Татьяна Полякова - Аста ла виста, беби! Страница 10

— И ничего толковее у него вызнать не удалось?

— Не удалось. Бред, он и есть бред, а парень вдруг скончался. Он пули в сердце.

— Прискорбно, — совершенно серьезно заметил Дед. — Только я по-прежнему не пойму, тебе-то что за дело до всего этого? Мне известна твоя нездоровая страсть вечно лезть куда не просят, но… Говоришь, в милиции не впечатлились? Так, может, в его словах ничего и не было?

— Я бы тоже так подумала, если б не его преждевременная и насильственная кончина.

— Хорошо, допустим, кто-то от кого-то решил избавиться, и с этой целью наняли киллера. Я-то здесь причем?

— Я испытываю обоснованное беспокойство. Точнее, поначалу его испытывал Ларионов, а теперь уж мы вместе. Ларионов — это начальник твоей охраны, если ты успел забыть.

Дед смотрел на меня с недоумением, полминуты смотрел, не меньше, потом вдруг рявкнул:

— Вы что, спятили? Вместе с Ларионовым?

— Он спятил первым, — поторопилась наябедничать я. — Я уже позднее и под впечатлением. Слушай, не смотри на меня так. Я понимаю, что тебе хочется запустить в меня чем-нибудь тяжелым, но…

— Ты что, всерьез решила… — Дед вроде бы от гнева лишился дара речи. — Черт-те что… А этот идиот… — Идиот, надо полагать, Ларионов. — От безделья совсем спятили.

— Разделяю твое возмущение, — удалось вставить мне словечко. — Но ведь на все это можно взглянуть иначе, под другим углом зрения. И тогда выйдет, что начальнику твоей охраны вполне естественно проявлять беспокойство и даже предпринимать кое-какие шаги.

— И он не придумал ничего умнее, как втравить в это дело тебя?

— «Втравить» все-таки сильно сказано, — поправила я. Хотя я и не испытывала добрых чувств к Ларионову, зато обладала развитым чувством справедливости, так мне по крайней мере казалось. — Он обратился ко мне, потому что, зная твой характер, нетрудно предположить, что ты ему скажешь, надумай он обратиться к тебе. А мы с тобой вполне могли бы поговорить по-семейному. Это не я, это он так думает.

— Поторопился спихнуть ответственность на чужие плечи, — хмыкнул Дед. — Я Ларионова знаю так же хорошо, как и он меня. Так что не старайся запудрить мне мозги. Начальнику охраны незачем являться ко мне с подобной историей, а вот узнать, что к чему… и не втравливать в это тебя…

— Игорь, — вздохнула я. — Скажи мне, пожалуйста, могут наши догадки иметь хоть какое-то основание в действительности? Ты бы очень мне помог.

— Хочешь, чтобы я ответил, есть ли люди, желающие моей смерти? А то ты сама не знаешь? Таких пруд пруди. Но одно дело желать…

— А мог кто-то так пожелать, что даже забыл о благоразумии?

Дед нахмурился и некоторое время сверлил меня взглядом. Я с честью выдержала испытание.

— Все-таки я не понимаю, — изрек он. — С какой такой стати ты решила, что появление в городе киллера может быть связано со мной?

— Ну… кое-какие слухи… смутные, но беспокоящие. Такой ответ тебя устроит?

— Слухи? — насторожился он. — Очень интересно. И ты…

— Я пришла к тебе, чтобы услышать, есть ли у тебя проблемы, которые кто-то желал бы разрешить определенным образом. Я думала, что ты для разнообразия ответишь откровенно. И, как всегда, оказалась не права. Это я считаю тебя близким человеком, а у тебя на этот счет свое мнение. — Я встала с намерением покинуть его. Ясно, что ничего он мне не скажет, а заниматься пустой болтовней мне уже надоело. Дед сердито махнул рукой, призывая меня вернуться в кресло. Я со вздохом села и принялась разглядывать чашку.

— Этот парень, там, в больнице… что конкретно он показал?

— Конкретно не знаю. Когда я его увидела, он был уже мертв. И никто не потрудился записать его слова на диктофон.

— Может, тогда и не стоит воспринимать его бред серьезно? — как-то неуверенно произнес Дед.

— Хорошо. Не стоит так не стоит. Мне пора. У меня запланирован визит к косметологу.

— Детка, — поморщился он, — я говорю серьезно. Если ничто в его словах не указывало на меня, с таким же успехом возможной мишенью могут быть еще пять десятков людей в нашем городе. Разве нет?

— Могут, — охотно согласилась я. — Но, в отличие от тебя, оставшиеся сорок девять меня волнуют не так сильно. То есть я бы могла сказать, что они меня вовсе не волнуют, но звучит это как-то невежливо.

Дед поднялся, обогнул стол и возложил руку на мое плечо.

