Александр Ли - Правосудие бандитского квартала Страница 10

– Я была уверена, что вы придете сюда, мистер Ларни. Ждала вас. Вам надо спрятаться. Вас повсюду ищут. Они даже проституткам раздали ваш портрет. Назначили за вас награду.

– Я знаю это, милая. Спасибо, что дождалась. Ты уже сказала обо мне Полу?

– Он сам узнал. Все только и говорят о вашем побеге.

– Как бы я хотел увидеть его. Но это пока невозможно. Ты должна помочь мне, детка. У тебя снова все получится. Сегодня вечером ты должна позвонить в полицию и сказать, что я прячусь на асфальтобетонном заводе в северном пригороде. Просто позвони и повесь трубку.

– Я сделаю все, как вы сказали.

– Это не все. До этого ты должна сделать еще одну вещь. Ты же художница, скульптор, у тебя это получится…

Я стал так осторожен, что шепчу свой план Лоре на ухо, она кивает.

– Это несложно. Я успею до вечера, – обещает она.

– Ты можешь раздобыть мне оружие?

Лора открывает свою сумочку и отдает мне револьвер. Она не так наивна, как мне казалось. Она готова была защищать себя, сидя в этом пустынном дворе. Я отдаю ей недопитую бутылку минералки.

– Если меня не станет, девочка, вылей эту воду, только аккуратно, подставив ладонь.

Она не спрашивает зачем, она мне бесконечно верит.

Ущербная луна то и дело выглядывает в разрывах низких туч. И тогда в ее неверном, призрачном свете становятся видны конструкции асфальтобетонного завода. Ажурные стальные фермы. Вышка с кабинкой оператора, кучи щебня и песка, ленты транспортеров. Завод старый, работает от случая к случаю, когда есть заказы. Тут можно неплохо укрыться, если тебя ищут копы.

Я стою на площадке, подо мной поблескивает черным зеркалом прикрытое высоко установленным на стальных опорах навесом битумохранилище. Это что-то вроде огромного бассейна, залитого расплавленной смолой, – единственное место на заводе, где во время простоев поддерживается «жизнь». Битум постоянно прогревается перегретым паром, он проходит по трубам у самого дна бассейна двадцатифутовой глубины. Если не греть его, битум застынет и потом потребуется неделя, чтобы снова растопить его.

Расплавленный битум булькает, переливается, от него исходит густой резкий запах. Я не знаю, какая там температура. Но явно больше, чем у кипящей воды. Не дай бог туда упасть!

Копы появляются неожиданно. Даже для меня, хотя я знал, что они приедут. Резко вспыхивают прожекторы на мачтах. Территорию асфальтобетонного завода заливает яркий, слепящий свет. Я не успеваю спрятаться.

– Вон он! – кричит один из копов, заметив меня на площадке. – Окружаем его.

Я стреляю в ответ. Стреляют и по мне. Пули свистят, рикошетят о металл. Они уже бегут по гулкой сварной лестнице, поднимаясь на вышку. Для выхода у меня – только не очень широкая стальная ферма, пролегающая над битумохранилищем, заполненным раскаленной смердящей смолой. Я отстреливаюсь и ступаю на эту ферму. Подо мной булькает, переливается битум.

Дождавшись очередного выстрела, я вскрикиваю, взмахиваю руками. Копы видят, как я еще секунду вишу, уцепившись за ферму, а потом с протяжным криком срываюсь. Мое тело падает в расплавленный битум, шипит, валит пар. Расплавленная смола обволакивает его, скрывает и вновь блестит, как черное зеркало.

– Вот дерьмо! – восклицает полицейский офицер.

Я слышу его, потому как в битум свалился не я, а искусно изготовленная Лорой кукла, которую она соорудила из такой же одежды, как на мне, набив ее сырым песком – вот почему шипело и валил пар.

Я лежу, распластавшись на стальной ферме, недоступный взглядам копов. Я только слышу, как они ругаются, а потом уезжают.

Все правильно. Не станут же из-за запеченного трупа беглого заключенного выкачивать все битумохранилище. Куда деть смолу? В лучшем случае дождутся, пока весь битум уйдет на приготовление асфальта, а для этого потребуется год, а то и два. Все, я для копов мертв. Больше никто не станет меня искать.

Еще несколько дней я отсиживаюсь в пригородном мотеле. Лора сняла номер, а потом ночью тайком впустила меня. Она же и привозит мне продукты. Так что никто меня не видит. Я беру с нее слово сообщить Полу, что я жив. Ведь бедный мальчик, узнав о моей смерти, потеряет последнюю надежду. Наконец, моя девочка появляется с хорошей новостью.

– Тони выпустили под залог! – шепчет она и обнимает меня крепко-крепко.

– Едем в город.

К Тони я попадаю без проблем. Старик, верный своим привычкам, на месте – в «офисе». Он рад тому, что я жив, хотя ему и жаль расставаться с деньгами, которые уже успел посчитать своими.

– Везучий ты, Топор. А я уже успел выпить за упокой твоей души – значит, долго жить будешь.

Ну, вот, теперь, наконец, я могу приехать к сыну и привезти ему деньги. Черт с ним, отдам все пятьсот тысяч с небольшим, оставив себе немного на жизнь. Ведь у меня теперь есть бриллиант. Продам его и стану богат. Надо же Полу и Лоре иметь стартовый капитал!

Лора открывает квартиру своим ключом. Взволнованный Пол выходит из гостиной. Я ставлю перед ним мешок с деньгами и улыбаюсь, на глаза наворачиваются слезы.

– Теперь все будет хорошо, – говорю я. – Обними меня.

Пол обнимает меня, я похлопываю его по спине. Какое счастье иметь сына. Знать, что ты оставил след на этой земле. И тут меня словно ударяет током в спину, трещит электрический разряд. Я теряю сознание.

Когда я прихожу в себя, то обнаруживаю, что сижу на полу, и руки мои прикованы к батарее. Я словно распят и ничего не понимаю. Потом до меня начинает доходить. На стуле лежит электрошокер, это Пол всадил мне электрический разряд в спину, когда обнимал. Бледная Лора стоит у стены, руки у нее подрагивают, губы тоже.

– Спасибо, конечно, за деньги, отец, – говорит Пол. – Вот только операция мне не нужна. Это Роберт Грэй подкупил доктора, чтобы он поставил мне такой диагноз. Док признался мне в этом, когда бывшего следователя обнаружили в могиле Самюэля. Совесть его замучила. Жизнь ты свою, по большому счету, прожил. А нам с Лорой лишние двести тысяч за твою голову не помешают. Сейчас я вызову полицию.

– Что ты делаешь? Одумайся, – шепчет Лора.

– Я знаю, что делаю, – Пол берет трубку и тыкает в экран пальцем. – Полиция? – переспрашивает он. – Я хочу сообщить вам…

Я рвусь изо всех сил, но от этого наручники только сильнее впиваются в мои запястья. И тут гремит выстрел. Пол с простреленной головой падает на ковер. Лора стоит с револьвером в руке, из ствола тонкой струйкой стекает дым.

– Что ты наделала, девочка моя? – говорю я.

Лора трясущимися руками расстегивает наручники.

– Я не знала, он ничего не говорил мне, – шепчет она трясущимися губами.

Я прижимаю Лору к себе, глажу по волосам.

– Боже, что я натворила? Я жду от него ребенка…

Новелла 2

Стекольщик только что закончил свою работу – в двери моего офиса стоит новое стекло, такое, как я и заказывал. На матовом фоне серебрятся строгие буквы: «Джон Браун. Частный детектив». Офис, конечно, тесноват. Микроскопическая приемная, в которой с трудом хватает места для письменного стола и дивана для посетителей, а за ней расположен мой кабинет – он чуть просторнее.

В приемной обитает моя секретарша Кэт. Она тут как рыбка в аквариуме. Милая, разбитная девчонка. На нее можно положиться во всем – от варки кофе до слежки за моими подопечными. Но пока еще она не пришла. Хмурым дождливым утром мне пришлось тащиться сюда, чтобы встретить стекольщика. Офис, конечно, обходится мне недешево, зато он расположен в приличном и людном месте – напротив Медисон Холла.

Прежнее стекло не простояло и двух месяцев, его вынес собой один из моих клиентов. Не люблю распускать руки. Но этот наглец отказался заплатить оставшуюся по договору сумму лишь потому, что его жена, за которой он нанял меня следить, как оказалось, ему не изменяла. Можно было просто выставить его за дверь, денег я и так и так не получил, но не сдержался. Иногда со мной такое случается. Называю это обострением справедливости.

Если бы у меня был сын, то с ранних лет я бы каждый день говорил ему: «Когда вырастешь, даже не думай стать частным детективом». Мерзкая профессия вообще, и вдвойне мерзкая, если тебе выпало жить в Бэйсин-Сити. Приходится узнавать о людях такие мерзости, что впору разочароваться во всем человечестве. У меня пестрая клиентура – от миллионеров до проституток. И мне нет разницы, на кого работать, лишь бы платили. Обычно меня нанимают ревнивые мужья или жены, чтобы я следил за их «половинами». Чего я только не насмотрелся через подзорные трубы и объективы фотоаппаратов-телевиков. Можно сказать, я навидался всяких видов со всяких ракурсов и смыслю не только в судебно-прикладной анатомии. Когда завяжу со своей профессией, то вполне смогу написать толстую книгу о сексуальных извращениях и психических расстройствах.

– Я не опоздала? – вместо приветствия говорит мне появившаяся в приемной Кэт и с тревогой смотрит на настенные часы.