Анна Литвинова - Все мужчины любят это Страница 9

Она уже не смеется, но улыбается, он чувствует это. От нее веет незнакомыми восточными, но легкими духами. Данилов бережно сжимает ее талию, и ему кажется, что он никогда еще не дотрагивался до талии, более нежной и сладострастной. В зале совсем гасят свет, и они оказываются в полной темноте. Песня уже подходит к концу.

– Что же это за слова? – впервые слышит Данилов ее голос – он оказывается кокетливым и серебристым, и вопрос звучит в самый подходящий момент.

– О, эти слова, – отвечает Данилов, его губы касаются ее ушка, – звучат как «Н`га нъюну нъю!», что по-бгхорянски означает: «Я люблю тебя!»

Музыка кончается, над залом зависает страннозвучащая, ослепляющая и оглушающая тишина. Он по-прежнему держит ее в своих объятиях. Она чуть отступает, высвобождаясь. И тут происходит неожиданное. В полной темноте – он чувствует происходящее по легчайшему дуновению от ее движений – она откидывает свою паранджу и целует его в губы. Он отвечает ей. Она вырывается и ускользает.

Данилов стоит оглушенный. В его жизни бывали разные поцелуи. Страстные, фальшивые, холодные, завлекающие, мелкие, старательные, ученические, упрямые, уступающие, съедающие, по-матерински нежные… Но такого еще не было ни разу. Это был поцелуй человека, понимающего и принимающего тебя. Всего, без остатка. И если получасом раньше, когда Данилов подходил к девушке, он чувствовал себя, словно охотник, вскидывающий ружье, а еще через пятнадцать минут, глядя в глаза незнакомки, подозревал, что влюбляется, то теперь он, кажется, впервые в жизни понимает, что он… что он ее… что он ее в самом деле… в самом деле любит…

И тут на сцене вдруг что-то магниево блеснуло, ослепительно грохнуло. Зажегся ярчайший, нестерпимый свет. Данилов невольно зажмурил глаза. Где-то в вышине раздался усиленный репродуктором бой часов. Бум! бум! бум!.. Пробило двенадцать ударов. Данилов проморгался. Девушки рядом с ним не было. Толпа танцующих стояла неподвижно, глядя на блистающую сцену. Данилов беспомощно озирался. Незнакомки не видно. А на залитую светом сцену выбежал вертлявый, узкоплечий хлыщик. Схватил микрофон.

– Добрый вам вечер, добрейший вечерок, милствые государи и государыни, – скороговоркой проговорил конферансье, – бон суар, дорогие товарки и товарищи, дамы и господа, ледис энд джентльменс!

Приветствуя сам себя, конферансье вскинул руку. В зале раздалось несколько жидких хлопков. Данилов продолжал оглядывать зал. «Пират», глядящий на сцену уже в обнимку с «хохлушкой», сделал ему приветственный жест. Данилов не ответил.

Незнакомки нигде не было видно.

– Сейчас мы приступаем, – развратным голоском продолжил конферансье, – к самой волнительной, кулиминационной ноте вечера. Наши условные часы пробили условную полночь – и что это означает? А это, господа и товарищи, означает, что пора сорвать все и всяческие маски и обнажить друг перед другом свою сущность!.. Хорошо сказал, да? – спросил у зала ведущий, напрашиваясь на овацию (редкий аплодисман был ему ответом). Ничуть не смущаясь, хлыщ продолжил: – Наше высокоуважаемое жюри, в составе которого Валентин Юдашкин, Юбер Живанши, Ив Сен-Лоран и Коко Шанель… (многозначительная пауза)… не присутствовали! Тем не менее наше многомудрое жюри подвело итоги творческого состязания среди вас, мои дорогие друзья!.. Итак! Третье место и ма-аленькую бутыль шампанского от клуба и от наших дорогих спонсоров получает… получает Пират! Прошу на сцену!

Пират–Дима оставил свою «хохлушку» и стал пробираться к сцене. Более-менее горячие хлопки приветствовали его. Данилов перестал озираться. «Ну, мало ли куда она делась, – успокоенно подумал он. – Придет». Он не верил, что его внезапная любовь может вот так исчезнуть, оставив его посреди зала с горящим поцелуем на губах.

– Второе место и бутыль ша-ампанского побольше, – продолжал нести чушь конферансье, – получает… получает… вот уже сейчас получит… Инопланетянин!

Взоры обратились к Данилову. Раздались хлопки. Он прошел сквозь любопытную толпу к сцене.

Конферансье одарил его влажным рукопожатием и литровой бутылкой мартини. Данилов сорвал с себя маску. Ему похлопали. Со сцены он оглядел весь зал, все столики. Ее по-прежнему нигде не было.

– И, наконец, пер-р-рвое место! – продолжил за его спиной вертлявый хлыщ (Данилов возвращался со сцены, сжимая никому не нужную бутыль). – Его получает Дитя Востока, Дочь гарема!..

Раздались аплодисменты. К сцене никто не шел. Народ принялся оглядываться. Нет, никто не пробирался на подиум.