— Я понимаю. И не думай, что не ценю это.

— А в знак понимания и светлой дружбы ты не мог бы…

— Все это глупости. И Ларионов дурак, что сунулся к тебе. Я абсолютно убежден, что твой опасения напрасны. Такой ответ тебя устроит?

— Он бы меня устроил, знай я наверняка, что ты вполне объективен. А если нет?

Я ожидала хорошей затрещины, но Дед рассмеялся.

— В этом вся ты. Тебе мало услышать ответ, тебе непременно надо во всем разобраться и уж тогда самой решить… Разбирайся на здоровье, — совершенно неожиданно закончил он. — В конце концов, береженого бог бережет. Так что займись этим делом. Найди киллера, засади его в тюрьму, заодно узнай, кто его нанял.

— Ты серьезно? — не поверила я.

— Конечно. Ты ведь все равно полезешь. Чего ж понапрасну отговаривать тебя от этой затеи. Предотвратишь преступление или хотя бы убедишься, что… Довольна? — спросил он с усмешкой.

— С чего это мне быть довольной? — буркнула я. — Просто мне было бы гораздо спокойнее… Я тебя предупредила, а там пусть менты преступления предотвращают.

— Ну уж нет, — покачал он головой. — Теперь я настаиваю… Короче, ты поняла. Выясни, в чем там дело.

Признаться, такое поведение Деда меня разозлило. Гадай теперь, что все это значит: есть у него неведомые враги или нет. Или он решил загрузить меня работой, чтобы глупостями не досаждала? Разумеется, Дед и раньше давал мне задание «разобраться», и я неоднократно проводила для него расследования и так поднаторела в этом, что часто, переусердствовав, получала по шее. Именно излишнее усердие, которое подчас шло в разрез с интересами Деда, и послужило причиной того, что я в свое время покинула дом с колоннами и до сих пор до конца туда не вернулась, так и не решив, стоит ли это делать. Однако прежде цель хоть и смутно, но все же маячила на горизонте. Сейчас я вовсе ее не видела. Если Дед, все-таки опасаясь за свою жизнь, дал мне это задание, логично намекнуть… Впрочем, ждать от него такой милости глупо. Дед — это Дед, и ход его мыслей проследить невозможно, особенно такому существу с ограниченным мышлением, как я. Человек, который опасается за свою жизнь, все-таки должен вести себя иначе. Просто обязан насторожиться. Впрочем, старый змей, когда хотел, умело скрывал эмоции. А если он возомнил себя великим до того, что просто не в состоянии поверить, что кто-то отважится и посягнет? Очень многие типы, помешавшиеся на своей исключительности, теряли ощущение реальности и прямехонько оказывались на кладбище. Мог Дед так заиграться? Черт его знает. С другой стороны, если он уверен, что ничегошеньки ему не грозит, зачем посылать верного оруженосца, то есть меня, для прояснения дела. Тем более, по его собственному утверждению, для этого, существуют менты, которым стараниями Деда недавно прибавили зарплату? Нет, тут положительно что-то было. Дед так просто ничего не делает. Я даже не удивлюсь, что господин Ларионов возник в баре, где я коротала вечер, отнюдь не по собственной инициативе, а по мудрому наущению работодателя. Я мысленно скривилась, однако понять, что за хрень творится в Датском королевстве, мне захотелось даже больше.

— Давай сменим тему, — бодро предложил Дед, приглядываясь ко мне. — Расскажи, как ты живешь?

— Хорошо живу, — поспешно отозвалась я и добавила, пока он не начал строить из себя отца родного:

— А ты как думал?

Разумеется, Деду это не понравилось, не то, что я хорошо живу, хотя и тут возможны варианты, а то, что не даю ему возможности проявить отеческую заботу. Однако он постарался скрыть раздражение за понимающей улыбкой.

— Ты счастлива? — не унимался он.

— Вчера точно была счастлива, пока не обнаружила труп, потом уже не очень, потому что труп имеет место быть, а ты, по обыкновению, темнишь и недоговариваешь.

— Не говори глупости, — посуровел он, но тут же отеческая улыбка вновь преобразила его черты. — Ты в самом деле счастлива с этим типом?

Ну, вот, приехали. Разговоры по душам я ненавидела еще больше трупов, особенно когда сказать друг другу давно нечего.

— Нет, — покачала я головой. Дед насторожился.

— Нет?

— Ты ведь это хотел услышать? Я сделала ошибку и теперь орошаю подушку слезами. К тому же стыжусь, что пала столь низко в глазах твоего электората…

— Прекрати, — разозлился Дед. На этот раз он злился всерьез, но тут же в его голосе появилась досада. — Скажи на милость, почему я не могу тебя спросить, а ты просто ответить?

— Этим вопросом я задавалась полчаса назад, — кивнула я.

— Я тебя о личном спрашивал.