Геннадий Махаев - Убийство в Угличе Страница 8

Степка говорит: пальто на ём черное да сапоги были. А ли­цо-то видел? — спрашиваю. А на что мне разглядывать? Холод­но, чай, стоять-то! А тебя-то он видел? — спрашиваю. Нет, я ведь не с главного крыльца вышел, а из ворот сбоку глядел.

—    А чего вечером на улице шлялся? Да не шлялся, а вышел снега набрать, кухарка, вишь, угорела — так снегу-то ей на голо­ву надо было. Набрал снегу и домой.

Ну, ладно, вот тебе двугривенный, так что никому ни сло­ва — понял аль нет?! Понял? — Отвечает: не маленький! Ну смот­ри у меня! С тем я и к вам пришел.

—    Да, — покачал головой Кухов, — что-то неладно тут! На­до запрос на Улейму об купце подавать, хотя тут недалеко; по­жалуй, я урядника наряжу, скоро и вернется.

Он позвал дежурного и приказал: позови-ка мне, братец, урядника Нилова, Через малое время Нилов переступил порог кабинета: «Вызывали, господин следователь?»

—     Вызывал, вызывал.,. Вы вот, что, милейший, поезжайте-ка на Улейму, на бумажную фабрику. Узнайте там, купец Заворыкин на месте ли,

—    А если нет, что прикажете, — доставить?

—     Нет, тогда прознай про купца, когда приезжал в Углич да сколько пробыл, где останавливался, с кем, куда ходил. Все ли понял, Петр Иванович?

—    Все понял, ваше благородие, разрешите идти.

—    Идите, да как приедете, тотчас ко мне!

—    Да мне и к вечеру не управиться: туда верст двенадцать да тем, да обратно, только к ночи вернусь!

—    Ну. вот утром и придете сразу.

Отпустив, Кухов еще раз поблагодарил Хряпина за помощь:

—   Дело ведь очень серьезное, Фрол Данилыч, само губерн­ское начальство запрос по этому делу уже прислало. А у нас по­ка — ничего, ни одной зацепки нет!

Теперь Кухов решил сам пойти на Московскую улицу и по­спрашивать, может, кто чего и видел.

Погода стояла солнечная, весна была в самом разгаре. «Не­далеко и до светлого праздника»,.. — подумал следователь, на­до бы закончить это дело побыстрей, а то город взбудоражен и люди боятся, а мы четвертый день топчемся на месте...» || Время стало уже около трех пополудни. Подойдя к дому Шунаевых, Кухов подозвал городового.  — Все тихо? — спросил следователь.  — Тихо, ваше благородие! — ответил городовой.

—    Никто не приходил эти дни, не справлялся ни о чем?

—     Любопытных много, да я гоню всех!

—    А что судачат промеж себя?

— Да разное все, кто чего говорит, а больше небылицы плетут.

—    Какие, например?

— А такие, дескать, это Ванька Кривой, недаром в участке сидит! Другие не согласны, не может, мол, Ванька, он не душегу­бец, вор — да, но не убийца. Третьи вовсе околесицу плетут, мол, из леса лихие люди пришли, да и из какого леса, ваше благородие? Нет у нас шаек в округе!

—    Да. шаек нет, ерунда все это, — согласился Кухов.

—     Вот и я говорю, ерунди, а старуха Егорова толкует: ви­дела здоров с го мужика с бородой — весь прямо леший, а на те­леге у его хвою заприметила, не иначе из леса.

—    Что за старуха, где проживает?

—    На Дмитровской, недалече от кладбища, это рядом, вон направо за угол, да и третий дом.

—    Так! Пойду-ка я к ней схожу, — оживился Кухов, — а ты будь здесь, скоро родственники из Твери приедут, так дом им передадут, кончится твоя охрана.

Пройдя до конца по Московской, свернул на Дмитровскую и отсчитав третий дом, постучал в калитку.

—    Эй, есть кто живой, или нет?

—     Из дома вышла девочка лет восьми: «Кого надо, дяде­нька?»

—     Егорова здесь проживает, или нет? — спросил Кухов.

—    Здесь бабушка живет.

—- Ну так позови, да побыстрей, скажи — полиция требует!

Девчонка мигом юркнула в дверь и вскоре на крыльцо вы­шла старуха.

—    Чего надо, господин хороший? — спросила бабка.

—    Расскажи, какую это ты шайку видела и когда?

—      Видела, видела, милок, вот как видела, — затараторила старуха. — Иду я это домой от подружки своей, что на Песочной живет, уж Московскую прошла, уж к дому лажу. Смотрю, на той стороне у кладбища телега с лошадью стоит, и вся грязная телеге-то, колеса в глине! И хвоя налипши на них, я еще подумала: не помер ли кто, может, хвою привезли для похорон. Потом, думаю, вроде, никто не помирал.