– Где Дочь Востока, Дитя гарема? – призывно спросил конферансье. Ни малейшего шевеления в зале. – Эй, Гюльчатай!.. Зухра, Лейла! – в третий раз позвал вертлявый со сцены.

– А Саид не нужен? – выкрикнул кто-то из толпы. В окружении шутника засмеялись.

Незнакомка не находилась.

– Ну что же, дамы и господа, милостивые государи и государыни, наверное, наша гостья с Востока отошла, чтобы поправить… поправить свою паранджу. Она непременно вернется, и мы обяз-зательно вручим ей эту чудесную трехлитровую бутыль от нашего сегодняшнего спонсора! Да-да, будем уверены, что Гюльчатай еще откроет свое личико!.. А сейчас – сейчас перед вами выступает группа «Ногу свело»!!! – Толпа взвыла. – И я передаю свой микрофон лидеру группы Максиму Покр-р-ровскому!

«Вау!» – взревела толпа. Девушки запрыгали и захлопали.

Данилов вернулся к своему столику.

Дима-«пират», без банданы, попугая и наглазной повязки, сидел уже рядом с «хохлушкой». Его призовое шампанское было откупорено. Данилов со вздохом поставил на столик свой подарок.

– Познакомься! – прокричал приятель, пытаясь перекрыть первые аккорды группы. – Это Оксана!

«Хохлушка» протянула Данилову ладонь лодочкой.

– А где твоя? – бесцеремонно прокричал «пират», Данилов пожал плечами.

– Мальчики, танцевать! – капризно проговорила Оксана, встала и потянула Диму за руку. Тот покорно пошел. Данилов остался сидеть.

Прошло еще десять минут. Пятнадцать… Полчаса… Незнакомка не появлялась. И вдруг Данилов с внезапной отчетливостью понял, что она не придет. И когда он подумал об этом, полутемный зал показался ему еще темнее. Стены будто приблизились, потолок начал опускаться прямо на него. Данилов вскочил и бросился вон.

Толпа бесновалась и подпрыгивала, вздымая вверх руки. «Рамам-ба хара мам-бу-ру!» – хрипел со сцены Покровский. Зал хором подпевал. Одна из танцорш, словно в экстазе, трясла головой.

Данилов осмотрел все закутки клуба. За барной стойкой сидели совсем чужие люди. В единственном туалете, одновременно и мужском и женском, никого не было. «Да что я творю?» – с досадой подумал Данилов. Но он все-таки сбежал по ступенькам вниз. У раздевалки тусовались посторонние личности. Юный гардеробщик читал Гессе.

– Скажи, – нетерпеливо постучал по стойке Данилов. Юноша поднял от книги затуманенный взор. – Тут не одевалась такая девушка – восточная, в шальварах и парандже? – Сердце его замерло в ожидании ответа.

– Одевалась, – равнодушно кивнул гардеробщик.

– Давно?!

– Да с полчаса назад.

Данилов бросился к шкафоподобным охранникам у входа. Задал тот же вопрос. Затаив дыхание, ждал ответа, уже зная его.

– Ушла, – безразлично подтвердил охранник.

– Куда? С кем?

– Ну, это уж я не знаю, – насмешливо бросил шкафообразный.

«Может, она ждет меня на улице?» – мелькнула у Данилова безумная мысль. Он выскочил наружу. Конечно, ее там не было. Холодная, пустынная ночь, люминесцентные огни – и больше никого.

– Боже! Черт! Фак! Шит! Гадство! – проорал Данилов и, словно обиженный маленький мальчик, затопал ногами.

Возвращаться в клуб казалось немыслимым. Ночь, танцы, карнавал, суббота – все это потеряло для него всяческое значение. Он пнул банку из-под спрайта – ее звук далеко разнесся по спящей Москве – и направился к своему автомобилю. Уже заведя мотор, он вспомнил, что забыл на столике свою призовую бутылку шампанского. «Ну и бог с ней! – злобно подумал Данилов, выруливая от тротуара. – Пусть Пират пьет!»

…Как ни странно, белый свет следующего дня вовсе не успокоил Данилова. То, что случилось вчера, не представлялось ему ничего не значащей тенью, как он втайне надеялся и как вспоминаются иногда ночные приключения. Он по-прежнему словно чувствовал в руках талию незнакомки. Ее грациозные движения плыли перед его глазами. Его губы ощущали ее поцелуй, казалось, еще ярче и мучительней, чем ночью.

Новая мысль пришла Данилову в голову. Не успев толком выпить кофе, он бросился из своей холостяцки запущенной квартирки обратно в клуб.

Днем в воскресенье заведение выглядело более чем пустынным. Охрана равнодушна, гардероб закрыт, бармен принимает товар, давешний конферансье за столиком в углу хлебает щи. Ко всем живым существам Данилов подступал с вопросами. Что за девушка? Видели ли ее здесь раньше? Не знакомая ли она кого (раз уж получила первый приз)? Может, кто-нибудь хоть что-то знает о ней? И от всех он получал ответы – искренние, он видел это, любовь обострила его зрение и интуицию: никто ничего о ней не знает, никогда нигде раньше не видел.