Томас Фрэнк - Шерлок Холмс и Священный Меч Страница 9

Я пребывал в полном неведении относительно происходящего. В этих ответных посланиях, возможно, подтверждалось время и место встречи с каким-либо сообщником или содержался ответ весьма осведомленного человека на прямой вопрос Холмса. Я уже хотел было просить Холмса пролить свет на ситуацию, как в дверь тихонько постучали.

– Входи, Билли, – отозвался Холмс.

На этот раз в руке у мальчика-слуги не было ни телеграммы, ни письма.

– Мистер Холмс, два посыльных с ящиком. Они просили передать, что ящик следует сохранить для мистера Майкрофта Холмса, сэр. Адрес значится ваш.

– Странная история! Майкрофт ничего об этом не говорил и у него достаточно адресов, которыми можно воспользоваться в случае необходимости. Ну что ж, самое лучшее, пожалуй, взглянуть на него.

– Ящик довольно большой, сэр.

– О! – Холмс неожиданно вскочил на ноги. – Пойдем-ка посмотрим, Ватсон, что там посылают через меня моему брату.

По эту сторону входной двери стоял ящик размером футов пять на три. Озадаченно посмотрев на Холмса, я неопределенно пожал плечами. Холмс ухватился за ящик с одного конца, мы с Билли – с другого, и, втащив эту довольно громоздкую вещь вверх по лестнице, мы без особого труда положили ящик возле камина, поскольку, на наше счастье, он был не так уж и тяжел.

Билли вышел, и Холмс стал внимательно рассматривать груз. Его любопытство подогревалось тем, что одна из дощечек была плохо прибита.

Какое-то время Холмс боролся сам с собой, но, потерпев поражение в этой борьбе, пошел за складным ножом, предварительно аккуратно сложив корреспонденцию на каминной доске.

– Но ведь эта посылка адресована вашему брату, – попробовал я протестовать.

– Майкрофт не стал бы возражать, чтобы мы в нее заглянули, старина.

Прежде чем я нашелся с ответом, Холмс отодрал полуприбитую планку, и, должен признаться, к своему стыду, я усердно ему помогал, ибо при свете камина уловил золотой блеск.

Предмет, представший перед нашими глазами, оказался весьма необычным. Величиной с небольшой моряцкий сундучок, ярко сверкающий, прямоугольной формы, он был украшен странными фигурами и узорами. На ум приходило очевидное.

– Холмс, если этот ларь сделан из золота, почему мы подняли его с такой легкостью?

Мой друг постучал костяшками пальцев по верхней крышке.

– Полагаю, Ватсон, он сделан из дерева и обшит тонким листовым золотом. Подложка, похоже, алебастровая. – И, вооружившись карманной лупой, продолжил: – Орнамент, несомненно, египетского происхождения. Обратите внимание на мужские и женские фигурки.

– Мужчины носят что-то вроде юбок.

– Причем ниже пупков, – ответил Холмс. – Это один из признаков какого-то периода в египетском искусстве, не помню, правда, какого именно. Невероятное разнообразие символов – кобры, птицы, а вот это, напоминающее знак бесконечности, древнеегипетский символ жизни.

– Как вы думаете, что может находиться внутри?

– Боюсь, нам так и не удастся утолить свое жгучее любопытство: боюсь, мы просто-напросто не сможем его вскрыть.

Сыщик наставил указательный палец на серебряные засовы, пропущенные сквозь золотые скобы и закрепленные в этом положении маленькими, странного вида замочками. Очевидно, в самом центре сверкающего ларя была небольшая дверца. Но самым таинственным было то, что эту вещь прислали именно сюда. Ошибка исключена: на крышке ящика значилось: «221б, Бейкер-стрит».

Холмс на несколько секунд замер у камина, наморщив лоб от напряжения. Наконец он пришел к какому-то решению, впрочем, возможно, его просто осенило.

– Насколько я понимаю, на ларе изображены придворные сцены. Я вряд ли скажу что-либо еще, ибо Египет – не моя специальность. Что до содержимого сундучка, то можно только догадываться об этом. Но, однако, уже поздно, Ватсон, помогите мне накрыть ларь этим афганским покрывалом.

Вместе с Холмсом я принялся за дело, хотя и не отдавал себе отчета, к чему такая таинственность. Покончив с этим, Холмс поднял руку в предостерегающем жесте.

– Что ж, посмотрим, – затем проговорил он. – А пока я уберу все эти письма и телеграммы.

Стоя у бюро, детектив одной рукой собирал бумаги, а другой указывал на мою докторскую сумку, висевшую на бамбуковой вешалке; я поспешно схватил ее и положил перед ним. Продолжая отрывочный разговор, он вытащил из сумки стетоскоп.

– Пошуруйте в камине, – попросил он.

Я вооружился кочергой и начал ворошить угли, а Холмс на цыпочках подошел к ларцу и приложил стетоскоп к его крышке. Я старался не шуметь. Выяснив что-то для себя, Холмс с видимым удовлетворением вернулся к своему занятию и убрал мой инструмент в сумку.

– Ну что, Ватсон, пора и на боковую.

– Давно пора, – нарочито громко ответил я, сопровождая эти слова вполне натуральным зевком.

Холмс без лишнего шума погасил лампы, и тут стало ясно, почему он просил меня пошуровать в камине: пламя достаточно хорошо освещало комнату. Вслед за Холмсом я направился к черной лестнице. Оставив дверь открытой, мы стали медленно подниматься вверх, стараясь производить как можно больше шума.

Прежде чем мы достигли лестничной площадки, я почувствовал на своей руке железную хватку Холмса; затем он шепнул мне на ухо:

– Сходите за своим револьвером, старина, и тихонько возвращайтесь сюда. Встаньте около двери и как ястреб наблюдайте за ларем. В нем какое-то живое существо, Ватсон. Я спущусь к незапертой входной двери. Когда ларь откроется, я уже буду на месте, и мы наконец узнаем, что это за троянский конь.

Холмс исчез, как сквозь землю провалился, а я с бьющимся сердцем поднялся в спальню, взял свой «веблей» и вернулся на прежнее место. Мне уже представлялась выползающая из этого странного ларя анаконда и я с замиранием сердца поглядывал в гостиную.

Ларь был прекрасно виден в отблесках мерцающего камина. Теперь понятно, что Холмс застлал его покрывалом, дабы изнутри, если там кто-то есть, ничего не просматривалось. Эта мысль, как ни странно, успокоила меня, ибо по-настоящему страшит лишь сверхъестественное. Я лишь недоумевал, может ли человек поместиться в таком небольшом ларе, и если да, то какой человек?

Тут я заметил, что наша дверь тихонько приоткрылась. К счастью, хорошо смазанные петли не издали ни малейшего скрипа. Но затем всякое движение прекратилось. Оставалось только ждать. Кто бы ни попал таким необычным способом в наши апартаменты, он, несомненно, отличался терпеливостью. Прошло уже добрых полчаса, у меня даже затекли все мышцы и я несколько раз вынужден был беззвучно переступать с ноги на ногу. Наконец послышался шорох, покрывало медленно приподнялось, а затем соскользнуло на пол, обнажив золотой ларь. Откинулась вся крышка целиком, из чего можно было понять, что запоры ложные. По прошествии некоторого времени я смутно различил две маленькие темные ручонки, приподнимающие крышку. Из ларя показалась маленькая фигурка, крышка тихонько опустилась на пол. Я едва сдержал крик изумления.

Кукольное тельце плохо вязалось с большой головой, лицо отнюдь не молодое, морщинистое, волосы спадали за спину двумя большими черными прядями. Человечек проворно выпрыгнул из золотого ларя и встал босыми ногами на ковер. В мерцании камина прекрасно просматривались широкие оттопыренные губы и острые зубы хищника. Зловещее выражение лица заставило меня вздрогнуть. Голова походила на маску, сделанную из скорлупы кокосового ореха с последующей размалевкой, как это принято у обитателей островов в южной части Тихого океана, но острые зубы придавали ей ужасающую реальность. Казалось, будто прямо передо мной голова мертвеца. Одет странный карлик был в набедренную повязку и грубую детскую рубашку.

Его рост составлял не более четырех футов. Маленькие, с желтым отливом глазки рыскали по комнате, и я застыл в полной неподвижности. Наконец существо задвигалось, вернее, заскользило по комнате с грацией дикого животного, своей стремительностью и ловкостью напоминая горностая. Карлик почти не обращал внимания на окружающее: убедившись, что в комнате никого нет, он, к моему удивлению, подошел к окну в эркере и с некоторым усилием открыл его.

Я не догадывался, каковы цели этого странного представителя рода человеческого, недоумение мое усугубилось, когда карлик встал посреди комнаты и обеспокоенно воззрился на книжный шкаф. Затем он вскарабкался на кресло возле бюро и нашел на полочке то, что, видимо, искал – крошечная рука схватила узорчатый кинжал, принесенный Крутерсом. Я думал, что карлик тут же спрыгнет вниз, но любопытство одержало вверх: он вытащил лезвие из ножен и лизнул его. Затем вложил кинжал в ножны, спрыгнул на пол, но тут передняя дверь отворилась и темноту разрезал луч фонаря. Раздался пронзительный, правда, негромкий крик, и карлик, выронив египетский кинжал, выскочил в окно.

Я тотчас бросился в комнату и уже зажег лампу, когда услышал в уличной тьме лошадиное ржание. Щелкнул кнут, послышался убыстряющийся стук копыт и шум колес стих.