Роберт Экелз - Никогда не доверяй партнеру

Роберт Экелз

Никогда не доверяй партнеру

Секретарь с сомнением посмотрела на меня.

— Видите ли, мистер Келмартин обычно никого не принимает без предварительной договоренности.

Я бы дал ей максимум двадцать один год. Крупная девушка с миловидной деревенской мордашкой.

Улыбнувшись, я нацарапал на обратной стороне визитки: «Готов назвать 10 000 причин, по которым Вы должны меня принять».

— Передайте мою карточку мистеру Келмартину, — попросил я девушку. — Посмотрим, что он скажет.

Сомнение на ее лице усилилось, но она взяла визитку, поднялась из-за стола и скрылась за дверью кабинета босса. Через пару мгновений вернулась.

— Он вас примет, — в голосе слышалось безмерное изумление.

Я ей подмигнул и прошествовал в кабинет, позволив девушке закрыть за мной дверь.

Среди самых удачливых нью-йоркских торговцев произведениями искусства Келмартин, пожалуй, выделялся спартанскими вкусами. Разумеется, выставочный зал украшали картины и скульптуры, а вот в кабинете все это отсутствовало напрочь. В нем едва хватало места для стола и двух деревянных стульев. Под стать обстановке выглядел и сам Келмартин — высокий, сухопарый, с острыми чертами лица и ледяными глазками за маленькими восьмигранными линзами очков в тонкой металлической оправе.

— Так что я могу для вас сделать, мистер Ланг? Вернее… — он скосился на мою визитку, лежащую на столе, — …что вы хотели бы мне предложить?

Я доброжелательно улыбнулся:

— Как я понимаю, вы составляете каталог художественной коллекции, принадлежавшей недавно покинувшей нас Бернис Магрудер.

— Это никакой не секрет. Все газеты сообщили об этом.

— Да, — кивнул я. — В газетах также сообщалось об эксцентричности вкуса мисс Магрудер, которая зачастую покупала под влиянием момента. А купленное уже никогда не продавала.

Келмартин задумчиво смотрел на меня.

— И что?

— Следовательно, пока каталог не составлен, никто не знает, что есть в коллекции, а чего в ней нет. И мне представляется, что налицо ситуация, которая позволяет двум умным людям остаться с неплохим наваром.

Келмартин ничего не ответил, продолжая изучающе разглядывать меня.

— Допустим, — продолжил я, — в коллекции обнаружится действительно ценная картина. Разумеется, кристально честный человек внес бы ее в каталог. К вящей радости наследников. Но, поскольку все они — дальние родственники и им уже отписано больше денег, чем они смогут потратить до конца своих дней, этот довесок их не осчастливит. А если картину продать третьему лицу, то деньги пойдут тем, кто заслуживает их куда в большей степени.

— К примеру, вам и мне, — уточнил Келмартин.

— Именно так.

Келмартин холодно кивнул и уткнулся в лежащие перед ним бумаги.

— К сожалению, мистер Ланг, для того, чтобы ваш план сработал, необходимо наличие в коллекции Магрудер хотя бы одной ценной картины. Позвольте вас заверить, таковая в коллекции отсутствует. Бернис Магрудер отличало отсутствие вкуса. Она абсолютно не разбиралась в искусстве. Я это знаю. Потому что сам продал ей большую часть того хлама, что называется ее коллекцией. Если бы в этой куче дерьма отыскалась хоть одна жемчужина, поверьте мне, я бы сумел избавиться от нее без вашей помощи. Так что позвольте с вами распрощаться, мистер Ланг. — И он начал делать пометки на полях какого-то документа.

Я не сдвинулся с места.

— Действительно, в этом случае мои услуги вам бы не потребовались. Однако, раз уж в коллекции нет ничего ценного, потребность в нем может возникнуть. Я готов предложить вам такую картину.

Келмартин перестал писать, посмотрел на меня поверх очков.

— У меня есть партнер, художник Лоуэлл, — продолжил я. — У него, конечно, свои причуды, но у кого их нет? Он весь дерганый и ест лишь то, что готовит сам. Но главное в другом. Он может нарисовать копию любой картины, да так ловко, что отличить подделку удастся лишь спектрографическим или электролюминесцентным анализом.

В последнее время его особенно заинтересовал французский художник Ламартен. Одно время тот рисовал только пшеничные поля. Согласно Лоуэллу, Ламартен в этот период экспериментировал со светом и тенью, так что не видел в этих пейзажах никакой ценности. И раздавал их друзьям и кредиторам практически бесплатно.

— Да, — согласился Келмартин, — раздавал. И некоторые из них теперь обнаруживаются в самых неожиданных местах. Я сомневаюсь, чтобы и сам Ламартен знал, сколько картин он отдал и кому.

