Татьяна Полякова - Отпетые плутовки Страница 11

— Юлька, расскажи, что тут происходило, пока меня не было. С самого начала. Мне надо разобраться.

— С самого начала? — удивилась она. — В смысле, с того дня, как ты пропала?

— Ага.

— Ну то, что Димка дурак, ты знаешь. В общем, менты в деревню приехали, в доме пусто, твоя машина брошена возле палисадника. И всё. Этот олух только на третий день пришел к нам. Павел Сергеевич… словом, разговор вышел неприятный, и отец его ударил… — Юлька сбилась, вытерла нос и продолжила:

— Сидели, как на иголках. Рано утром звонок. Требуют выкуп. Отец сразу согласился. Условие поставил, что ты позвонишь, хотел убедиться, что жива. Ты позвонила, ну, и договорились. Конечно, за деньгами наблюдали, то есть кто придет и все такое… Деньги взяла баба, шлюха, ясно, что подставленная, отбыла на такси, потом пересела к мужику в машину, они обратно на вокзал и в электричку. Здесь ребята их потеряли. Все произошло очень быстро. Парня вовсе не запомнили, высокий, говорят… Мало ли высоких? Никаких примет, темные очки, вот примета. Ушли деньги, и тебя не вернули. Отцу вызывали “Скорую”, сердце прихватило… — Тебе говорить не велел. Ох, Машка, что мы пережили… — Юлька заревела в полный голос, а я тупо рассматривала свои руки. — Где тебя держали-то? — спросила она.

— Не знаю, — вздохнула я. — Привезли с завязанными глазами, дача вроде. Не хочу я вспоминать…

— И не надо. Что было, то было. Отца жалко, каково ему…

Мы заревели на пару, обнялись на диване и обливались слезами до тех пор, пока не пришел папа. Юлька, должно быть, ревела от жалости, а у меня повод рыдать в голос был очень даже подходящий.

— Чего это вы? — удивился отец и стал поить нас чаем. Мы понемногу успокоились, и я задала вопрос, который меня очень волновал:

— Папа, а Багров, который меня привез, он кто?

— Спаситель твой? — удивился отец. — А черт его знает. Объявился по осени, привез письмо от одного человека. Мне он понравился. Я ему сказал, приходи, если что. А тут вдруг такое случилось… Он как раз в тот день пришел, когда выкуп взяли, а тебя не вернули. Пришел и говорит: “Помоги, Павел Сергеевич”, а я ему:

"Саня, рад бы, только у меня такое горе, голова кругом”. У меня, Машка, знаешь ли, на душе было… в общем, объяснил я ему, а он: “Дружок, мол, у меня есть, большой специалист по таким делам, вряд ли, говорит, без него обошлось, а если и без него, так он наверняка что-нибудь да узнает”. Я ему: “Саня, любые деньги, все, что хочешь, лишь бы дочь вернуть”. Вот и выручил, дай Бог ему здоровья.

— И сколько же он взял с тебя, папа? — деревянным голосом спросила я.

— По-божески, Машка, не ограбил. Да за то, что он тебя вернул, я его золотыми червонцами рад покрыть с головы до ног.

Комната скакала и прыгала, как черти в Сашкиных глазах, мне бы зареветь, кинуться к отцу, но слез уже не было, и к отцу я не бросилась. Если ему сказать правду, он Багрова из-под земли достанет, а Сашке я зла не желала. Не желала, хоть и оказался он редким подлецом, как я редкой дурой.

— Прости меня, папа, — попросила я.

— Ты меня прости, Машка. Моя вина. Юлька шмыгала носом, отец гладил мне руку, а я думала о Сашке. В конце концов я поведала отцу историю о своем заточении на чьей-то даче, место не помню, из людей никого не видела, почти все время спала, а очнулась в очередной раз в Сашкиной машине.

Мы немного покатались по пригороду, так, без всякого толку, и решили, что дачу эту вряд ли отыщем. Врать отцу было невыносимо стыдно. Я начинала плакать, а папа гладил меня по спине и повторял:

— Забудь все, котенок, все позади. Забудь.

Через неделю вдруг появился Димка. Все это время он жил у матери; потому что разругались мы в первый вечер после моего “освобождения”. Сначала он меня обнял, а потом заговорил:

— Знаешь, почему это случилось? Потому что твой отец бандит и тебя в эту грязь втягивает. Как ты еще жива осталась…

Слушала я его минут десять, а потом послала к чертовой матери. Он ушел к своей. Видно, здорово обиделся, потому что неделю не показывался и не звонил. Я в нашей двухкомнатной тоже не появлялась, жила в Южном. Может быть, все-таки надеялась, что Сашка вернется?

Димка пришел, устроился на диване и хмуро спросил:

— Что будем делать?

— Разводиться, — вздохнула я.

— Ты чего дома не живешь?

— Не знаю… Мне здесь больше нравится.

— Ты меня не любишь? — немного помолчав и собравшись с духом, задал он вопрос. Я покачала головой, изо всех сил стараясь не зареветь. — У тебя есть кто-то? — опять спросил он, и я ответила:

— Есть.

