Виктор Мережко - Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров Страница 10

— Извини, милый, — повисла она на шее барона, — женщина всегда должна прекрасно выглядеть в глазах любимого!

— Ты всегда выглядишь прекрасно, — чмокнул ее в щечку Лощинский.

Пан поставил открытую бутылку на столик, разлил вино по чистым фужерам. Беглецы чокнулись, выпили.

— Ну? — вопросительно посмотрел на Соньку барон.

— Спасибо, любимый. Совсем другое дело.

— Знаешь, я даже испытал какое-то удовольствие, когда сам лично выбирал для тебя вино.

— А я скучала… Так скучала, что еле дождалась своего птенчика!

Поезд стал замедлять ход, за окном поплыли дома какого-то городка.

Проводник, проходя по вагону, громко сообщил:

— Станция Пшибички! Панове, станция Пшибички! Стоянка десять минут!

— Какая станция? — забеспокоилась Соня. — Как он сказал?

— По-моему. Пшибички, — пожал плечами барон.

— Боже, Пшибички! — вскочила девушка. — Как же это я забыла? Пшибички!..

Она стала суетливо собирать свои вещи: сняла с вешалки шляпку, вынула из корзины кофточку, взяла на руки ребенка. Барон удивленно наблюдал за нею.

— Ты это куда?

— Я же совсем забыла! — бросила Соня. — В Пшибичках меня должна встречать сестра Евдокии!

— Какой Евдокии?

— Евдокии! Сестра моей мачехи! Забыл, что ли? — Она открыла дверь купе. — Сейчас вернусь, — и выскочила в коридор вагона, оставив пана Лощинского в полном недоумении.

Соня выбежала на привокзальную площадь, увидела бричку, бросилась к ней. Легко вскочила на подножку, крикнула извозчику:

— Гони!

— Куда, пани?

— Пока прямо, потом скажу!

Мужик ударил по лошадям, и бричка резво понеслась в сторону узких улочек города.

Тем временем пан Лощинский стоял возле вагона, тревожно высматривая исчезнувшую девушку. Прозвенел вокзальный колокол, состав тронулся. Барон еще растерянно посмотрел по сторонам и на ходу вскочил в вагон.

Фаэтон несся по улицам Пшибичек, распугивая прохожих, разгоняя кур и гусей. Наконец повозка выскочила на окраину, и извозчик остановил лошадей.

— Все, дальше некуда. Приехали.

— Варшава далеко отсюда?

— Двадцать верст.

— Гони.

— А денег хватит?

Соня полезла в карман кофты, достала несколько купюр, протянула ему:

— Хватит?

— Через час будем в Варшаве! — радостно рассмеялся извозчик и ударил по лошадям.

От ветра и тряски проснулась Ривочка, заплакала.

Соня стала укутывать ее, прижимать к себе, но ребенку, видно, было холодно, он плакал все громче. Соня стянула с себя кофту, накрыла девочку, и та наконец затихла. Бричка, покачиваясь, ехала по неровной дороге, извозчик тихонько напевал что-то себе под нос. Соня полезла в корзинку, нащупала плотный пакет с деньгами и довольно усмехнулась.

Больница была лучшей в Варшаве: с мраморным полом, дорогими светильниками на белых стенах и даже собственным ботаническим садом.

Палата, которую заняла Соня, была самой дорогой в детском отделении. Ривочка лежала в кроватке и натужно кашляла, задыхаясь. Рядом с ней стояли немолодой доктор и Соня. Доктор печально качал головой, иногда бросал укоризненный взгляд на мать.

— Плохо, совсем плохо.

— Сделайте что-нибудь. Я хорошо заплачу. — В глазах Сони стояли слезы.

— Здесь деньги не помогут, — усмехнулся доктор, — у ребенка двухстороннее воспаление легких.

— Откуда это взялось?

— Вам виднее, пани. Где-нибудь застудили.

Соня стала тихонько плакать. Подсела на стул к кроватке дочери, погладила ее по горячей голове. Доктор залюбовался ее длинными тонкими пальцами, подошел поближе:

— У вас очень красивые руки.

— Да, — сквозь слезы согласилась она и опять усмехнулась. — Красивые… Соня Золотые Ручки. — Подняла на доктора глаза. — Сделайте что-нибудь. Прошу вас, пан доктор.

— Вы иудейка?

— Да.

— Здесь неподалеку есть синагога, пойдите помолитесь. Особенно если грешны.

— Грешна, — шепотом ответила девушка.

— Вот и идите. А Господь поможет вашей девочке.

Соня послушно последовала к двери.

Она неторопливо брела по шумной улице большого города, ни на кого не обращала внимания и тихонько плакала.

Синагога действительно находилась совсем недалеко. Девушка постояла какое-то время при входе, затем направилась внутрь. Синагога была почти пустая. Соня выбрала себе укромное местечко, закрыла глаза и стала молить Господа о помощи, о поддержке, о милости. Слезы текли по ее щекам.

Рива кашляла так надрывно и тяжело, что смотреть на ее мучения было невыносимо. Девочка временами начинала громко плакать, потом тут же затихала и снова начинала кашлять. Соня беспомощно сидела рядом, гладила малышку по голове, меняла влажную тряпочку на ее лобике.

В пасмурный день кладбище казалось унылым. Плитка на могиле умершей Ривочки была аккуратная, даже изящная. Соня в полном одиночестве и отрешении стояла перед нею, не молясь, ничего не произнося. Просто смотрела перед собой и молчала. Она повернулась, чтобы уйти, и тут увидела того самого доктора, который лечил Риву. Он издали сочувственно поклонился ей, приложив руки к груди. Соня никак ему не ответила и направилась к кладбищенским воротам.

В шумной толчее улиц Варшавы Соня шагала бесцельно, просто так. Ее толкали, задевали большую сумку, которую она волочила за собой. Переходя улицу, девушка не заметила пролетку и чудом увернулась. Ее сумка отлетела далеко в сторону, из нее выпал плотный пакет с деньгами, Соня безразлично подняла его, положила в сумку и побрела дальше.

Улица, толпа, шум и грохот проносящихся пролеток утомил Соню. Она нашла в сквере укромный уголок, расположилась на гранитном бордюре, крепко зажала сумку между ног и уснула. Проснулась оттого, что кто-то теребил ее за плечо. Соня открыла глаза — перед ней стоял молоденький полицейский.

— Пани, — он продолжал толкать ее в плечо, — здесь спать не положено. У вас документы есть?

Соня опустила глаза и вдруг увидела, что сумки нет. Растерянно посмотрела на полицейского, негромко сказала:

— У меня украли вещи.

— Кто украл? Какие вещи?

— Сумку… Уснула, а сумку украли. В ней было все, деньги, документы…

— Прошу проследовать в участок, пани.

Полицейский шел впереди, Соня тащилась следом.

— Пан полицейский, — позвала она.

Он оглянулся.

— У меня случилось несчастье, — произнесла девушка. — Я сегодня похоронила маленькую дочь.

Полицейский остановился.

— Вам сколько лет, пани?

— Шестнадцать.

— И уже дочь?

— Рано выдали замуж. За богатого пана.

Парень внимательно осмотрел ее, улыбнулся.

— А вы красивая.

— Была. А сейчас уставшая и страшная, — заметила Соня и попросила: — Отпустите меня, пан полицейский.

Полицейский подумал, неожиданно спросил:

— Голодная?

— Очень.

— Пошли.

Они пересекли площадь, вошли в небольшую ресторацию, уселись за столик и заказали обед. Девушка, хоть и была голодна, ела не спеша, изысканно. Полицейский с интересом и удовольствием наблюдал за ней.

— У тебя хорошие манеры. И очень красивые пальцы.

Соня засмеялась.

— Все так говорят, — неожиданно сказала она. — А моего отца убил полицейский.

— За что? — удивился парень.

— Пришли с обыском, офицер во время допроса ударил отца, и он умер.

— А мама?

— Мама? Мамы не стало раньше. Я ее очень любила.

— Значит, ты одна?

На ее глаза навернулись слезы:

— Теперь одна. После того, как похоронила Ривочку.

Полицейский сделал глоток кофию, уточнил:

— Одна и без денег?

— Ничего, — отмахнулась Соня. — Будут деньги, будет все.

Парень полез в задний карман брюк, вытащил бумажник, протянул девушке купюру.

— Возьми. На первое время.

— Спасибо, пан офицер. Мне просто так никто еще не давал денег.

Он рассмеялся.

— Значит, я буду первым! — Он рассчитался с официантом, поднялся. — Счастливо.

Соня тоже поднялась. Двинулась следом за полицейским, увидела бумажник, торчащий из его кармана, незаметно потянулась длинными пальцами.

Но в какой-то момент отдернула руку, тронула парня за локоть.

— У вас бумажник… Смотрите, чтобы не вытащили.

Он улыбнулся.

— У полицейских не вытаскивают!

Полицейский ушел. Сонька тяжело и беспомощно опустилась на стул, поблуждала взглядом по сидящим в кафе и обратила внимание на тучного хмельного пана, дремавшего за столиком.

Сонька поднялась и, направляясь к выходу, по пути изящно подцепила плотно набитую сумочку пьяного пана.

Поезд стоял под парами, готовый к отбытию. На вагонах сияла начищенная надпись «Варшава-Москва».

Соня в изящной легкой шубке направилась к кондуктору. Предъявила билет и поднялась по ступенькам в вагон. Все купе были изолированы друг от друга и представляли собой уютные кабинки с запирающимися дверями. Соня зашла в свое купе, и ей навстречу поднялся молодой галантный юнкер, лихо щелкнув каблуками.