— Так почему бы одной из них не выплыть в коллекции Магрудер?

— Думаю, это никого не удивит. — Келмартин потер подбородок. — Репутация Ламартена после его смерти только растет, так что такую картину можно назвать и ценной. — Он пристально посмотрел на меня. — Однако подделка должна быть очень высокого качества, а одного вашего слова, пожалуй, недостаточно, чтобы убедить меня в том, что ваш партнер действительно так хорош.

— Вы можете взглянуть на картину. Она в автомобиле. Я бы принес ее с собой, но мне не хотелось, чтобы ваша секретарша видела меня с картиной под мышкой.

— Мудрый подход. — Келмартин выглянул в приемную. — Мисс Джонс, утром я заказал кое-какие канцелярские принадлежности в «Барлеттсе». К вечеру их должны подвезти, но неожиданно выяснилось, что они понадобятся мне раньше. Вас не затруднит сходить за ними?

По тону чувствовалось, что ее возможные затруднения вряд ли будут приняты во внимание, поэтому дородную девушку как ветром сдуло.

Едва за ней закрылась дверь, Келмартин повернулся ко мне.

— Горизонт чист. Давайте взглянем на вашу картину.

Разглядывал он ее добрых полчаса. Как при естественном, так и при искусственном свете. Наконец отложил увеличительное стекло.

— Думаю, пара-тройка недочетов имеется. — Келмартин снял очки и опять принялся протирать их платком. — Но я нашел их, зная, что передо мной подделка. Трудно сказать, как бы я отреагировал, если бы мне предложили купить эту картину. — Он вздохнул, очки вернулись на законное место. — Ладно, согласен с вами. Ваш партнер действительно хорош.

— Так мы договорились?

— Смотря о чем, — ответствовал Келмартин.

— Ламартен стоит от пятидесяти до шестидесяти тысяч долларов. В силу сложившихся обстоятельств покупатель вправе рассчитывать на более приемлемую цену. Скажем, мы становимся партнерами и запрашиваем двадцать тысяч долларов, которые и делим поровну, по десять тысяч на брата.

Келмартин засмеялся.

— Предложение соблазнительное. Однако нам надо еще найти потенциального покупателя, а это сопряжено с риском.

— Нет проблем, — улыбнулся я. — Потенциальный покупатель у меня есть.

Келмартин поднял на меня глаза.

— Кто?

— Вы его не знаете. Скорее спекулянт, чем коллекционер. Из тех, кто покупает подешевле, чтобы тут же толкнуть подороже.

— Понятно. — Келмартин пожевал нижнюю губу, потом кивнул. — Хорошо. Приводите вашего покупателя сегодня вечером, когда все уйдут. — Он позволил себе сухо улыбнуться. — Партнер.

Я ответил лучезарной улыбкой и отбыл.

В дверь Келмартина я позвонил в начале восьмого. Уже смеркалось. Компанию мне составлял Хэссо — высокий, ширококостный, лысоватый, с носом-крючком, отвисшей нижней губой — эдакий гном-переросток. Стоял он, глубоко засунув руки в карманы.

Нам не открыли, поэтому я позвонил вновь, более настойчиво. На этот раз Келмартин подошел к двери, посмотрел в глазок, открыл.

— Мистер Келмартин, это мистер Хэссо, — представил я своего спутника. — Я бы хотел показать ему картину, о которой мы говорили сегодня.

Келмартин подозрительно оглядел Хэссо.

— Все в порядке, — заверил я его. — Мистер Хэссо понимает, что речь идет о конфиденциальной сделке.

Келмартин еще несколько мгновений изучал физиономию Хэссо, потом молча повернулся и провел нас в кабинет. Оставив нас там, скрылся за дверью, чтобы минуту спустя вернуться с работой Ламартена, которую уже установил в резную дубовую рамку.

Хэссо взял картину в руки, долго смотрел на нее, изогнув толстые губы, наморщив лоб.

— Что в ней особенного? — наконец изрек он. — Кто-то нарисовал кукурузное поле.

— Пшеничное поле, — поправил его Келмартин. — В самом поле ничего особенного нет. А цену картины определяет репутация художника.

— И сколько она стоит? — спросил Хэссо.

— В ценах сложившегося рынка? — Келмартин пожал плечами. — Никак не меньше пятидесяти тысяч долларов.

— Так почему вы хотите продать ее за двадцать тысяч? — в лоб спросил Хэссо.

И вперился взглядом в глаза Келмартина. Тот не ожидал столь прямого вопроса и лишь открывал и закрывал рот, словно вытащенная из воды рыба.

Пришлось вмешиваться мне: