Жорж Сименон - Мегрэ, Лоньон и гангстеры Страница 9

— Дальше…

— Машину, которую угнали вчера вечером около девяти часов на авеню Гранд Армэ, нашли сегодня утром у ворот Майо. Она принадлежит инженеру, который играл в бридж у друзей. Она вся забрызгана грязью, словно на ней долго ездили по загородным дорогам.

И эта история с машиной тоже произошла в том же районе.

— Что мне делать, шеф?

— Отправляйся в Божон и жди меня там.

— Предупредить мадам Лоньон? Мегрэ вздохнул.

— Придется, ничего не поделаешь. Но не сообщай ей подробностей. Скажи, что он жив, и все… И не звони ей по телефону, а зайди на площадь Константэн-Пеке, перед тем как отправиться в Божон.

— Милое поручение!

— Не говори, что он ранен в голову.

— Ясно.

Мегрэ даже повеселел: удача, наконец-то удача улыбнулась мрачному Лоньону. Правда, довольно странным образом. Если его серьезно ранили, он станет своего рода героем и, наверное, получит медаль.

— До скорой встречи, шеф!

— До скорой!

Поччо тем временем начал подметать ресторан — все стулья были опрокинуты на столики.

— Моего инспектора ранили, — сообщил Мегрэ, не спуская с него глаз.

Но Поччо внешне никак не отреагировал на это сообщение.

— Только ранили?

— Вас это удивляет?

— Не очень. Должно быть, это предупреждение. Там так часто делают.

— Вы по-прежнему намерены держать язык за зубами?

— Я вам уже сказал, что я никогда не лезу в чужие дела.

— Мы еще увидимся.

— Буду рад.

Уже у дверей Мегрэ вдруг вспомнил о блокноте, он вернулся и взял его со стола. На этот раз он заметил, что в глазах Поччо на мгновение мелькнула тревога.

— Зачем вы его берете?! Это мой блокнот.

— Я вам его отдам.

На улице его ждала машина префектуры.

— В Божон!

В предместье Сент-Оноре, у мрачного фасада больницы, Мегрэ передал блокнот полицейскому, который вел машину.

— Ты сейчас вернешься на Набережную Орфевр, поднимешься в лабораторию и передашь это Мерсу. Да поменьше верти этот блокнот в руках.

— А что мне ему сказать?

— Ничего. Он сам все знает.

«Скорая помощь» еще не прибыла, и Мегрэ вошел в бистро, заказал рюмку кальвадоса и тут же направился к телефону.

— Это вы, Мерсу? Говорит Мегрэ. Вам сейчас доставят от меня блокнот.

Скорее всего, вчера вечером из него вырвали листок и написали на нем записку.

— Понятно. Вы хотите знать, не отпечатался ли текст на следующей странице?

— Вот именно. Вполне возможно, что потом этим блокнотом уже не пользовались. Но я в этом не уверен. Главное — поторопитесь. В полдень я буду у себя.

— Будет сделано, шеф.

Собственно говоря, уверенность, с которой держался Поччо, произвела на Мегрэ известное впечатление. В том, что он говорил, была доля правды, и даже не малая. В Сыскной полиции считали, что большинство убийц, если не все, полные идиоты. «Любители!» — как утверждал Поччо.

Он был недалек от истины. В Европе удавалось скрыться, пожалуй, не более десяти процентам убийц, тогда как по ту сторону океана парни вроде Чинаглиа разгуливали на свободе из-за недостатка улик, хотя все знали, что они убийцы.

Да, что и говорить, то были настоящие профессионалы, и они вели игру до конца. Комиссар не помнил, чтобы кто-нибудь когда-либо позволял себе говорить с ним покровительственным тоном: «Оставьте все это, Мегрэ!»

Само собой разумеется, он не имел намерения последовать этому совету, но он не мог не вспомнить, что накануне Макдональд по телефону не очень-то его ободрил. Мегрэ. действовал на этот раз в необычной для него обстановке. Его противниками были люди, методы которых он знал лишь понаслышке, и ему были неведомы ни образ их мыслей, ни их повадки.

Зачем Чарли и Тони Чичеро приехали в Париж? Было похоже на то, что они пересекли океан с определенной целью и не теряли здесь времени даром. Неделю спустя после приезда они выбросили на тротуар возле церкви Нотр-Дам де Лорет чей-то труп. Этот труп — а может быть, это был живой человек, но только без сознания — исчез пять минут спустя, чуть ли не на глазах у Лоньона.

— Налейте-ка еще!

Мегрэ выпил вторую рюмку — и снова ему показалось, что он совсем простужен; потом он пересек улицу и вошел под арку как раз в ту минуту, когда туда въехала «скорая помощь».

В машине и в самом деле оказался Лоньон, которого привезли из Сен-Жермена. Он спорил с санитаром, уверяя, что его не надо нести, что он сам дойдет. Когда же Лоньон увидел Мегрэ, ничто уже не могло удержать его на носилках.

— Что вы меня держите, если я в состоянии ходить! Мегрэ даже пришлось отвернуться, потому что он был не в силах сдержать улыбки при виде лица горе-инспектора. Один глаз Лоньона совсем заплыл, а врач из Сен-Жермена наклеил ему ярко-розовый пластырь на нос и уголок рта.

— Я должен вам объяснить, господин комиссар…

— Потом, потом.

Беднягу Лоньона шатало от слабости, и сестре пришлось его поддерживать под руку, пока он добирался до палаты. Вместе с ними вошел врач.

— Вы меня позовете, как только окажете ему первую помощь. Сделайте так, чтобы он мог говорить.

Мегрэ ходил взад-вперед по коридору; минут десять спустя к нему присоединился Люка.

— Ну, как мадам Лоньон? Было тяжко? Взгляд Люка был красноречивей всяких слов.

— Она возмущена, что ее не везут к мужу. Она уверяет, что никто не имеет права держать его в больнице и, таким образом, разъединять их.

— А как бы она его лечила?

— Именно это я и пытался ей растолковать. Она хочет видеть вас и говорит, что обратится к префекту полиции. Мадам Лоньон сетовала, что ее бросили на произвол судьбы, одну, больную, без всякой помощи, и отдали во власть гангстеров.

— Ты ей сказал, что ее дом охраняют?

— Да, только это ее немного и успокоило. Мне пришлось показать ей из окна дежурящего у ее дома полицейского. «Те, кто пользуются почестями, те и делят пирог», — сказала она на прощанье.

Из палаты вышел врач, вид у него был озабоченный.

— Пролом черепа? — тихо спросил Мегрэ.

— Не думаю. Мы потом сделаем снимок. Но его здорово избили. А кроме того, он всю ночь провалялся в лесу. Есть все основания опасаться воспаления легких. Вы можете с ним поговорить. Ему от этого станет легче. Он вас требует и отказывается от всякого лечения до тех пор, пока не поговорит с вами. Мне с большим трудом удалось сделать ему укол пенициллина, и то мне пришлось для этого показать ему название лекарства на ампуле: он все боялся, что я его усыплю.

— Пожалуй, мне лучше пойти одному, — сказал Мегрэ, оборачиваясь к Люка.

Лоньон лежал на белой кровати, по палате ходила сестра. Лицо его было пунцово-красным, видимо, подскочила температура. Мегрэ сел у изголовья.

— Ну как, старик?

— Они меня схватили.

Он глядел на Мегрэ одним глазом, и комиссар заметил, как по щеке его покатилась слеза.

— Доктор сказал, что вам нельзя волноваться. Расскажите только самое главное.

— Когда мы с вами расстались, я продолжал стоять на углу — оттуда мне легче было наблюдать за дверью ресторана. Я прижался к стене, довольно далеко от фонаря.

— Никто не вышел от Поччо?

— Никто. Прошло примерно минут десять, и вдруг по улице Мак-Магон промчалась машина, резко повернула и остановилась прямо передо мной.

— Это был Чарли Чинаглиа?

— Их было трое. Высокий, Чичеро, сидел у руля, а рядом с ним — Билл Ларнер. Чарли сидел сзади. Не успел я выхватить из кармана револьвер, как Чарли уже распахнул дверцу и навел на меня дуло своего браунинга. Он не произнес ни слова, только знаком приказал мне сесть в машину. Те двое на меня даже не взглянули. Что мне оставалось делать?

— Сесть в машину, — со вздохом сказал Мегрэ.

— Машина тут же тронулась, а тем временем меня обыскали и вытащили револьвер. Все это — молча. Я увидел, что мы выезжаем из Парижа через ворота Майо, потом я узнал шоссе Сен-Жермен.

— Машина остановилась в лесу?

— Да. Ларнер жестом показал своим спутникам, куда ехать. Мы свернули на узкую дорогу, и там, вдалеке от шоссе, машина остановилась. Они приказали мне выйти.

Да, Поччо был прав, уверяя, что они не любители!

— Чарли так и не проронил ни звука, а верзила Чичеро, засунув руки в карманы, курил сигарету за сигаретой и задавал по-английски вопросы, которые Ларнер мне переводил.

— Одним словом, они взяли Ларнера в качестве переводчика?

— Мне показалось, что он был не в восторге от своей роли. Несколько раз он как будто советовал им отпустить меня. Прежде чем начать задавать вопросы, Чарли со всего размаха ударил меня по лицу, и у меня из носу пошла кровь. «Я думаю, что вам лучше всего проявить покладистость, — сказал Ларнер с легким акцентом, — и сообщить этим господам все, что их интересует».

В общем, они задавали мне в различных вариантах все тот же вопрос: «Что вы сделали с тем, кого подобрали?» Сперва я молча глядел на них — много чести отвечать на их вопросы! Тогда Чичеро что-то сказал Чарли по-английски, и тот меня снова ударил. «Зря вы себя так ведете, — сказал Ларнер с недовольным видом. — Уверяю вас, в конце концов вы все равно заговорите».