Александра Мадунц - Убийство в закрытой комнате. Сборник рассказов Страница 10

— Не вижу озарения на твоем лице, — сказал Грин-чук, — Вот работу мысли вижу, а озарения — нет.

— Не мог он себе случайно выстрелить в сердце, — пробормотал Алик. — Не получается…

— Да-а?! Офигеть! — Гринчук улыбнулся. — Но ты же со мной только что согласился — не мог застрелиться Ларенко. Даже если и бьш у него повод, то не мог он так себя вести перед самоубийством. Ты согласился со мной?

— Согласился. Я еще со вчерашнего вечера об этом думаю…

— Зачем? — быстро спросил Гринчук.

— Что — зачем?

— Думаешь зачем?

— Не знаю… Сам пытался понять.

— Может, просто перестань думать? Ты ему не родственник, не конкурент… Или полагаешь, что в твою газету могут взять статью про то, что не мог Ларенко ни покончить с собой, ни застрелиться случайно? — Гринчук говорил серьезно. Очень серьезно.

— Как тебе объяснить… Вот ты по лесу идешь и видишь, что на дереве что-то висит. Что-то, например, красное. Ничего такого тут быть не может — нарушает это яркое пятно общий реализм и достоверность. Ты полезешь глянуть, что там такое? Честно — полезешь?

— Не знаю… Наверное. Только и ты имей в виду, что там может оказаться лопнувший воздушный шарик. Или, если очень повезет, какая-нибудь особо ядовитая змея…

Или мешок с деньгами. Выпал из самолета, висит, тебя дожидается…

Или повесился кто-то в веселенькой рубашоноч-ке, — закончил Гринчук, — Тебе оно нужно? Две версии всего — две.

Гринчук показал два пальца.

— Одна — самоубийство. — Гринчук загнул один палец. — Отвергнута и тобой, и следствием как несостоятельная и несоответствующая психологическому портрету погибшего и его общему эмоциональному настрою. Вторая — несчастный случай…

— И тоже практически невозможно, — вставил Алик запальчиво.

— Слово «практически» в протоколах не встречается. И следователями не используется. Практически убит или практически украл — чушь собачья. Несусветная. Что нам говорит принцип Оккама? Если отбросить все невозможное, то оставшееся — реально, каким бы фантастическим оно ни выглядело, — Гринчук почесал в затылке. — Ну решил прикинуть Ларен-ко, как это из такой штуки можно застрелиться. Ну в голову пришло — получится или нет? Сам-то что, никогда не делал глупостей? Вот и он: отстегнул магазин, приставил ствол, нажал на спуск и даже удивиться не успел — апостол Петр навстречу. Здравствуй, добрый человек, проходи, устраивайся. Что морщишься?

— Не знаю… Не лежит у меня душа к этому…

— Конечно, убийство — оно пошикарнее будет. Злодей проник сквозь стену в кабинет, дождался, пока принесут карабин, вылез, отобрал пушку, зарядил патрон, приставил-выстрелил и ушел назад, сквозь стену… Или нет, киллер спрятался в ящике стола или в шкафу. В сейфе, в конце концов. Вылез — дальше по тексту. И снова спрятался, переждал, пока все уйдут… — Грин-чук застегнул куртку и встал со стула, — Не получается детектив. Так, бытовуха… Но ты же знаешь, что даже в наше суровое время восемьдесят процентов всех убийств — это именно бытовые. Знаешь ведь? А самое опасное место на свете — ванная. А сколько народу от глупостей гибнет? Все, успокойся, отдыхай, веселись… Вон Машеньку куда-нибудь пригласи.

— Угу, — кивнул Алик. — В кафе. Кофе попить с орехами…

— Пожалуй, кафе она не оценит… Хотя, кто мы такие, чтобы знать желания женщин? — Гринчук протянул руку Алику. — Все, бывай! За телефон спасибо — я тебе должен. Не очень много, но достаточно. Обращайся, если что…

— Слушай, Юра! — удерживая руку Гринчука, спохватился Алик. — Отпечатки на карабине смотрели?

— Только его пальцы — никого постороннего. Не ломай себе голову, ничего не придумаешь. — Гринчук высвободил свою руку из пальцев Алика, помахал Маше и вышел на улицу.

Ага, не ломай голову. Еще не думай о белом медведе — так, кажется, наказывали в семье дедушки Ленина? Сядь на диван и не думай о белом медведе. Или о белой обезьяне? Да какая разница? Не думай о смерти Ларенко, Алик. Тебе только что как дважды два доказали, что нет других вариантов. Если не самоубийство, значит — несчастный случай. Третьего не дано. Не самоубийство. Точно. Значит — несчастный случай. Дурацкая шутка, закончившаяся трагедией.

Алик встал из-за стола, намотал шарф, натянул перчатки и шапочку. Может, и вправду пригласить Машеньку куда-нибудь? В кино? Отпадает, кинотеатры сдыхают потихоньку — холод, мрак, чушь… В кафе? Ты еще домой к себе пригласи, на равиоли.

— Спасибо, Маша! — сказал Алик, проходя мимо стойки, — До свидания.

— До свидания, — улыбнулась Маша, — Заходите!

— Обязательно.

Обязательно, повторил Алик, выходя на улицу. Юрка, наверное, прав — хорошая девушка, приятная. Только после развода Алик все еще не пришел в состояние готовности. Крутится в голове фраза про неудачника и нищенскую зарплату.

Ладно. Проехали. Машеньке только Алика до полного счастья не хватало.

Алик поехал домой.

Он честно пытался выполнить совет Гринчука и забыть об этом деле. Все, не его это дело. Нужно отдохнуть, прилечь на диван, включить телевизор… Здрасте, снова информация о покойном, только теперь разговор о несчастном случае. Показали брата погибшего — крепкий такой парень лет тридцати пяти. Держится уверенно, говорит спокойно, будто и не о родном человеке. Да, брат был иногда небрежен с оружием. Так получилось.

Так получилось.

Алик выключил телевизор, сел за письменный стол, подвинул к себе печатную машинку. Взять и соорудить детективный роман. Закрытая комната, все как положено: есть труп, есть оружие, нет подозреваемого и нет никакой возможности прилепить к делу злоумышленника. Алик настолько проникся мыслью о детективе, что даже занес руку над клавиатурой. Нужно придумать первую фразу, а там — пойдет.

«Выстрела никто не услышал…»

Алик потрогал клавишу с буквой «в», даже надавил легонько — рычаг с литерой приподнялся над общим рядом, замер в готовности. Нужно нажать чуть сильнее, не забыть перевести машинку в верхний регистр. «Выстрела никто не услышал…»

Точно, не услышал. Там такие двери, что можно было стрелять целыми днями. Хотя карабин грохочет так, что может прозвучать и сквозь две массивные двери с плотной обивкой. Но в приемной кто-то сидел, болтали, мог работать телевизор или играть музыка.

Ладно, просто примем к сведению — выстрела никто не услышал.

В одиннадцать сорок пять охранник отнес карабин. В двенадцать сорок пять был обнаружен труп. Час.

Вот интересно, сразу прозвучал выстрел, как только дверь за охранником закрылась, или через полчаса? Жена во сколько звонила? Уточнить бы, спросить. Жена ведь не сразу бросилась к секретарше, явно несколько раз перезванивала. Муж мог быть занят. Звонок — трубку с городского прямого не взял, может, вышел из кабинета. Звонок на мобильник — не взял. Может, пошел в туалет? Пять минут пауза и снова звонок на городской. И на мобильник. Сломаться оба сразу не могли, может, встреча важная. Кто может рассказать? Правильно, секретарша. Звонок ей в двенадцать сорок пять. То есть где-то в половине первого Ларенко уже был мертв.

Алик решительно отодвинул машинку, взял лист бумаги и написал на нем карандашом: 11–45. Подумал и добавил: охранник принес оружие. Принес оружие… То есть охранник был последним, кто видел шефа живым.

Так? Так…

Опаньки, прошептал Алик. Охранник. Черт-черт-черт…

Нет, в рамках полного бреда все могло выглядеть так: охранник берет карабин, заходит в кабинет, приставляет ствол к пиджаку шефа и нажимает на спуск. Если двери он за собой закрыл, то никто не мог услышать выстрел.

«Бабах!», охранник кладет карабин на стол и выходит, плотно прикрыв за собой сначала первую дверь, а потом вторую. Зачем плотно прикрыл? Понятно. А еще чтобы запах сгоревшего пороха не проник наружу. Возможно? Возможно.

Алик побарабанил пальцами по столу.

Очень возможно. Если брать отвлеченного абстрактного охранника. Технически он мог все провернуть. Шеф часто чистил оружие. Если задумал его убить, то нужно только дождаться вызова, приготовить в кармане патрон, в тамбуре засунуть его в патронник — это недолго. В конце концов, те, кто был в приемной, видели только, как закрылась наружная дверь. Сколько времени охранник стоял в тамбуре — никто засечь не мог. А хозяин кабинета видел только, как открылась внутренняя дверь. Можно хоть десять минут стоять между дверьми, собирать-разбирать оружие, досылать патроны и все такое. Потом войти и убить.

А, убив, можно даже не прощаться на пороге. Там и не попрощаешься толком — внутренняя-то дверь закрывается первой. Можно даже и не притворяться. Просто закрыть за собой дверь и сесть на стул или на диван в приемной. И ждать, когда будет обнаружен труп. И всех обмануть.

Всех, кроме гениального сыщика Алика Зимина.

Как ты дело раскрутил, похвалил себя Алик. Никто не смог, а ты, даже не побывав на месте преступления, не вложив пальцы в рану, все просчитал и раскрыл. Награду гениальному сыщику!