—    Ну а почему решила, что шайка, что в телеге разбойники с топорами сидели что ли?

—     А не смейся, господин хороший, про шайку-то я потом подумала, а тогда мне невдомек было, что купцов убили.

—    Ну, а что же ты видела тогда?

—     А вот что, на телеге-то мужик сидел в армяке да на го­лове малахай здоровый, так что и лица не видать, я уж к дому своему подошла да любопытство меня взяло, дай, думаю, спро­шу пойду у него, может и, вправду хвою привез, кто преставился, а я не знаю!

А тут к нему, значит, еще двое ладят, один-то здоровый, бо­рода черная лопатой, на цыгана похож, а второй поменьше, но тоже видный мужик, и прямиком к телеге. Сели, мешок бросили да и поехали.

—    Что за мешок? Куда поехали? — быстро спросил Кухов.

—     Мешок как мешок, да не очень и большой, когда бросил на телегу, так что-то звякнуло там у него. А поехали — сразу на кладбище повернули.

—    А там куда?

—     А я почем знаю, я не смотрела, а только думаю, там на Хутора дорога... Она одна за кладбищем.

—    Так почему же шайка-то, бабка, а?

—      А как же господин хороший! На завтра и про убийство Шунаевых узнала, ну, беспременно они — из лесу разбойники!

Бабка перекрестилась.

—    Чего же никому столько дней не говорила?

—    Как не говорила, а около стражи-то у дома купцов и го­ворила.

—    Так надо бы в полицию идти, а не у дома говорить!

Бабка виновато молчала.

—    Ну, ладно, спасибо, что рассказала.

Кухов вернулся к полицейскому.

—     Что же вы, господин полицейский, про бабку-то не доло­жили? Непорядок это. Ведь инструкцию знаете, что всякий свиде­тель должен быть выслушан и доложено о нем по начальству!

—    Виноват, господин следователь, бабка эта уж больно брех­ливая, так что не придал значения.

—    Ну что же, придется вам по послужному списку выговор сделать.

Полицейский понурил голову и виновато молчал.

«В Р Ё Т?!»

Кухов вернулся в участок, и тотчас же велел послать уряд­ника по дороге на Хутора. И по пути спрашивать о мужиках и те­леге (дорога так или иначе могла выйти на Рыбинск!), и след ис­кать надо в том направлении. В кабинет, постучав, вошел помощ­ник Кухова.

—    Так что депеша из Рыбинска пришла о потере.

Взяв в руки послание, Никита Иванович прочитал: «На ваш за­прос о предметах, найденных вами у Мохова Ивана, сообщаем, что действительно мещанкой г. Рыбинска Шачковой Верой Мак­симовной была утеряна корзина, а в ней шкатулка с означенны­ми предметами, засим просим вас вышеперечисленные предме­ты переслать с оказией в Рыбинск, полицейский участок 4-й ча­сти...»

—    Так вот откуда буквы В и Ш на салфетках... Ну, слава бо­гу, с этим разобрались.

—     Привести ко мне этого Мохова Ивана, то есть Ваньку Кри­вого...

Ивана привели.

—    Ну, счастье твое, не соврал, все так, как было.

—     Так отпустите меня, господин Кухов, домой-то, а? Мамане волнуется.

—     Маманя... видать, ты ей смерти желаешь что ли? Своими делами непотребными. Отпустить я тебя отпущу, держать здесь незачем, а ведь мещанке-то этой возмещать убыток тебе при­дется! Корзина, платок, шкатулка разбитая, да кольцо, да двад­цать рублей. Где брать думаешь али опять воровство, тогда точ­ко в остроге сгинешь и маманю свою не увидишь.

—    Умолю растеряху, по частям ей выплачу, работать пойду.

—     Ну, смотри, Иван, если так, то я за тебя похлопочу, иди с Богом домой, да как вызовут, сразу являться.

—    Премного благодарен, ваше благородие.

День клонился к вечеру, пора и домой собираться, сегод­ня уж, пожалуй, никого не будет. Помощник сообщил, что завт­ра похороны, надо бы пойти, а сейчас домой, страсть как есть хо­чется и чаю горячего, а то целый день все в бегах да в бегах, так и катар желудка заработать на старости лет можно, — подумал Кухов, хотя до старости ему было еще очень далеко.

Спал Никита Иванович крепко и снов не видал. Наутро пер­вым делом справился, когда похороны, в каком часу и, записав на бумажке время, занялся делами. Вызвал помощника, спросил: Нилов с Улеймы вернулся ли?

В кабинет вошел урядник Нилов.

—    Так, докладывайте, что прознали, на месте купец?

—    Никак нет, ваше благородие, нет его там и... не было.

—    Как же так, ведь выехал он девятнадцатого утром?