Димка поднялся и ушел, хлопнув дверью. Напоследок рявкнул:

— Яблоко от яблони!..

Прошел месяц, месяц мучительных дней и длинных-длинных ночей. Я знала: Сашку я больше никогда не увижу. С отцовскими долларами и чужими “Жигулями” Сашка где-то скалит зубы, черти в его глазах радостно резвятся, а сердце стучит ровно, и плевать ему на то, что мое болит и умных слов слушать не желает.

Я утешала себя тем, что все пройдет: через месяц будет чуть легче, время все лечит, боль отступит. Вот год пройдет — и забуду… Забыть не получалось. Мало того, что в Сашку я влюбилась по-настоящему, так еще жег стыд. Это ж надо быть такой дурой… Помогла ограбить родного отца…

В конце лета мы с Юлькой пили чай на веранде нашей дачи и вели разговоры по душам. Я неожиданно решилась и все ей рассказала. Юлька слушала внимательно, под конец хмыкнула и заявила:

— Я б этому стервецу… — вздохнула, косясь на меня, улыбнулась невесело и поцеловала меня в висок:

— Машка, он сюда не вернется. Слабо. Ведь не дурак же он, в конце концов?

Я пожала плечами и тоже улыбнулась:

— Кто ж его знает…

— Ждешь, значит?

Вопрос, жду ли я Сашку, очень волновал и меня, поэтому ответила я не сразу:

— Даст Бог, свидимся.

— И что? — загрустила Юлька, а я улыбнулась:

— Должок у меня…

Дни сменялись днями, выстраиваясь в месяцы, и тоска в самом деле отступила, хотя обида осталась. В целом же моя жизнь изменилась к лучшему.

С Димкой мы развелись. Правда, ушло на это полгода и потребовало столько нервных затрат, что ни на что другое просто сил не хватало. Димка подал на раздел имущества, и нервов прибавилось. Папа махнул рукой и сказал:

— Отдай ему все, что хочет. Может, он от этого станет счастливее.

Счастливее Димка не стал. Только наша разводная эпопея закончилась, как он появился у меня в квартире с букетом роз и улыбкой. Димкина способность вести себя так, будто ничего не случилось, неизменно вызывала у меня недоумение.

Воспользовавшись этим недоумением, он прошмыгнул в комнату, вручил мне розы и сказал:

— Рад тебя видеть.

— Спасибо, — промямлила я, воткнула цветы в вазу и устроилась в кресле, поглядывая на Димку с заметным сомнением. Парень он такой, что глаз да глаз за ним нужен: зайдет попить чаю и задержится лет на пять. В мои планы это не входило, потому гостеприимство я не демонстрировала и чай не предлагала.

— Ты мне соврала, — заявил он. Я удивленно вскинула брови: врать я вообще не люблю, потому что не умею, а врать бывшему мужу мне и вовсе без надобности. Я вздохнула и спросила:

— Да?

— Да, — удовлетворенно кивнул он. — У тебя никого нет. Я следил за тобой весь месяц.

— Лучше бы ты нашел себе работу, на которой платят деньги. С завода так и не уволился? — спрашивала я без всякого интереса, потому что ответ знала. Димка будет всю жизнь получать от случая к случаю полторы сотни, ныть, жаловаться на начальство и ругать правительство. Такой уж он человек, и тут ничего не поделаешь. — При чем здесь моя работа? — обиделся он. — Я о тебе говорю. Ты сказала, что не хочешь со мной жить, потому что у тебя кто-то есть. И соврала. Никого у тебя нет. Развелась ты со мной из-за своего папаши. Он меня всю жизнь терпеть не мог. И тебя настраивал, вот в конце концов и перетянул на свою сторону. — Не удержавшись, я зевнула, а Димка разозлился:

— И не надо делать такое лицо, и ты, и я знаем, кто такой твой отец. Добро бы просто вор, боюсь, он кое-кто похуже…

— Димка, — хмыкнула я. — Ты живешь в его квартире…

— В своей…

— Да. Мы продали квартиру, и ты купил на свою половину денег “малосемейку”, но квартиру нам покупал отец, на те самые ворованные деньги. Поэтому заткнись или продай “малосемейку”, а деньги отнеси в детский дом.

Такая перспектива повергла Димку в уныние.

— О чем мы говорим? — возмутился он.

— Как всегда, о моем отце, — пожала я плечами.

— Ты меня обманула, — напомнил он.

— Нет. — Я интенсивно покачала головой и решила озадачить Димку:

— Просто человек, которого я люблю, в тюрьме.

— Что? — Он выпучил глаза так, что умудрился напугать меня.

— Что слышал; Мой избранник сидит в тюрьме, выйдет через два года. Так как я не являюсь его женой, свидания затруднены. Но я его жду. Как только он вернется, мы сразу поженимся.

— Врешь, — недоверчиво буркнул Димка, а я еще раз покачала головой: