Кирилл Казанцев - Крысиная охота Страница 11

— Курилов Иван Васильевич, — такое ощущение, что у заключенного распрямились плечи, он глубоко вздохнул, прочищая легкие. — Заместитель начальника отдела печати и коммуникаций Октябрьской районной администрации.

— Адрес? — машинально возбудился Григорий Алексеевич, хватаясь за ручку.

— Демьяна Бедного, сорок четыре…

— Ну, что ж, Никита Владимирович, возможно, вы не совсем безнадежны… — Генеральская ручка заскрипела по вырванному из блокнота листку. И внезапно споткнулась, кровь ударила в голову. Генерал вскинул голову. Заключенный смотрел на него с усмешкой, с любопытством, немного с презрением. — Не пойдет, Никита Владимирович. — Олейник бросил ручку и откинулся на спинку стула. Он чувствовал, как краснеют мочки ушей. — Ответ не верен, улица Демьяна Бедного — это десяток многоэтажек параллельно Вавиловской трассе. Там даже частный сектор отсутствует.

— Ну, не сложилось, — пожал плечами Никита и издевательски засмеялся. — Повезет в другой раз, Григорий Алексеевич. А может все-таки поищете этого мужественного, хотя и вымышленного персонажа? Кстати, должен сообщить, господин генерал, что роль доброго полицейского — не ваша. Не к лицу она вам.

— Ну, хватит! — разозленный генерал шарахнул кулаком по столу, возвращаясь в привычное амплуа. — Охрана!

Двое конвоиров, отталкивая друг друга, вломились в помещение и, обнаружив, что каждый из присутствующих пребывает на положенном месте, застыли в ожидании.

— В карцер второго уровня! — рявкнул побагровевший Олейник. — И посмотрим, что он запоет через пару часов!

Двое кинулись выполнять приказ и через мгновение нависли сзади над Никитой со свирепыми мордами. Но не успели сдернуть его с табурета, как арестант встрепенулся:

— Ладно, Григорий Алексеевич, прекращайте, ваша взяла! Что угодно, только не карцер! Я все скажу…

Двое застыли с хищно разведенными конечностями, вопрошающе вылупились на хозяина. Григорий Алексеевич осклабился улыбочкой прожженного иезуита. Раз уж заключенный так много знает про него, то обязан представлять, что такое карцер второго уровня в центральном СИЗО.

— Попытка номер два, Никита Владимирович? — ласково сказал он. — Ну, давайте, послушаем. Излагайте свою новую версию, — он сделал охранникам многозначительный знак. Те застыли сзади по бокам, собственно, именно этого добивался Никита.

— Пишите, Григорий Алексеевич… — пробормотал он убитым голосом и опустил голову. — Этого человека действительно зовут Курилов Иван Васильевич, но трудится он не в Октябрьской администрации и адрес…

И тут словно молния ворвалась в помещение! Арестант быстрее выстрела соскочил с табурета (как долго он готовился к этому броску, просчитывая варианты!), бросился вперед, одновременно опускаясь на колени, толчок плечами и грудной клеткой — и массивный стол перевернулся, повалил остолбеневшего генерала вместе со стулом. Тяжелая столешница торцевой частью ударила по груди, пригвоздив к полу. Генерал ударился затылком, потерял ориентацию в пространстве и времени. Оторопевшие конвоиры не сразу выбрались из ступора. Заключенный, стиснув зубы, уже взлетал с колен, мчался обратно. Один из контролеров успел схватиться за кобуру, второй попятился. Никита запрыгнул с ногами на табурет (странные люди занимались «интерьером» помещения — табурет прикрутили к полу, а стол не стали), выбросил в сторону правую пятку — и контролер, запутавшийся в застежке кобуры, с отбитой грудиной и слезящимися глазами полетел, как снаряд, треснулся хребтом о стену в шаге от входной двери. На второго Никита просто рухнул — не было времени выдумывать что-то интересное. Оба повалились, контролер получил коленом в промежность — и вопль, идущий от души, сдулся в воробьиное чириканье. Никиту тряхнуло душевно, так и зубы можно на полку. Он откатился, выдалась минутка, передохнул, снова рывок, принял позу человека, справляющего под кустом большую нужду. Он пару раз переступил — и руки, скованные за спиной, оказались впереди, что, с одной стороны, приятно, а с другой — недостаточно. Подпрыгнул, окинув взглядом поле брани. Генерал Олейник лежал, придавленный массой стола, и вроде бы не рыпался. Ударился затылком, из носа вытекала кровь. Конвоир с поруганным достоинством пребывал в прострации — боль была адская, физиономия искорежена, как машина после аварии. Он даже хрипеть не мог, только рот раскрывал. Второй, отброшенный к стене, уже приподнимался. И вновь настырно тянулся к кобуре. Никита подлетел — рычаг на кисть и локоть, выкрутил так, что рука превратилась в штопор. Дал коленом под скулу — поникла головушка, потекло по губам и подбородку. Прыжком он вернулся к первому, а тот уже норовил что-то предпринять, даже вспомнил, что он вооружен. Вставал, шатаясь, как метроном, по физиономии текло ассорти из пота, слез, слюней, соплей. Наручники были досадной помехой, но Никита выкрутился. Он скручивал макушку конвоиру, двигаясь вместе с ним вниз, по спирали, тот пыхтел, сопротивлялся. А когда у обоих не осталось сил, Никита снова секундочку передохнул, двинул локтем по виску и выставил лодыжку, чтобы парень стучал башкой не очень громко…

Не спуская глаз с неподвижного генерала, он извлек из брючного кармана второго «пострадавшего» ключи от наручников (запомнил, куда тот их сунул), освободил руки. Оба молодчика были не опасны. Он извлек пистолет из кобуры, прислушался. Пока спокойно, никто не топал, чтобы ворваться в помещение и восстановить законность и порядок. Возможно, слышали шум, да и ладно — допрос идет, обрабатывают с пристрастием особо опасного преступника. Он бросился ко второму контролеру, и его избавил от оружия, метнулся на цыпочках к генералу, которого продолжала угнетать массивная столешница. Глаза у Григория Алексеевича были закрыты, нижняя часть лица забрызгана кровью из носовых отверстий. Никита потянулся к ящику стола, вытащил «Браунинг», о наличии которого давно догадывался по выразительным подергиваниям генерала. С оружием выходил переизбыток. Он дико устал, болело абсолютно все, что могло болеть в человеческом теле. Раздевание охранника, похожего по габаритам, вылилось в пронзительную пытку. Он стаскивал с себя рванину с пятнами крови, переоблачался, стонал от боли. Пусть в форме, пусть с оружием, он не сможет вырваться на свободу — он уже исчерпан, готов свалиться от любого дуновения ветерка. В этом здании туча людей с табельным оружием. Но он обязан попытаться, черт возьми! Это лучше, чем обрести пулю в затылок в холодном подвале. Он натянул на себя воняющую потом форму, надвинул на глаза фуражку, растолкал пистолеты по карманам. Снова взгляд уперся в генеральское тело под столешницей. «Почему бы не взять генерала в заложники?» — мелькнула здравая мысль. Пробиться к выходу вместе с ним — никто же не станет стрелять в начальника всей областной полиции. Остатки сил ушли на то, чтобы сдвинуть окаянный стол. Он кашлял, стоя на корточках, его рвало и выворачивало. Никита схватил Григория Алексеевича за шиворот, куда-то поволок, хрипел:

— Ну, давайте же, генерал, открывайте свои бесстыжие глаза, нечего тут мертвым прикидываться…

Но тот не шевелился, и попробуй определи, то ли и впрямь без сознания, то ли косит тут под потерпевшего. Он хлестал его по щекам, растрачивая себя непонятно на что, злился, плевался, но тот не реагировал. Он попытался его приподнять — бесполезно, сил не осталось. Дьявол! Возишься тут с ним, как с ребенком! Злость распирала Никиту, он отвесил Олейнику звонкую затрещину, отпустил, и тот опять растянулся, проблеяв что-то невразумительное. Хватит, он не мог терять драгоценное время. Пошатываясь, Никита принял горизонталь, оправил форму, призвал на выручку все, что оставалось в организме…

Спустя минуту странный человек в грязно-зеленой форме вышел из комнаты для допросов, расположенной в глубине сумрачного коридора. Он держался прямо — это стоило усилий. Передвигался уверенно — фактически на «автопилоте». Прошел в конец обшарпанного коридора, постоял, держась за стену. Расправил плечи, отправился дальше. Он находился в подвале помпезного мрачноватого здания с трагической историей и сомнительным настоящим. Вдалеке раздавались голоса. Но за первой решеткой мялся лишь один сутулый контролер. Услышав шаги, он повернул голову, смерил глазами приближающуюся фигуру «собрата». Освещение в этой части здания оставляло желать лучшего. Он немного удивился, обнаружив, что «собрат» всего один, и вид у него какой-то печальный.

— Открывай, — глухо проворчал Никита.

— А где Гаврилов? — сглотнул контролер.

— Работают с генералом, там работы непочатый край… — Не затягивая прелюдию, он достал из кармана пистолет, просунул его сквозь прутья решетки, чтобы контролер убедился, что это не игрушка, проворчал:

— Открывай, парень, ей-богу, пальну, мне все по барабану…