Анатолий Галкин - Опасные игрушки Страница 10

Пока Люба не пришла в себя, Варя, прихватив бокал, конверт со своим отпечатком, красную корочку с московским проездным билетом, и, подмигнув Марине, выпорхнула из-за стола.

В номере они сели напротив входной двери… Ждать пришлось недолго. Через три минуты к ним влетела Люба – с горящими, бегающими глазами и почему-то растрепанная.

– Почему вы решили, что это я вам конверт подбросила?!

– По отпечатку.

– Он там случайно остался. Я это письмо случайно нашла. У вас возле двери, в коридоре. Взяла в руки, а потом вам под дверь просунула.

– Допустим… А как же звонок из Вены? У нас и свидетели есть.

– Не может быть у вас свидетелей. Я из номера звонила… Я одна была…

– А портье? Там все телефоны через его пульт… Сколько вы за это получили?

– Двести…

– Двести долларов?! Всего-то? Вас, Люба, за такую мелочь под уголовное дело подвели. Пять лет вам светит! Кому был звонок?

– Оксане… Он, тот, который деньги мне давал, сказал, что Оксана его жена, а они хотят над ней подшутить.

– Очень опасные шутки, Люба. Сколько было писем?

– Три.

– Где остальные?

– У меня. Я быстренько и их сейчас принесу. И Оксанин номер…

В этот момент раздался телефонный звонок. Непонятный, неожиданный и потому пугающий. Марина была ближе, но она ждала пока Варвара обойдет кровать и возьмет трубку.

– Слушаю… О, Игорь Михайлович, не ожидали!.. Понятно. Только вы с этой информацией опоздали на пять минут. Люба эта здесь, напротив меня сидит. Покаялась. Сейчас все письма принесет и телефончик некой Оксаны… Как не надо? Вы и это уже знаете? А какой мужчина ей деньги давал?.. Понятно. Будем ждать… Нет, эта Люба совсем не страшная. Она просто глупая и жадная.

Не дослушав разговор, Люба выскочила из комнаты с обиженным видом. Она была к тому же еще и гордая…

Марина покорно ждала пересказа разговора с Москвой. Но не дождалась.

– Варя, там все в порядке?

– В порядке… В Париже нас Олег Крылов встретит. Савенков считает, что нас подстраховать надо.

– А Оксана – это кто?

– Это все другое. И звонок в Вену, и письма эти – все это ерунда. Тут другие люди есть. Вот они-то могут нас в Париже искать… Хорошо еще, что мы через Марсель не поедем.

– Варя, а письма-то кто писал?

– Кто писал, кто писал… Муж твой писал… Второй муж. И, как мне кажется, тоже уже бывший.

Глава 5

Они разместились в самом дальнем ряду «Боинга – 737», в хвостовой части, рядом с туалетами. Самолет был заполнен не более, чем на две трети. Можно было спокойно найти себе места в центре. Но здесь, несмотря на косые взгляды снующих мимо стюардесс, можно было курить. И, главное, здесь можно было спокойно разговаривать о деле – перед ними было два ряда пустых кресел.

Еще в Шереметьево они договорились – в самолете не пить. И это мешало им больше всего. Отвлекало… Разговор же им предстоял серьезный.

За эти несколько дней, пока свободный от эфира Борзенко обеспечивал им визы, билеты, деньги, они сделали очень много. Но при этом ни разу не говорили о своих предстоящих действиях в Париже. План у них был, но без деталей, без подробностей. Очевидны были четыре основных пункта: найти Марину Гридину, через нее разыскать ее первого мужа, отобрать у него тот хитрый прибор и доставить его в Москву. Прибор доставить. Самого Валентина Маркова можно оставить на берегах Сены. Пусть живет. Если, конечно, объяснит, как той штуковиной пользоваться.

Они не очень рассчитывали, что вчерашний налет на Гридина что-нибудь им даст. Но они должны были это сделать. Они должны были проверить эту, пусть очень маленькую, но вполне реальную вероятность, которая яснее всего выражалась всемогущим словом "вдруг"… Вдруг Марина ухитрилась тогда ввезти прибор в Москву. Вместе с духами, шмотками и коробками с кухонной утварью. Тогда все это еще везли из дальних стран, а не покупали в магазинчиках у метро… Или вдруг этот оживший Марков бывал в Москве. Когда-нибудь. Два, три, четыре года назад. Приехал и оставил прибор на даче у бывшей жены. А вдруг!

Вчерашнюю добычу они просто не успели внимательно изучить. Так, просмотрели – пролистали. В тетрадках и документах Маркова просто не могло быть ничего важного или любопытного. Они были из тех времен, когда граница была на замке и секреты хранили в рабочих сейфах, а не в блокнотах в клеточку.

Записные книжки – это другое дело. Здесь было больше сотни связей Валентина Маркова. И по всем правилам каждую надо было отработать: установить, проверить, изучить. Допросить, наконец. Выпотрошить… На это нужно было много времени. Но его не было, как и настроения заниматься этим сейчас. Потом – да! когда исчезнет надежда найти все это в Париже, у самого Маркова, где-нибудь в домике на склоне Монмартра, в квартирке у этого шального изобретателя.

Лету до Парижа было часа три. Они вполне могли бы что-нибудь спланировать. Но все испортил этот проклятый "дьюти фри". Невозможно устоять, когда, не вставая с кресла, ты можешь купить пластиковую бутылку виски беспошлинно, а значит по дешевке.

После дегустации стало не до планов, хотя тема разговора не изменилась.

– Скажи мне, Юрий. Мы действительно ищем то, что ты так красиво описал этому Борзенко. Ты ему лапшу не вешал? Может быть весь этот прибор… один пшик? Может это телевизор какой-нибудь? Или… амперметр?

– Нет, Максим. Все точно. И знаю об этом только я. Я и ты… Там тогда такая секретность была. Ужас! Каждый знал только свой участок… А я всю информацию собрал – получилась картинка… К примеру – последние переговоры в Марселе. Миллионное дело. Завод нам французы должны были строить… То___________ неделю с ними бодались. Чтоб подешевле вышло. Наши им – сто тридцать, а те – сто тридцать пять. Постепенно начали на середине сходиться. Когда весь договор кроме цены был согласован, приехал Марков… В последний день торгпред по нашей наводке как ляпнет: "Согласны". И подписали! Ты суть улавливаешь?

– Улавливаю… Только после этого нет никакого желания отдавать эту штуку Борзенко. Он политикан продажный. А мы бы все в мирных целях… Представляешь, приходим мы в Москве в банк: "Нам кредит. И побольше. И без процентов, и без отдачи". А главный банкир, как те французы: "Согласен. Вам фунты или марки?" что ты об этом думаешь, Юрий Антонович?

– Шкура…

– Кто? Я!?

– Нет. Ты – дурак. А шкура – это от неубитого медведя. Не будем пока делить… Мне другое представляется. Вот иду я по Москве, а навстречу красавица. Не панельная, а… просто так. Я кнопку нажал – пойдем, мол, со мной. И она покорно так – тук-тук-тук каблучками.

– Нет, Антоныч, мой вариант не хуже. Если у тебя чемодан денег – любая побежит.

– Эта не побежит… Любовь, Максим, не продается.

– Покупать ты ее не хочешь, а прибором по башке огреть – это можно?

Они продолжали спорить и спускаясь по трапу, и в очереди у паспортного контроля, и на площади перед аэропортом.

– Посмотри, Максим. Вот тот блондин, что в нашем самолете летел… Будь у меня прибор, я бы из этого парня террориста сделал. Нормально – бомбу и беги, куда я сказал. Как?

– Этого парня и делать не надо. Он и так бандит. Посмотри, какие плечи широченные. Культурист он солнцевский. И один. Все туристы группами, а он… И трезвый.

– Ну мы тоже трезвые, но мы вдвоем. А этот бандит сейчас один сядет в такси и укатит…

Так и случилось. Олег Крылов один сел в такси и укатил к центру Парижа – там на узкой улочке рядом с магазином "Тати" должна быть гостиница, куда через день приедет Варвара, Марина и вся их группа.

Странно, но Рим запомнился больше всего мотоциклистами и карабинерами. Нет, конечно, Ватикан, Колизей, развалины у Капитолийского холма, фонтаны, мосты через Тибр – все это было. Но было, как и должно было быть, знакомое по множеству фильмов, плакатов и блеклых картинок в школьных учебниках. Удивляли не столько сами здания или монументы, а чувство, что ты находишься здесь, в том самом месте, о котором знал с детства и где начиналось многое, что есть сейчас в нашей жизни. Все это безумно интересно, но… ожидаемо.

Но мотоциклисты действительно поражали. Они были не в коже с заклепками – в костюмчиках и при галстуке. И их была тьма, пчелиный рой. Они ревели, рычали, грохотали. В пробках они юрко протискивались между машинами вперед и, когда освобождался путь, срывались с места как на самых отчаянных гонках.

Мотоциклетный вой и скрежет перекрывали только сирены карабинеров. В Москве такой вой и блеск мигалок можно видеть только при пожаре, взрыве или проезде президента. Поэтому в первый момент москвичу кажется, что в Риме все горит, взрывается или что в нем сотня президентов, которые постоянно мечутся по городу в сопровождении мигающих и завывающих карабинеров.

Очевидно, это было самое яркое впечатление от Вечного города. И Марина и Варя заявили об этом в один голос, когда обсуждали вопрос: "Что мы расскажем о Риме в первую очередь?" При этом они почти одновременно вспомнили маршаковский перевод английского детского стишка: