Ляшом женился на Полет… Полет, как дальше?

— Полет Зюбер.

— У нее было состояние?

— Очень большое.

— Ее родители живы?

— Ее отец умер пять месяцев лазад, она была его единственной дочерью. Что же касается матери, то она ее не знала.

— Кто был Зюбер?

Это имя, несомненно, было знакомо Мегрэ, почему-то ему казалось, что он слышал его в криминальной полиции.

— Фредерик Зюберский, называвший себя Зюбером, торговал кожей.

— У него были какие-то неприятности с полицией, не так ли?

— Налоговый инспектор одно время буквально гонялся за ним. И кое в чем он был замешан во время войны…

Вспомнил! Зюберский, называвший себя Зюбером, одно время пользовался широкой известностью. Он начал свою карьеру с того, что ездил на тележке по деревням и собирал у крестьян необработанные шкуры, затем он обзавелся складом — как раз в Иври, недалеко от дома Ляшомов.

Еще до войны состояние его считалось значительным. К тому времени у него было довольно много грузовиков и многочисленные склады в провинции. Позднее, спустя два-три года после освобождения, ходили слухи, что он сколотил себе огромное состояние во время оккупации, я поговаривали о его скором аресте.

То, что газеты так много писали о нем, можно в большой степени отнести за счет живописности этой фигуры. Зюбер был простак, плохо скроенный, плохо одетый, говорящий по-французски с сильным акцентом, почти безграмотный.

Он ворочал миллионами, некоторые утверждали, что даже миллиардами, и еще поговаривали, что в действительности он лично или через подставных лиц имел монополию на все кожевенное сырье.

Сам Мегрэ не занимался делом Зюбера, оно проходило через финансовый отдел. В конце концов об этом деле перестали говорить, и комиссар не знал, как оно кончилось.

— Отчего умер Зюбер?

— От рака, его оперировали в клинике Сент-Жозеф.

— Если я вас правильно понял, фирма Ляшом продолжает еще кое-как существовать благодаря его деньгам?

— Вступая в брак, мадам Полет принесла значительное приданое…

— Которое она целиком вложила в кондитерскую фабрику Ляшомов?

— В большей или меньшей степени. Скажем, что к ее помощи прибегали каждый раз, когда это было необходимо.

— А затем, когда это приданое было истрачено? Оно ведь выло быстро истрачено?

— Да.

— Так что же предприняли, тогда?

— Мадам Полет отправлялась к своему отцу…

— А он не приезжал сюда сам?

— Я его здесь ни разу не видел. Если он и бывал в доме, то но вечерам, в квартире хозяев, но я в этом не вполне уверен.

— Я, право, не понимаю, господин комиссар, чего вы добиваетесь, — снова запротестовал адвокат.

Следователь же казался весьма заинтересованным, и в его светлых глазах появились лукавые огоньки.

— Я и сам этого не знаю, — признался Мегрэ. — Понимаете, метр, в начале расследования продвигаешься в полной темноте, и поэтому можно идти только ощупью. Итак, Фредерик Зюбер выдал замуж свою единственную дочь за младшего сына Ляшомов, Армана, и дал ей значительное придание. Вы не знаете сумму?

— Я протестую.

Это снова, сказал Радель, который просто не мог усидеть на месте.

— Хорошо. Я не настаиваю. Кондитерские изделия поглотили приданое. Затем периодически; Полет посылала у отцу, которого не принимали в доме…

— Месье Брэм этого не говорил.

— Хорошо, я делаю поправку… Которого не принимали или же который не был близким другом семьи… Затем папаша Зюбер выкидывал им подачку.

Вульгарность Мегрэ была выражением протеста против навязанного ему присуствие молодого следователя и адвоката.

— Потом Зюбер скончался. Ляшомы присутствовали при его погребении?

Месье Брэм слабо улынулся.

— Это меня не касается…

— А вы сами были на похоронах?

— Нет.

— Я полагаю, что существует свадебный контракт. Такая старая лиса, как Зюбер, не мог бы…

— Они поженились по свадебному контракту, предусматривающему раздельное владение имуществом.

— И Полет Ляшом несколько месяцев назад получила наследство после смерти отца? Так?

— Да, так.

— Таким образом, теперь она оплачивает все расходы? Это к ней надо обращаться, когда в кассе нет денег, а нужно рассчитываться с поставщиками и выдавать жалованье рабочим?

Радель, навязчивый как муха, снова вмешался:

— Я не знаю, куда вас все это приведет…

— Я сам не знаю, метр. Но я также не знаю, куда меня приведет, если я начну разыскивать по всему Парижу настолько глупого грабителя, что он способен влезть в дом, где нет никаких денег, воспользовавшись при этом огромной тяжелой лестницей и разбив окно, в то время как под этим самым окном, на первом этаже, есть застекленная дверь. И все это он проделывает для того, чтобы проникнуть в комнату спящего человека, убить его из оглушительно стреляющего револьвера и завладеть почти пустым бумажником.

— Откуда вы знаете? Может быть, все было совсем иначе.

— Действительно! Мадам Ляшом могла вчера вечером вручить месье Леонару определенную сумму. Но все-таки не надо забывать, что здесь, в кабинете, стоит этот монументальный сейф. Открыть его Мог бы ребенок, но к нему даже не прикоснулись! Я должен напомнить, что в момент преступления в доме находилось по меньшей мере шесть человек…

— Случались ограбления еще более загадочные.

— Согласен. Но чтобы проникнуть во двор, в котором находилась лестница, надо было перелезть через ограду высотой три с половиной метра, если я верно заметил. И наконец, в нескольких шагах от комнаты, где раздался выстрел, спали два человека, которые ничего не слышали.

— Дом находится в непосредственной близости от железной дороги, по которой беспрерывно идут поезда.

— Я этого не отрицаю, месье Радель, моя профессия заключается в поисках истины, и я ее ищу. Само ваше присутствие могло бы подсказать мне, что искать эту истину нужно недалеко, ибо редко случается, чтобы родственники убитого вызывали адвоката прежде, чем полиция успеет их допросить. Я задам вам вопрос, на который вы, конечно, не ответите. Арман Ляшом при мне позвонил вам, чтобы вызвать вас сюда. Где вы живете, метр?

— На площади Одеон. В двух шагах отсюда.

— Действительно, вы приехали через десять минут. Вы не проявили особого удивления и задали очень мало вопросов. Можете ли вы утверждать, что вы не были в курсе дела раньше нас? Не было ли вам уже известно, о том, что произошло сегодня ночью?

— Я решительно протестую против…

— Против чего? Как вы сами понимаете, я не обвиняю вас в том, что сегодня ночью вы проникли в этот дом через окно. Я только думаю, не позвонили ли вам первый раз рано утром, чтобы поставить вас в известность о случившемся и спросить вашего совета?

— Я вынужден проявить максимальное самообладание, чтобы в присутствии господина следователя не указать на то, к каким последствиям может привести подобное обвинение.

— Это не обвинение, метр, а простой вопрос. Если вам угодно, вопрос, который я задал самому себе.